Известие о смерти Сванидзе достигло N-ска к обеду. В это же время в город привезли совершенно больную Лизу, она, увидев брата, бросилась ему на грудь, зарыдала, а потом осела, в очередной раз потеряв сознание. Вот в этот момент, когда ее хрупкое, теплое, податливое тело оказалось в его полной власти, Федор простил ее. Девушка ошиблась - с кем не бывает? Она влюбилась, поддалась на уговоры и совершила грех. Ну что ж! Он отпускает ей грехи, он любит ее даже такой. Егоров еще крепче прижал ее и незаметно, чуть касаясь волос, поцеловал. Теперь они будут вместе!
Началось следствие, за ним последовал скандал (обыватели узнали, что молодой князь был обнаружен голым на сеновале), затем похороны. Всей этой кутерьмы Федор не замечал, даже полицейский инспектор, очень проницательный и умный, не вызвал в нем ни грамма переживаний. Он спокойно дал показания, ни разу не отведя взгляда и не замявшись. Не то чтобы Федор был так в себе уверен, просто ему было не до этого - слишком он был занят Лизонькой. Он сидел у ее постели, кормил с ложки, выслушивал ее сбивчивые монологи, поддерживал под руку, когда она стояла у гроба жениха, и провожал ее на вокзал, когда они с Зинаидой отправились в их любимую Ялту, чтобы девочка успокоилась и пришла в себя после столь страшного удара.
Пробыли женщины в Крыму почти два месяца. Все это время Федор скучал, но пребывал в приятном волнении, ему казалось, что теперь все у него будет хорошо - Лиза забудет Георгия, полюбит его, а как же иначе, коль он ее так боготворит, потом они поженятся, он построит мельницу и, может быть, тогда избавится от ночных кошмаров. Так он размышлял о своей жизни, особенно часто вечерами, сидя в Лизиной комнате и прижимая к лицу ее надушенную ночную рубашку, и ничто, даже настороженные, а порой испуганно-пристальные взгляды отца, не могло омрачить его счастья.
Лиза вернулась! Она посвежела, повеселела, и на ее щечках вновь заиграл румянец. Федор еле сдержался, чтобы не сделать ей предложение прямо на вокзале.
Впоследствии выяснилось, что внешние перемены, произошедшие с девушкой в Крыму, еще не показатель душевного спокойствия. Лиза, хоть и улыбалась почти так же часто, как и раньше, теперь делала это отстраненно, печально и не особенно искренне. Еще она полюбила одиночество, покой, хотя до недавних пор самым обожаемым ее времяпрепровождением было посещение балов и пикников. Федор понимал, что показываться в общественных местах девушке мешает стыд - о ней до сих пор судачили городские сплетники, - но не желал мириться с ее затворничеством. Балы и театры - это еще не все. Есть же имение, лес, берег реки, и везде он готов с ней бывать. Каждый день Федор предпринимал попытки вывезти ее куда-нибудь, но Лиза, мило, но прохладно улыбаясь, отказывалась. Егоров мрачнел, злился, он даже думать не хотел о том, что она тоскует по этому павлину.
Когда со смерти Сванидзе прошло четыре месяца, Федор не выдержал. Они тогда сидели в гостиной одни, он листал газету, она вязала, хотя ряды прибывали очень медленно, слишком часто взгляд ее устремлялся в пустоту.
- Лизонька, перестань хоронить себя заживо. Давай я на балет с тобой схожу.
- Что? - Она заморгала удивленно, будто только заметила его. - А, на балет. Нет, спасибо. Я не хочу.
- А куда хочешь?
- Никуда.
- Совсем? Ну, я не знаю, может, в гости к кому?
- Феденька, не надо меня опекать. Я в порядке. - Лиза ласково посмотрела на брата и вернулась к вязанию.
- Ты страдаешь, я же вижу. - Федор взволнованно встал, подошел к ней, присел у ее ног. - Но это пройдет, ты забудешь его…
- Я никогда не забуду Жору! - страстно выкрикнула Лиза, и в глубине ее глаз засверкали слезы.
- Забудешь, тебе придется. Ты же молодая, прекрасная, тебе надо заводить семью.
- Я не выйду замуж, - решительно перебила его она.
- Как это? А как же дети?
- Нет. И детей не будет, я останусь верна своему жениху.
- Лизонька, девочка, перестань. - Федор гладил ее тонкие пальцы, умоляюще-нежно смотрел в глаза, но она вырвала руку и отвернулась.
Если бы Федор был постарше, если бы у него было больше опыта общения с женщинами, терпения, в тот вечер он бы не стал больше ни о чем говорить, но он был юным неопытным мужичком, поэтому решил выяснить все до конца.
- Ты решила больше не выходить замуж, потому что считаешь себя порочной?
- Что?
- Ты думаешь, раз ты была с мужчиной, другой не возьмет тебя? - Федор хотел ее успокоить, заверить в обратном. - Ты ошибаешься, то, что тебя соблазнили, еще не…
- Откуда ты знаешь, что меня соблазнили?
- Но раз ты с ним на сеновале…
- Почему ты решил, что это я была с ним? - гневно спросила Лиза. - Все говорят, что он таскал туда нашу кухарку Анну, она этого и не отрицала…
- Перестань. - Федору вдруг стало за нее стыдно, он терпеть не мог, когда кто-то перекладывает свою вину на другого. - Отец подкупил ее, ты это знаешь, я это знаю.
- Я, может, и знаю, а вот ты откуда? - Взгляд ее стал проницательным, острым.
- Я не дурак.
- Ты дурак! Ты говоришь о таких вещах, о которых не положено говорить. Не желаю тебя больше видеть. - Лиза в сердцах развернулась и сгорбилась обиженно.
- Прости. - Он потянул ее за локоть, она дернула им раздраженно. Федор ласково взял ее за плечо, развернул. Ее огромные глаза доверчиво смотрели на него, она ждала поддержки, или же ему только это показалось. - Я люблю тебя, Лиза, - тихо, но с большим чувством сказал он.
- Конечно, ты меня любишь, я же твоя сестра.
- Я люблю тебя не как сестру.
- Что? - На ее лице появился испуг, но он, занятый своими переживаниями, его не заметил.
- Я полюбил тебя с первого взгляда. Я понимаю, что ты переживаешь сейчас, но пройдет год, два, да сколько угодно, и ты забудешь его, и мы…
- Поженимся? - по-прежнему испуганно спросила она.
- Да, да!
- Федор, - Лиза высвободилась из его объятий, поморщилась, - я не выйду за тебя замуж, даже если забуду Георгия.
- Что? - Он растерянно отстранился.
- Я не люблю тебя как мужчину…
- Но ты полюбишь!
- …и вряд ли полюблю.
- Я буду ждать. Сколько захочешь. Ты не представляешь, как многое ты значишь для меня.
- Я могла бы обнадежить тебя, сказав, что подумаю, но я не хочу тебе врать. - Ее голос был печальным, но в нем слышались металлические нотки. - Ты не станешь никогда для меня больше чем братом.
- Я недостаточно хорош для тебя?
- Ты не понял. - Теперь она говорила ласково. - Ты славный, хороший, милый, самый лучший, но мы такие разные, и мы…
- Разные, значит. - Федор нахмурился - ему почему-то стало противно. - Хорошая отговорка. Значит, кувыркаться в сене с этим хлыщом ты можешь, а дать шанс человеку, который искренне тебя любит, ты не желаешь.
- Ты оскорбляешь меня! - возмутилась Лиза.
- Именно. Я тебя оскорбляю. - Федор был унижен, раздавлен, почти убит. После того как он так милосердно простил ее, она так жестоко, подло, бесчеловечно с ним поступает! - А ты понимаешь, что только такой влюбленный дурак, как я, да что там, только я… Только я возьму тебя порченой. А ты отвергаешь меня. Думаешь, что подцепишь еще какого-нибудь князька, да только ты теперь товар бросовый.
- Замолчи!
- Пройдет пара лет, и ты пожалеешь, что отказала мне. Потому что останешься одна, опороченная, несчастная. Еще локти будешь кусать! - Федор вышел из себя. Он впервые не смог сдержаться и кричал, надеясь заглушить этим криком свою боль и обиду.
- Перестань! Ты же не думаешь так, ты просто хочешь обидеть меня, уколоть побольнее, ты же хороший… - Лиза плакала, затыкала уши руками.
- А тебе хороший я не нужен! Ласковый, добрый, заботливый тебе ни к чему! - Федор схватил ее, затряс. И, видно, что-то, что промелькнуло в его глазах - издевка, торжество - при ее словах о его доброте, насторожило Лизу. Она вдруг перестала сопротивляться, всхлипывать и осторожно заглянула в его лицо. Она не узнала его! Это ее милый брат? Ее заботливый Федя? Нет, этот человек переполнен злобой и жаждет причинить ей боль.
- Федор, - тихо позвала она. - Федор. Это не ты?
- Что? - Он отпустил ее, вдруг придя в себя.
- Это не ты? Георгия? - Вопросительный, тревожный взгляд буравил его насквозь.
Сначала он хотел оправдаться, наболтать уверенно о своей непричастности, как следователю, потом надумал наорать на нее возмущенно, но он ничего этого не сделал. Молча, медленно и спокойно он развернулся.
- Федор, это не ты? - Истеричный крик раздался в тишине.
Егоров вышел из комнаты, не проронив ни слова, ни слезинки, ни вздоха.
Он поднялся по лестнице, старый-престарый, несчастный, отвергнутый, униженный и бесконечно влюбленный.
Он упал на кровать, проклял весь мир и провалился в свои неизменные кошмары.
…Прошла неделя. Лизу после неожиданного припадка увезли в Болгарию лечить нервы. Мать последовала за ней. Григорий вяловато взялся за дела и втихаря начал прикладываться к бутылочке.
Федор (теперь на нем всегда был темный сюртук, хромовые сапоги, прическа стала как прежде и появилась мягкая щетина, предвестник окладистой бороды) все больше пропадал вне дома, его перестали интересовать дела фирмы, самочувствие сестры, появившаяся склонность отца к пьянству. Федор стал другим.
А через три месяца он женился.
Глава 9
Уставший, грязный, хмурый, Федор возвращался из Ольгина домой. Позади остался 10-часовой рабочий день, его строящаяся фабрика, достигшая уже третьего этажа, насыпной берег Сейминки, дубрава; впереди - N-ск, желтый дом с колоннами на Нижнем базаре и Нонна.
Прошло больше года со дня егоровской свадьбы. А помнил ее Федор так смутно, будто произошло это век назад. Церемония была пышной, богатой, тесть - радостным, гости - пьяными. Жених с невестой - странно-спокойными. Егоровы, пожалуй, стали самой негармоничной парой, которая венчалась когда-либо в Старославянском соборе. Жених, девятнадцатилетний юноша с мягкой молодой бородкой, коренастый, крепкий, невысокий, не по годам серьезный, и жена - толстая, чернявая, набыченная, на голову выше жениха и на семь лет старше. Этот мезальянс многих удивлял, кого-то раздражал, но никого не смешил, смеяться над дочкой Астафьева никто не смел.