Никита навещал ее раз в неделю. Встречались они очень осторожно, с оглядкой, каждый понимал, что стоит Егорову услышать хоть намек, он раздавит их, как букашек. Отношения их носили чисто платонический характер, но и им они были рады. Обычно сводились свидания к разговорам и признаниям, да нежным поцелуям, большего они позволить себе не могли. Никита, правда, забирался по балкону в Аринину комнату, но оставался там недолго, зная, что ее часто навещает среди ночи Глаша, которая ради хозяйской похвалы готова была на все. К тому же Егоров в последнее время к своей огненноголовой любовнице, то ли из-за возраста, то ли занятости, охладел. Вот Глаша и следила за всем неусыпно, особенно за ненормальной супругой, надеясь, что благодарность за заботу всколыхнет в Егорове другие чувства.
Прошел год. Наступило Рождество. Арина стояла на крыльце и покашливала: до этого она просидела с Никитой полуодетая на балконе, вот и приболела. Егоров три дня как приехал, тоже хворый. Сумасшедшая жизнь его немного подкосила - выглядел он теперь совсем старым. Одышка, синие мешки под глазами, глубокие морщины на переносице. Арина считала, что все это от злобы, потому как Егоров не пил, не курил, регулярно постился.
Федор вышел на крыльцо. Увидев жену, встал напротив, на ступеньку выше, ему не нравилось смотреть на людей снизу вверх.
- Что-то ты странная стала, благоверная моя, - задумчиво проговорил он. - Глазки блестят. Румянец. Аль влюбилась?
Арина внутренне содрогнулась, но внешне оставалась безучастной. Егоров захохотал, словно сказал что-то смешное.
- Что стоишь как неживая? Признавайся, стерва, что задумала? Дом спалить? Или меня добить в светлый Христов праздник, а?
Арина продолжала молчать и тупо смотреть перед собой. Федор махнул рукой, после чего вернулся в дом. Вечером он отбыл в N-ск.
В феврале многое изменилось не только в жизни Арины, но и страны - произошла революция.
В N-ске, правда, с опозданием в три дня. Городские власти тщательно скрывали произошедшее в Петрограде, готовясь к отпору местных бунтарей. Выиграли они немного, так как вести, несмотря на то, что пресса упорно отмалчивалась, распространились быстро.
Так, 26 февраля в N-ске началась политическая забастовка, переросшая к 1 марта в революцию. В первый же ее день в городе родилась новая власть - Совет рабочих депутатов. Старые градоначальники были смещены. Губернатор, прокурор, полицмейстер, начальник жандармского управления попали под стражу. Егоров остался не у дел. Ко всему прочему на его фабриках творилось что-то невообразимое - рабочие решили взять власть в свои руки. Эти сумасшедшие дни стоили Федору дорого - он по-настоящему испугался и почти слег.
Похворав денек, Егоров решил бороться за свое положение и состояние. 2 марта он сформировал в Думе новый комитет, наименовал его «общественным», после переименовал в исполком, сам же остался его головой. На предприятиях навести порядок удалось не сразу. Созданный рабочими фабрично-заводской комитет развил бурную деятельность, акционерам пришлось с ним считаться. Егоров рвал и метал - его выводило из себя, что кто-то смеет ему перечить. Он буйствовал, грозился всех уволить, обманывал, что на складах нет то зерна, то топлива, пытался прикрыть фабрики. Это возымело обратное действие: рабочие не только не испугались, они начали помимо экономических требований выдвигать еще и политические.
Со временем все более или менее нормализовалось. Но спокойно жить Егоров уже не мог - любой дурак понимал, что двоевластие не просуществует долго.
На фоне этих событий - грызни, насилия, борьбы за власть - бурно расцвела любовь Арины и Никиты. Им не было дела до происходящего, они не замечали возбуждения, охватившего всех, не ощущали ветров перемен, они смогли наконец насладиться друг другом.
Егоров грыз глотки в N-ске. Фабрика, на которой трудился Никита, была временно остановлена. Глаша, зараженная всеобщим возбуждением, постоянно пропадала то на площади, то на станции.
Никита с Ариной смогли остаться одни. Все дни они проводили вместе. Катались, гуляли пешком, ездили в Перелесье. Именно в ее имении они и решили бежать.
Они сидели в сарае, единственном оставшемся после пожара, на деревянной скамейке. Было прохладно, пахло гнилым сеном, в дырку крыши просачивалась вода, но никогда они не чувствовали себя такими счастливыми.
- Убежим? - задорно спросил Никита. Последние события притупили его страх перед Егоровым.
- ОН найдет и прикончит нас.
- Аринушка, давай сбежим; пока он будет нас искать, многое может измениться.
- Что?
- Скоро власть перейдет к рабочим, и он перестанет быть всесильным.
- И что это изменит? Зверем он быть не перестанет.
- Пойми, если мы будем равны - он и я, - то нам нечего будет бояться.
- Вы никогда не станете равными. Его состояние двадцать миллионов. Он купит любого.
- В том-то и дело, что деньги у него отберут и разделят на всех.
- Как так? Разве такое возможно?
- Конечно. Скоро так и будет.
- Но это не совсем справедливо. Он же их сам заработал, не украл.
- Он эксплуатировал таких, как я.
- Но он…
- Ты его защищаешь?
- Господи, конечно, я буду только рада, если он лишится всего. Но мне кажется, что это только мечты.
- Вот увидишь, что я прав. - Никита прижал ее к себе. - Хватит медлить. Пока царит эта неразбериха, надо бежать. Когда он хватится, мы будем далеко. У тебя есть какие-нибудь деньги?
- Нет, откуда? Но у меня очень дорогие украшения. Я могу их взять. Потом, эта земля.
- Давай завтра же убежим.
- Мне страшно, Никита.
- Почему?
- Ты не представляешь, что это за человек. Он не просто убьет нас, если поймает, он заставит нас мучиться, пока мы не сойдем с ума.
- Теперь у тебя есть я. Я не дам тебя в обиду. Обещаю. - Голос его был уверенным, взгляд твердым. Арина, поколебавшись еще немного, согласилась. Он сжал ее руку. - Молодец, девочка. Сегодня вечером мы приготовимся. А ночью сбежим.
Их плану не суждено было осуществиться. Вечером нагрянул Егоров. Похудевший, еще более смурной, чем обычно, он собрал в доме верных людей с мельницы, Никита был в их числе. Они всю ночь что-то решали, а наутро Федор уехал, прихватив с собой Арининого любимого. Никита только и успел шепнуть, что приедет вскоре, а пока Егоров бросает их на работы N-ской мельницы и сулит хорошие деньги.
Арина стала ждать. Дни и недели. Теперь в ней не было ни капли сомнения. Она не плакала, не рвала на себе волосы, не злилась, когда очередной день проходил без вестей от него. Он приедет - это она знала твердо.
Она оказалась права. Через месяц Никита постучал в ее окно, когда она уже спала.
- Ты приехал? - только это она и смогла сказать. Он обхватил ее, закружил по комнате, зацеловал. Арина заливалась тихим смехом. Ей хотелось кричать и захлебываться счастливым хохотом, но она боялась поднимать шум.
- Я на полчаса.
- А мне больше и не надо. Все вещи собраны. Узелок давно лежит под кроватью. Можно бежать хоть сейчас.
- Аринушка, давай подождем немного.
- Но ты же сам говорил, что нельзя медлить.
- Знаю. Но послушай. За этот месяц я заработал сто пятьдесят рублей - это очень неплохо. У меня накоплено кое-что, плюс твои драгоценности. Если я проработаю еще пару месяцев, у нас будет на сто рублей больше.
- И что нам это даст? - Арина была разочарована. Впервые ее посетили сомнения.
- Аринушка, - Никита посадил ее к себе на колени, обнял, - мы поженимся. Это дело ясное. Но как мы будем жить, ты об этом думала?
- Можно снять домик в Перелесье. Попозже свой построить. Ты мог бы лошадей разводить. Мне не важно - как, главное - с тобой. Я готова даже под мостом жить.
- А я не хочу, чтобы моя жена, потомственная дворянка, жила под мостом. Я мечтаю о своем деле. Теперь, когда я поработал бок о бок с Егоровым и вник в суть его бизнеса, мне он не кажется уже таким запутанным. Теперь я понял, что Перелесье идеальное место для постройки мельницы.
- Ты хочешь стать фабрикантом? Владеть мельницей?
- Аринушка, времена фабрикантов, наподобие Егорова, прошли. Скоро все станет народным. Общим.
- Общее, значит - ничье…
- Нет, ты не права. Мы, бедняки, сможем, объединившись в рабочие артели, трудиться на себя. Создавать производства… - Никита был воодушевлен этой идеей так сильно, что не замечал скептицизма в глазах Арины. - Мы с ребятами уже решили объединиться в артель. Мы построим мельницу и будем сами на ней работать…
- Никита, ваших копеек не хватит, чтобы купить даже вальцевой станок.
- Мы не собираемся строить гигант. Пока не собираемся. Для начала нам хватит маленькой мельницы. А потом, если дела пойдут, расширимся…
- И тебе не хватает ста рублей? - иронично спросила Арина.
- И их тоже. Для тебя, конечно, это мелочь. Но для таких, как я, босяков, сотня - целое состояние. - Никита обиделся. Впервые их социальное неравенство послужило причиной размолвки.
- Не дуйся, милый. Два месяца я готова подождать, но ни днем больше.
- Я знал, что ты поймешь. - Никита прижал ее к себе. - Мне важен тот опыт, который я перенимаю у твоего мужа. Он гений, знаешь ли.
- Он дьявол. Но я соглашусь со всем, что ты скажешь.
Он уехал. Арина заняла свой пост у окна. Теперь ее уверенность немного поколебалась, но она уговаривала себя, что Никита прав. Он должен реализовать себя, заработать денег, чтобы не чувствовать себя ниже ее и ЕГО.
Егоров. Муж постоянно врывался в ее думы. И если раньше она просто его боялась, то теперь страшилась и его влияния на Никиту. Сразу было видно, что парень Федором очарован. Арина гнала эти мысли прочь вместе с воображаемым портретом своего мужа. Долой сомнения. Она будет счастлива наперекор всему.
Наступил август. На деревьях, словно седина в черной шевелюре, начали появляться единичные желтоватые листочки. Арина получила весточку от Никиты. Он наказывал готовиться и обещал со дня на день быть.