Раннее летнее солнце уже пронзало всю его комнату, полог кровати и рубашку на спинке стула прохладными ещё, но сильными и стремительными лучами, а будильник ещё не звенел.
Занавес упал.
С уходом из жизни старого тополя всё, что находилось на улице, стало вдруг неприятно открытым для его взгляда, а он сам упрямо не подходил к комнатному окну даже в пижаме, опасаясь показаться посторонним людям, по его мнению, торопливо спешащим там внизу, по тротуарам, до неприличия голым.
Днём под окна пришли рабочие с верёвками и лестницами, с руганью позвенели несколько часов множеством разных пил и убрали навсегда тело верного тополя.
Появились автомобили, люди, разные люди, движение, шум.
Оказывается, на противоположной стороне улицы, на старом и тёмном фасаде технологического музея, сияет огромной наглой радостью вывеска, призывающая людей срочно ехать на выгодные жаркие курорты. Юная девушка на вывеске была хороша, текст – по-хамски неграмотен и напорист.
Целую неделю он был вынужден рассматривать плакат, хмурился, отворачивался в кресле и вновь подходил к непривычно свободному окну. Теперь гораздо раньше стало светать, внизу появилась какая-то обширная жизнь, он встревожился ожиданием…
На следующее утро в окне аптеки опять не было света.
Он подождал несколько минут, неловко вышагивая неподалёку, потом оглянулся по сторонам и, смущаясь, приложил ладонь поверх глаз, вплотную пытаясь рассмотреть через стёкла сумеречную аптечную обстановку.
Стол был пуст.
Его кораблём теперь восхищался кто-то другой.
В субботу он сообщил Нессу о своём решении.
С почтительным уважением выслушав странные слова, приятель назвал его бунтарём, даже мятежником. Он не согласился, думая в эти мгновения только о смерти тополя.
Он не считал ступеньки на трапе, но, кажется, их было чуть больше тридцати.
Горячий воздух охватил его внезапно, сжал горло, сделал пристальным взгляд.
Вокруг были зелёные горы и океан.
Потребовался час, чтобы справиться с бурным дыханием восторга и успокоиться. Первый же встреченный европеец оказался весьма милым парнем.
– Работать? Здесь?! Ты с ума сошёл! В мире есть лучшие места, чтобы сделать хорошие деньги!
Для начала нужно было решить вопрос ночлега. Радостный таксист быстро привез его на холм, а хозяин ветхого бунгало, седой негр, согласился на скромный аванс и, открыв скрипучую дверь кладовки, дополнительно выкатил на траву ржавый велосипед.
– Живи, вот ключи от дома. А инструменты, приятель, там, в ящике, подкрутишь сам, если что надо будет…
Он подождал, пока такси уедет, бросил раскрытый чемодан на кровать, распахнул ставни и, радостно рассмеявшись, громко запел.
Под окном сине-жёлтого деревянного домика росла шикарная старая пальма.
Первым же делом он сменил одежду.
Переждав полуденную жару, он пешком спустился в город и в бестолковой, растрёпанной океанскими ветрами прибрежной лавчонке купил себе широкие полотняные брюки и лёгкую белую рубашку.
Многие из встреченных им мужчин ходили по знойным улицам в открытых сандалиях на босу ногу, он сделал в тот день так же.
Парень, тот самый, первый, с кем он тогда заговорил, Жан Монтишо, попался ему в городе ещё раз, расхохотался, хлопая его по плечам, и согласился заглянуть вечерком на новоселье.
Пальма широко шелестела в невидимой высоте узкими блестящими листьями, звенели за ночным окном сотни цикад, а в гавани, хорошо просматриваемой с холма, мелькали сквозь деревья жёлтые корабельные огни.
– Если просто так, попробовать, то можно… Многие приезжали сюда подышать океаном, покупаться, мне же, например, с самого начала понравилась здешняя жизнь!
Жан откинулся на спинку старенького дивана, покачивая в руке стакан.
– Здесь свобода, легко, не так, как там…
– Я навсегда.
– В таком-то возрасте? Давай лучше ещё выпьем…
В тот вечер Жан рассказал ему многое про жизнь на острове, про ремонт кораблей, про гонки богатых яхт, про интересы многочисленных туристов. Посмеиваясь над серьёзными словами собеседника, Жан всё-таки обещал познакомить его со знакомым владельцем судоремонтной мастерской, помочь при случае с работой.
– Только ты учти, приятель, здесь местные мастера не все бездельники. На каждую приходящую в гавань яхту они сразу же, как муравьи, набрасываются. Профсоюз у них тут есть, ребята, в общем-то, мирные, в портовом баре заседают, но своих в обиду не дают… Так что привыкай, побегать за каждой работёнкой придётся.
Он и бегал.
Первые деньги принесла ему мачта английской яхты.
Хозяин спешил на королевскую регату, но, не успевая экипажем выполнить всё намеченные подготовительные работы в срок, пригласил местных, бригадир островитян кивком лохматой головы позвал в свою компанию и его, на правах подсобника, справляться с верёвкой, которой поднимали в высоту гигантских мачт ловких мальчишек. С раннего утра они мачты очищали, а после – покрыли прозрачным лаком.
Бригадир, посмеиваясь, дал ему расчёт – половину тех денег, что причитались каждому из чернокожих парней. Ребята позвали его с собой в бар поужинать, но он всё ещё продолжал оставаться брезгливым по отношению к неграм и к их пище.
Вечерами, после прохладного душа, он подолгу сидел у раскрытого окна, внимательно слушал шёпот пальмовых листьев над крышей, и не спешил ложиться под марлевый полог, во влажные, в пятнах от крупных раздавленных комаров, простыни.
Гулко грохотала где-то вдалеке, в предместьях тропического городка, незнакомая, радостная языческими ритмами музыка, кричали допоздна в соседних домах дети, скрипела в кустах незнакомая опасная птица.
В белых брюках и свободной рубашке было легко, но он всё равно задыхался от просторного океанского ветра.
Однажды, с утра старательно перестирав в умывальнике свои простыни и развесив их на низкий колючий забор, он взял билет на старенький паром, регулярно ходивший на соседний остров, и три часа просидел у борта, рассматривая прозрачные линии волн, раскатывавшихся позади судёнышка, но в восторге вскинулся всего лишь раз, увидав совсем близко в воде манту, ритмично взмахивающую крыльями плавников, очень похожую на большой чёрный плащ с ослепительно белой атласной подкладкой.
Несколько раз за время прогулки на него оглянулась стройная рыжеволосая женщина, так же скучавшая на палубе в одиночестве.
А вечером он опять безуспешно пытался услышать что-то очень необходимое в шелесте прочных пальмовых листьев за окном своего жилища.
…Неожиданный утренний заморозок обманул с десяток людей на автобусной остановке и они, разные своими желаниями и одинаковые вынужденными поступками, встали, как мотыльки, в круг холодного света, бесцельно рассматривая в витрине освещённого уличным фонарём газетного киоска марки и открытки.
Он, высокий и загорелый, нервничал, вот уже почти час желая что-то сказать Нессу. Приятель то и дело подносил к своему огромному, уродливому, изрытый оспинами носу большой платок, потом так же молча поднял с асфальта разбитую пивную бутылку и, прошагав немного, бросил её в урну.
– Зачем?
Несс ещё раз забавно чихнул и мечтательно улыбнулся.
– Кто-то хотел испортить мне чудесное утро.
– А как твои внучки?
– Растут, и очень милые. И всё-таки, почему ты вернулся?
Осенний рассвет сделал ещё более рыжим рыжего кота, подстерегавшего голубей невдалеке, у пятна хлебных крошек, рассыпанных по чёрной земле.
– Свобода – это, оказывается, необходимость каждый день принимать решения. Для меня такое невозможно.
Вернувшись после прогулки домой, он перенёс из привычной комнаты, всё ещё сохранявшей для него память о верном тополе, все необходимые вещи в другую, выходившую окнами в тихий переулок, в котором вот уже который год росла, тесно прикасаясь к стенам и стёклам этажей, готовая совсем скоро стать взрослой, роскошная густая липа.
Он пододвинул кресло к почти закрытому листьями окну и включил негромкую музыку…
Побег из рая
Когда случается кораблекрушение,
время не ждёт, море нетерпеливо,
час промедления влечёт непоправимые беды.
Этой весной он неожиданно, мельком, лениво рассматривая в самолёте случайный красивый журнал, вспомнил о своём дне рождения.
И несколько дней подряд почему-то не забывал.
Вовсю уже грело солнце, начинал цвести шиповник, небо к полудню становилось медленным, а по вечерам – наливалось страстными закатами.
Он уверенно знал, что по всей стране множество зависимых от него людей готовили юбилей: администраторы обеспечивали условности предстоящего шикарного банкета, партнёры мучились выбором знаменательных подарков, журналисты обещали наконец-то раскрыть заинтересованной публике тайны его постоянных финансовых успехов, политики оттачивали формулировки взаимно полезных поздравительных речей.
А он уехал.
Не по делам, не в привычные города, а просто так, далеко, где его никто никогда не знал. Если уж надумал мужчина в кои-то веки отметить свой день рождения, то лучше всего это делать ему одному. И не дома. И не на земле.
…Оранжевые буксиры аккуратно вытащили огромный лайнер из тесноты порта на правильный морской простор. Погудели на прощанье и дружно убежали в переплетение причалов за следующим, таким же беспомощным, подопечным.
Раннее утро.
Не самый роскошный восьмипалубный пассажирский паром «STENA LINE» к исходу этого дня должен был пересечь небольшое холодное море почти точно с юга на север и ошвартоваться в тихом провинциальном городке другой страны.
По инерции новых впечатлений круизный народ продолжал ещё толпиться на открытых прогулочных площадках и шлюпочных палубах, но вскоре пронзительный бортовой ветер согнал большинство зевак вниз, в тёплые внутренности корабля.
У него, конечно же, был план. Очень хороший план.
И шампанское с собой, разумеется.
Тоже очень хорошее.