Не поднимая глаз и тихо улыбаясь, старик бережно гладил тёмными пальцами старую замшу альбома.
– Я принял единственно правильное, как мне казалось, решение. Обмануть тебя было легко, хоть сердце моё и разрывалось от непривычного стыда. Уговаривая себя, что потом всё смогу исправить, я солгал тебе. Был уверен, что правду ты мне не простишь.
Нашёл покупателя просто.
Альбом был по-настоящему ценен, а сама коллекция – уникальна. Я просил у торговца разумную сумму, в десять раз меньшую, чем реально стоили твои марки. Истинные знатоки могли бы справедливо их оценить, но нужно было спешить, счёт шёл на минуты, а деньги… Других вариантов у меня не было!
Кулаки старика сжались, голос задрожал.
– Он видел моё отчаяние и смеялся… Жирный ублюдок! На том же самом месте, что и сегодня, в такое же воскресное утро. Он бросил мне под ноги гроши и пригрозил, что позовёт знакомого полицейского… Ну вот, такая история.
И взглядом, и рукой старик обратился к забытому коньяку.
– Ты ведь простишь меня, а, сын?
Случайный солнечный луч как-то странно отразился от нашивки на рукаве офицерского кителя и блеснул в его повлажневших глазах.
– Давай-ка лучше выпьем, отец!
И моряк лихо, так, чтобы не было видно его лица, запрокинул коньячный стакан над собой.
А к столику уже торопился, счастливо показывая им издалека маленький металлический поднос со сладостями, мальчик.
Офицер накрыл своей ладонью ладонь старого отца, по-прежнему лежащую на альбоме.
– Ты прав. Теперь мне есть, что сказать нашему малышу…
И, решительно обернувшись, улыбнулся, встал из-за столика, шагнул навстречу.
– Эй, сын! Только что сообщили важную новость – мой корабль уходит в боевое океанское плавание, надолго, почти на год! Ты ведь будешь по мне скучать!? Ты будешь ждать моего возвращения?