В комнате воцарилась кромешная тьма — этакий подарок для меня! Сейчас я могла бы попытаться представить себя в объятиях кого угодно, но даже приложи я всю свою фантазию, мне бы это не удалось. Ни с кем и никогда я бы уже не спутала ни запах, ни руки, ни губы Вейна. Фантазии, мои милые неловкие сны, были бы нежными и неуклюжими. В них бы никогда и никто не сделал бы больно. Но в эту проклятую ночь я нуждалась и в этой боли, и в напоре, который обнажал и вытеснял из головы сводящие с ума воспоминания. Нуждалась в своем муже, как никогда.
Вейн укусил меня за губу. Я же на это только тихо всхлипнула, чувствуя, как разливается во рту металлический привкус. Дахар лизнул ранку — и снова, и снова, и снова. Безумный, дикий, он, кажется, пьянел от вкуса моей горькой и такой опасной для него крови.
— Ты сладкая, Айса. Сладкая и такая грязная, порочная и такая смертельно опасная, — бормотал в поцелуе Вейн.
Обидные, злые слова, но тон! Каким же тоном он это говорил! Никто и никогда так не хотел, и вряд ли когда-либо будет хотеть меня. Я осознавала, что просто тону в нем. Вот точно так же я задыхалась, лишь изредка, на ничтожно короткое мгновение, выныривала на поверхность, чтобы потом вновь погрузиться в неистовое беспамятство. Сделать спасительный глоток судорожными губами и погрузиться обратно в бездну.
Тишину комнаты нарушил треск рвущейся ткани — это Вейну не хватило терпения снять с меня ночное платье. Вспышка стыдливости и вновь беспамятство. Губы Дахара на моей шее — горячо, больно, хорошо — все одновременно. Его руки, холодные-холодные, на моей, покрытой испариной разгоряченной спине. Острое наслаждение, которое сменяется томительным страданием.
Мои ноги подкосились, и я, навалившись на Вейна, упала на кровать. Вспышка паники и вновь беспамятство. Его язык прошелся по моим обхоженным ключицам и ниже к часто вздымающейся груди, прикрытой тонким слоем ткани. На светлой коже, наверняка, останутся следы метки похлеще, чем у Вейна от ожогов, оставленным каким-то монстром или садистом в далеком прошлом.
Вскоре я оказалась полностью обнаженной и беззащитной в объятиях этого удивительного монстра в человеческом обличии. Вспышка смирения и вновь беспамятство. Пускай, пускай наполнит мою душу болью и горечью, пускай выжжет из моего измученного тела последние часы судорожных вздохов. Пускай оставит только себя во мне. И этот мир со всеми его проблемами и переживаниями смело может катиться в бездну к моей родной матушке.
Со своей рубашкой Вейн тоже не церемонился резко дернул, и дробь мелких пуговиц щекотно рассыпалась по моим груди и животу. Я положила ладони ему на плечи, погладила вниз, по рукам. Пальцами задела немного загрубевшую кожу. Дахар молчал, дышал тяжело, возможно, это был своеобразный благородный жест с его стороны, и таким образом он давал мне последнее время одуматься, осознать, с кем именно я собиралась разделить свою первую близость. Решиться на столь отчаянный шаг, прежде чем в омут с головой опускаться в это непонятное марево тумана.
— Что, Айса, уже жал…
Я не дала ему договорить, стремительно накрыв его рот ладонью. Нашел время идти на попятную! Говорить мне не хотелось, это казалось полнейшей капитуляцией. Я понимала, что голос выдаст меня с головой: всю мою трепетную грусть и тоскливую нежность. Положив ладонь ему на затылок, я медленно притянула голову Вейна к себе, поцеловала его, упиваясь этим коротким моментом его растерянности. Того самого трещащего осознания, что он полностью в моей власти.
В тишине громко звякнула пряжка ремня Дахара, холодный металл оцарапал мое пылающее бедро, но я едва ли заметила это. Перед глазами все плыло, живот сводило, и по коже бегали мурашки, особенно там, где меня касались его ледяные пальцы, а искры магии смешивались воедино. Это было невероятным коктейлем, от которого я сходила с ума и таяла.
Вейн накрыл мое дрожащее тело своим, в темноте его глаза блестели лихорадочно. Кажется, он хотел что-то сказать, но в последнее мгновение передумал. Ладонь его погладила по животу, скользнула ниже, к внутренней стороне моих бедер. Я выгнулась инстинктивно, вжалась в него — плоть к плоти, словно огромная кошка льнула к нему. С моих покусанных губ сорвался стон. Не задумываясь, обняла его ногами за талию, такой бесстыжий приглашающий жест. Старая я никогда бы себе такого не позволила. Но старая я уже умерла бы несколько часов назад, там, в гостиной.
— Ты запомнишь это, Айса! — прошептал Дахар, еще раз проведя языком по моей нижней губе. — Я не позволю тебе забыть, ясно? Я навсегда отпечатаюсь в твоей памяти.
— Я даже не буду пытаться, — произнесла я судорожно, неловко целуя его в плечо. — Я хочу это помнить, Вейн. Хочу… помнить… всегда!
А потом стало и больно, и хорошо, и так правильно что ли? Он не давал мне времени, он взял меня, поглотил полностью, от макушки до кончиков пальцев. Я навсегда запомнила этот момент. Вейн мне не соврал. Помнила каждый его толчок, каждый поцелуй, соленый вкус его кожи и жар рук. Помнила, как он прикусил мою нижнюю губу, когда кончил, как целовал мои почему-то мокрые от слез щеки и гладил все еще дрожащее после оргазма тело, которое никак не хотело расслабляться.
И еще помнила, как остывали под нами измятые простыни, как он рассеянно гладил мои волосы. Наверняка, думал о чем-то своем, иначе никогда бы не позволил себе этой небрежной ласки. Не сейчас, когда наваждение спало, а реальность неумолимо давала о себе знать.
— Дай своей голове отдохнуть, Айса, — пробормотал Дахар, — спи. Просто расслабься, рассвет уже совсем скоро. А новый день принесет с собой новые проблемы. Но об этом будет уже завтра.
Я хотела спросить, уйдет ли он? Сейчас после всего, что было? Оставит меня одну? Воспользуется этой ночью мне во вред? Боги, у него в рукаве был теперь такой козырь. Но стоило мне на мгновение закрыть глаза и поудобнее устроиться в теплых объятиях, как сон сморил меня.
Утром Дахара в спальне уже не оказалось. На тумбочке стоял поднос с завтраком. В столовой меня сегодня не ждали. Я помедлила, но осторожно поднялась. Голова кружилась, в горле пересохло. Из зеркала на меня смотрела все та же я — только воспаленные губы и темные круги под глазами напоминали о прошлой ночи. Ну, еще яркие следы на груди, шее и животе. И засохшие кровь и семя между ног. А так ничего не изменилось. Я и не надеялась. И щемящая боль, разлившаяся в груди, была совершенно не по этому поводу. Конечно, нет.
И даже клубившаяся в груди магия не могла заставить меня взглянуть на этот обеденный туман по-другому. Между нами ничего не изменилось. Хотя на что я, собственно, рассчитывала? Каждый из нас взял от этой ночи все, что только смог. Наши договоренности остались не нарушенными, и теперь можно было ни о чем не беспокоиться. Пока во дворце в очередной раз не произойдет, что-нибудь из ряда вон выходящее. Не думаю, что события заставят себя долго ждать.
Неожиданно, предчувствие меня не обмануло. И уже к вечеру я узнала то, о чем никогда не смела даже мечтать. Король Аинор Дахар мертв, заколот своей фавориткой во сне. Король мертв! Да здравствует новый король и королева! С этого момента я больше не жена принца, с этого момента я стала той, кто причастна к свержению власти. Вчерашняя я все же умерла в гостиной вместе с несчастной девушкой. А на смену той пришла уже новая я! Я, которая стала королевой, пусть и не по своей воле. От такого не отказываются.
ЭПИЛОГ
Колокола громогласно обзванивали всю округу около дворцовой площади. Синее пламя все еще бушевало перед глазами. Когда люди в черных масках попытались напасть на моего мужа. Такого священного ужаса я не испытывала даже в день собственной свадьбы. Когда суровый принц смотрел на меня своими ледяными глазами и ухмылялся во весь рот. Правильно, в тот момент я больше всего боялась его сумасшедшего брата, который решил, что сиротка сможет убить матерого мага. Но сейчас страх за жизнь супруга пересиливал все, и спонтанные всплески темного дара выходили из-под моего контроля. Для жены тьмы я отвратительно контролировала обретенный дар.
Но, кажется, не все было так плохо. Темный капюшон траурного одеяния слетел с головы Вейна, и я с удивлением узрела ярко горящие азартом и страстью глаза. Он не обращал внимания на тот крошечный факт, что стоял один против целой толпы наемников. Моего мужа это не волновало. Он вообще вряд ли сейчас замечал что-либо вокруг себя. Ему хотелось выплеснуть эту злость и ненависть. Доказать самому себе, что не отдавал приказ убить брата и навечно похоронить его останки в королевском склепе. Хотя тут я была солидарна с ехидными комментариями моей матушки. Аинор заслужил гнить в земле раньше времени. Никто не может быть прощен за попытку причинить вред жене тьмы, а уж дочери самой смерти и подавно!
Так что, мой муж расплатился с братом той же самой монетой. Правда, не стал делать из этого шоу. Как мне рассказали, ночью верные гончие младшего брата проникли в покои короля и предали того забвению. Больше всего мне было жаль фаворитку, но она оказалась единственной кандидаткой, подходящей на роль убийцы. То ли магия смерти на меня так действует, то ли стены замка, но я постепенно начинаю переставать жалеть людей. Что хорошего мне сделали в жизни? Только мой начальник и администратор из Бюро добрых дел заслуживают награды. Так я знаю, что они не возьмут ничего. Но подарок для них я все же нашла. Со следующего года у них будет новое здание с новеньким оборудованием и еще более секретными технологиями. А швею на свое место я уже подобрала, так что, наш маленький бизнес не умрет. Он мне давно стал родным и таким душевным.
И пусть теперь я королева. Это не мешает мне волноваться за родных и по-настоящему близких людей. Муж сделал первый шаг, и на парадной дорожке развернулась битва. Заклятия летели разноцветными вспышками, обрушивая колонны и вырывая с корнями шикарные кусты, посаженные еще матерью Аинора. Кажется, в этой жизни я видела еще слишком мало сильных магов. Огненное кольцо чистого голубого пламени окружило мужа и всех нападавших. Внутренний голос услужливо пискнул и напомнил, что вообще-то я бестолочь, и это моя магия там внизу клубится. Но как? Вейн не обладает зачатками некромантии, она вообще для него опасна. Он же погибнет от такого количества сырой враждебной силы в опасной близости. Надо срочно что-нибудь придумать и предпринять. Я не собираюсь становиться вдовствующей королевой, даже не коронованной толком.