Глядя на спящих Олсенов, мужчина задумчиво постукивал лезвием ножа по бедру. Точно так же постукивал себя пальцами по бедру Уэсли, погруженный в раздумья.
Приступ тошноты поднял к горлу Ярдли обжигающую горечь желчи, и она с большим трудом сглотнула ее, зажав рот рукой, словно физически запихивая ее обратно. Неизвестный медленно приблизился к кровати.
Оглянулся на видеокамеру, убеждаясь в том, что та сфокусирована правильно. Это был Уэсли.
Затем стремительно — словно это был бросок кобры — он наклонился и поднес лезвие к горлу Райана Олсена.
Джессика отвернулась. Не в силах больше сдерживаться, она бросилась в ванную. Ее начало рвать.
Когда рвотные позывы наконец затихли, Ярдли смыла туалет, после чего с трудом поднялась на ноги, держась за раковину. Посмотрела на себя в зеркало. Хотя она и знала, что мужчины находили ее привлекательной и выглядела она моложе своих тридцати восьми лет, сейчас Джессика показалась себе старой. Старой и усталой.
Сполоснув лицо водой, она прополоскала рот. Потом долго держала руки под струей воды, так долго, что лицо у нее практически полностью высохло. Сумочка упала на пол, Ярдли подняла ее и поставила на раковину. Достав одноразовую салфетку, вытерла лицо. Пользоваться полотенцами Уэсли у нее не было никакого желания.
Выходя в коридор, она услышала голос:
— Привет, дорогая!
Глава 42
Время остановилось. Все мысли Ярдли были прикованы к бумажной салфетке, падающей на пол. Не отрывая взгляда, она смотрела, как салфетка, покачиваясь в воздухе, медленно опускается вниз. Ее мышцы не откликались на указания головного мозга.
Уэсли выключил проигрыватель.
— Ты ни разу не изъявляла желания прийти сюда, — ровным, спокойным голосом произнес он, оглядываясь по сторонам. — Ну, как тебе здесь нравится?
Ярдли молчала.
Засунув руки в карманы, Уэсли присел на подлокотник дивана и шумно вздохнул.
— Представь себе мое удивление, когда мне позвонила управляющая. Право, я думал, что этот день никогда не настанет. Я полагал — наивно, наверное, — что смогу сохранить это в тайне от тебя. Я никак не мог предположить, что ты ввяжешься в это дело. Жаль, что ты не послушала меня и не оставила все как было. В конечном счете, дорогая, это ты во всем виновата.
Ярдли едва не сказала: «Тебе нужна помощь, Уэсли. Я могу тебе помочь». Однако по его глазам она поняла, что это будет бесполезно. Глаза Уэсли стали другими. Безжизненными, словно глаза куклы. А может быть, теперь Ярдли просто так их воспринимала…
— Я ухожу, Уэсли. Освободи дорогу!
Он указал на дверь:
— Ну разумеется. Иди.
Расстояние до входной двери составляло около двадцати шагов, если идти напрямую через гостиную, и шагов тридцать, если идти через кухню, в обход Уэсли. Хоть и худой, он обладал незаурядной физической силой и быстротой. Если попытается ее схватить, она от него не уйдет.
— Выйди из квартиры и спустись вниз по лестнице. А я пойду следом за тобой.
— Неужели ты считаешь меня настолько глупым? — презрительно усмехнулся Уэсли.
— Я думаю, что ты меня любишь, — солгала Ярдли. — И не собираешься сделать мне больно.
— Вот как? С чего ты это взяла? Ты ничегошеньки обо мне не знаешь. Ты даже не знаешь, как меня зовут.
Тошнота вернулась. Ярдли явственно представила себе, как они лежат в кровати, занимаются любовью, Уэсли смотрит ей в глаза и говорит, что любит ее, а она ему верит. Она сделала над собой усилие, сдерживая новые рвотные позывы.
— Что-то ты совсем бледная, дорогая… Не хочешь вздремнуть в спальне? Кровать очень удобная. А потом можно будет поговорить.
Джессика поняла, что он до сих пор не набросился на нее, поскольку опасался соседей. Квартиры маленькие, и кто-нибудь обязательно услышит шум.
— Я закричу!
— Кричи. Может быть, тебя услышат, может быть, нет. Но даже если кто-нибудь тебя услышит, он, возможно, ничего не предпримет. Ты правда готова идти на такой риск?
— А ты? Ты хочешь присоединиться к своему идолу в камере смертников?
— К моему идолу, — усмехнулся Уэсли. — Интересно ты выразилась…
— А ты бы как его назвал?
— Близким другом, оказавшим на меня большое влияние. — Он пожал плечами. — Наставником. Но наша работа — понимаешь, наша работа похожа, но не абсолютно одинакова. Эдди помог мне увидеть, в чем между нами разница. — Уэсли поморщился. — «Темный Казанова-младший»… Не могу передать, какое отвращение вызвало у меня это сравнение. Сначала я собирался подождать подольше с последним делом, с очаровательным семейством Майлз, но затем решил преподать вам всем небольшой урок насчет уважения. Я хотел написать кровью послание тебе. Средства массовой информации должны были как-нибудь меня окрестить, и я подумал, что могу сам выбрать себе прозвище. Я склонялся к «Отравленному шнурку». Знаешь, откуда это? Из средневековой Японии. Убийцы заявлялись ночью и проделывали маленькую дырку в черепичной крыше дома жертвы. После чего спускали тонкий плетеный шнурок к губам жертвы, а затем поливали шнурок ядом. Иногда яду требовалось несколько часов, чтобы стечь по шнурку и попасть на губы. Вот какой выдержкой обладали эти люди, среди которых были и женщины. Выдержкой, позволяющей им терпеливо ожидать смерть.
— Ты не убийца, Уэсли. Ты мясник, истязающий детей.
— Я так понимаю, дверная петля? — Усмехнувшись, Уэсли прищелкнул языком. — Такая жалость… Я собирался вернуться еще раз и заменить петлю, но у меня были опасения, что Кейсон оставил кого-нибудь наблюдать за домом.
— Не могу поверить, что ты потратил время на ремонт двери. Очень небрежная работа.
— Да, согласен, — кивнул Уэсли. — Ошибаюсь я редко, но когда такое происходит, я в этом открыто признаюсь. Решение было неправильное. Но только представь себе лицо ребенка, когда он открыл эту дверь… — Он хмыкнул. — Имело смысл рискнуть. — Закрыв глаза, сделал долгий вдох носом, после чего запрокинул голову назад, в потолок. — Джессика, ты даже не представляешь себе, что это такое. Сдавленные крики, которые отражаются от стен, казалось, зависая в воздухе, глаза, источающие из себя остатки жизни… И запах. — Уэсли снова шумно втянул воздух. — Порой этот запах является мне по ночам. Запах крови, опустошенного кишечника и пота. Отвратительный и в то же время пьянящий. Ничто не сравнится с запахом человеческого существа в момент смерти. Нет ничего даже отдаленно похожего на него. Он полностью овладевает… лишает возможности трезво мыслить… тонкий, едва уловимый… — Открыл глаза. — Как ты поняла, что это я?
— После того как я сообразила, что настоящей целью являются дети, нетрудно было установить, что одним из немногих учреждений, имеющих доступ к конфиденциальной информации об усыновлениях, является опекунский совет.
— И тут у тебя в голове что-то щелкнуло, так? — Уэсли кивнул. — Ничто не происходит само по себе, Джессика. Твое подсознание провело связь. А может быть, ты знала с самого начала, но не обращала внимания?
— Нет, — тихо выдохнула Ярдли.
Уэсли усмехнулся, почувствовав, что задел ее за живое.
— Быть может, тебе просто назначено судьбой быть с такими, как я и Эдди?
Закрыв глаза, Ярдли представила себе Тэру. Ей необходимо остаться в живых ради своей дочери. Больше у Тэры во всем мире никого нет.
До тех пор пока Уэсли говорит, он не сделает ей ничего плохого.
Ярдли мельком оглянулась на оставшуюся на раковине сумочку.
— Как долго ты следил за мной?
— Если я тебе скажу, ты не поверишь. — Он просиял.
— Наверное, теперь я поверю во все.
— Я так долго наблюдал за тобой… я знал тебя еще до того, как мы впервые встретились. — Уэсли скрестил руки на груди. — На самом деле ты один раз видела меня. Я следил за тобой; стоял жаркий июльский день, и я зашел в кафе-мороженое, чтобы что-нибудь выпить. Через несколько минут вошли вы с Тэрой. Мы улыбнулись друг другу.
Порывшись в памяти, Ярдли не нашла ничего похожего.
— Но знаешь, что во всем этом было самым сложным? Ты думаешь, влюбить тебя в себя? На самом деле это было проще простого. Сложнее всего было устроиться на юридический факультет. Узнав, что ты поступила в университет, я тотчас же подал туда заявление. Я тогда преподавал, скажем так, в более престижном заведении, а в Университете штата Невада имелась лишь вакансия ассистента. На кафедре не могли взять в толк, почему я, маститый профессор из престижного университета, готов довольствоваться должностью ассистента. В общем, я зарабатывал гроши и ждал. К счастью, когда ты училась уже на втором курсе, открылась вакансия профессора, и все встало на свои места. — Уэсли помолчал. — Правда, я скучаю по родным местам. Я ненавижу Лас-Вегас. Он такой… безвкусный, ты не находишь?
— Почему сейчас, Уэсли? Почему ты начал убивать именно сейчас?
— Боюсь, это лучше сохранить в тайне.
Встав с дивана, он шагнул к ней.
Глава 43
Тучи рассеялись, открыв идеальное голубое небо. Болдуин наблюдал за тем, как Ортис поглощает двойной чизбургер с луком и соусом чили с жадностью человека, спасенного с необитаемого острова. Соус то и дело стекал ему на подбородок, и он вынужден был вытирать его салфеткой после каждого откушенного куска.
— Вот моя дочурка, — заговорил с набитым ртом Ортис, — первым ее словом должно было быть «мама», правильно? Поэтому я провожу с ней весь день, понимаешь, весь день. Преподношу все так, будто делаю жене одолжение, занимаясь с ребенком, чтобы она делала свои дела, так? И весь день я обрабатываю малышку: «папа, папа, папа»… Снова и снова. И к концу дня она говорит: «папа». Естественно, Ребекке я ничего не говорю, а на следующий день она звонит мне и спрашивает, почему «папа», а не «мама»? — Он прыснул. — Если Ребекка узнает правду, она оторвет мне cojones[16].
— Гм, — неопределенно произнес Болдуин, уставившись в пустоту.
— Это весь твой обед? — спросил Ортис, откусывая очередной солидный кусок. — Ффего один фандвич ф тунфом?