– Я хотела быть здесь, когда ты вернешься. – Лив смерила бабушку свирепым взглядом. – Кстати, тут заходил твой поверенный с какими-то бумагами.
– Мой поверенный? – Бабушка вскинула голову.
– Наконец-то реагируем, – пробормотала Лив и продолжила громко, обращаясь к бабушке: – Да, Жюльен Кон. Это правда, что его юридическая фирма сотрудничает с тобой семьдесят лет? В Реймсе – городе, о котором ты при мне никогда не упоминала? Может быть, ты хочешь мне обо всем этом рассказать?
– Не то чтобы очень. – Бабушка Эдит почесала руку и посмотрела в окно. – Но думаю, что придется. Ведь именно поэтому мы здесь, разве не так?
– А почему мы здесь?
Бабушка молча направилась к себе в комнату.
– Одевайся, Оливия. Мне надо сделать один звонок, и мы выходим.
– Красавец, а? – Это были первые слова, произнесенные бабушкой Эдит после того, как они с Лив вышли из гостиницы и оказались на шумной улице. Лив поглядела по сторонам, но не обнаружила ни одного мужчины с примечательной внешностью, за исключением, быть может, посетителя кафе с серебристой шевелюрой, который пил кофе на открытой веранде под синим тентом.
– Этот? – Лив кивнула в его сторону.
– Что? Да нет же! – Бабушка выглядела возмущенной. – Я имела в виду Жюльена Кона. Это же очевидно. Хочется надеяться, что вкус у тебя сохранился и после развода.
Лив прищурилась, но бабушка Эдит лишь улыбнулась с самым невинным видом.
– Так как?
– А это существенно? – Лив подумала об обручальном кольце на пальце Жюльена. – Так вот оно что – ты потащила меня в Реймс глядеть на недоступных красавцев, чтобы оценить мое психическое здоровье?
– Значит, ты согласна, что он хорош собой?
– Ну, – Лив пожала плечами, – да, конечно. Развод сделал меня одинокой, но не слепой.
– Тогда ты не безнадежна. Мы на месте. – Бабушка Эдит резко остановилась перед брассери в одной из боковых улочек. Лив подняла глаза и прочла вслух:
– Брассери «Мулен».
Бабушка кивнула, но внутрь не пошла, застыв как вкопанная на тротуаре. Ее взгляд вдруг потускнел.
Несмотря на довольно ранний час, за уличными столиками было полно посетителей, они болтали, смеялись, пили – кто кофе, а кто и шампанское. Спешащий официант пронес корзинку с горячим картофелем фри, и рот у Лив наполнился слюной.
– Вряд ли что-то изменилось, – пробормотала бабушка Эдит, обращаясь скорее к себе самой, чем к Лив. Она сделала неуверенный шажок вперед, но колени у нее подкосились – Лив едва успела подхватить ее под локоть.
– Бабушка Эдит! С тобой все в порядке?
Бабушка восстановила равновесие и вырвала руку.
– Конечно. Отлично себя чувствую. Ну, так чего мы ждем?
Лив вошла в помещение следом за бабушкой, стараясь не отставать – вдруг той снова станет нехорошо. И, пока бабушка Эдит на своем элегантном безукоризненном французском выясняла у молодого темноволосого официанта, есть ли свободный столик, осмотрелась по сторонам.
Брассери была темной, с обшитым деревом просторным залом. Спускающиеся с потолка светильники выхватывали из сумрака только проходы между столиками из того же дерева, что и стены. На каждом стояла своя лампа. И хотя окна выходили на современную улицу, внутри время словно остановилось. Пожалуй, это место выглядело точно так же и пятьдесят лет назад, а то и все сто, подумала Лив.
– Voilà! – Официант подвел их к столику и церемонно выдвинул для обеих стулья, а когда они уселись, вручил каждой по двустороннему ламинированному листку с меню и унесся прочь к входной двери – обслуживать только что вошедшую молодую пару.
– Ты бывала здесь раньше? – спросила Лив, просматривая список закусок.
– Oui[16]. – Бабушка не стала развивать мысль, но краска сошла с ее лица, а руки явственно дрожали.
– Бабушка Эдит, ты уверена, что с тобой все в порядке?
Бабушка в конце концов подняла на нее глаза:
– Ты когда-нибудь прекратишь задавать мне этот вопрос? Я не собираюсь падать замертво, если ты об этом.
– Просто вид у тебя… – Лив помедлила, подбирая слово, – потрясенный. И я о тебе беспокоюсь.
– Не беспокойся. – И бабушка вернулась к изучению меню.
– Хорошо, – медленно проговорила Лив. – А есть здесь что-то, что ты бы порекомендовала?
– Не глупи. Я совершенно уверена, что, с тех пор как я была здесь последний раз, меню полностью переменилось.
– А когда это было?
– Лет семьдесят пять назад.
– Семьдесят пять… – Лив начала задумчиво повторять бабушкину фразу, но тут подлетел другой молодой официант, весь в черном, и с пулеметной скоростью принялся перечислять их фирменные блюда. Лив не успевала за его французским, поскольку в голове засело и крутилось это «семьдесят пять».
Бабушка Эдит, не спрашивая Лив, заказала им по бокалу шампанского и, как только официант умчался выполнять заказ, извинилась и сказала, что должна отлучиться в туалет. Некоторое время Лив смотрела, как она идет, потом замотала головой и вернулась к меню. Просмотрела лицевую сторону – перечень тартаров, несколько салатов, картофельный суп-пюре, мясной террин – и перевернула листок. На обороте перечислялись основные блюда – жареный тунец с семенами кунжута, морской лещ в фисташковом масле, гамбургер с картофелем фри – и фирменные коктейли. Внизу страницы курсивом был напечатан текст, озаглавленный «История брассери».
Лив заскользила глазами по датам и событиям, мысленно переводя прочитанное с французского. На нее произвел сильное впечатление тот факт, что ресторанчик существует с 1888 года. Первый владелец, Жиль Мулен, передал заведение сыну Пьеру. Тот детей не имел, поэтому после его смерти в 1936 году оно перешло к старшему сыну его сестры, Эдуару Тьерри.
Лив, оторвавшись от меню, посмотрела в ту сторону, куда ушла бабушка. Тьерри – это ведь ее фамилия и девичья фамилия самой Лив. Бабушка не появлялась, и Лив, сгорая от любопытства, стала читать дальше. Наверняка бабушка не просто так выбрала ресторан, принадлежавший раньше человеку с такой же фамилией. Это не может быть чистым совпадением.
Летом 1940 года Шампань оккупировали немцы. Вскоре после этого Эдуар и его жена стали активными участниками Французского Сопротивления. Они поддерживали местную сеть, помогали сорвать планы нацистов по передвижению войск в Марне и соседних департаментах, и им удалось снабдить армию союзников информацией, которая сыграла ключевую роль в решающем сражении. В конце войны Эдуар и его жена покинули Реймс, оставив брассери младшему брату Эдуара Гийому, который в 1950 году продал ее молодому ветерану Второй мировой войны Юмберу Буше. Сегодня ею владеет внук Юмбера, Эдуар Буше, названный в честь прежнего владельца, который проявил необычайное мужество перед лицом нацистской оккупации.
Когда Лив вновь оторвалась от листка, бабушка Эдит уже брела к столику, шаркая ногами и озираясь по сторонам так, как будто увидела привидение.
– Ты выбрала, что будешь есть? – спросила она, не без труда опустившись на стул. Подошел официант с двумя бокалами шампанского, и бабушка Эдит, подняв бокал, чокнулась с Лив и сделала глоток.
– Взять, что ли, салат нисуаз, – задумчиво произнесла она. – Или, может быть, омлет?
– А мы родственники тем Тьерри, которые раньше владели этим местом? – вместо ответа спросила Лив.
Бабушка поставила свой бокал и приложила трясущуюся руку ко лбу.
– Pardon?
– Здесь, – Лив подняла меню и указала на текст на обороте, – сказано, что во время Второй мировой войны этой брассери владел Эдуар Тьерри.
Бабушка Эдит взглянула на меню, и на мгновение ее лицо словно бы оттаяло, в нем проступила живость – и скорбь.
– Ну да, – прошептала она, – Эдуар.
– Бабушка Эдит, это был твой муж? – Лив знала только, что ее собственный отец никогда не видел своего отца. Бабушка Эдит никогда о нем не говорила. – И ты тоже участвовала в Сопротивлении, как Эдуар? И именно поэтому никогда не рассказывала мне о Реймсе и о том, что тебя с ним связывает?
Бабушка Эдит взглянула на Лив.
– Здесь это сказано? Что Эдуар участвовал в Сопротивлении?
– Да, но ты не ответила на мой…
– Боже мой, – пробормотала бабушка Эдит. – Если бы он был жив и увидел, что его тайна напечатана в меню его собственной брассери, как… – Она осеклась, а Лив с любопытством подалась вперед.
Но тут подошел официант.
– Bonjour, mesdames, avez-vous fait votre choix?[17] – спросил он, совершенно не считаясь с моментом. На лице бабушки Эдит появилось смущенное выражение, затем она нахмурилась и показала на свой бокал с шампанским.
– Je ne veux pas de cette coupe de champagne. Je veux un martini. Du Gordon’s, s’il vous plaît, avec une olive[18].
Официант взглянул на Лив, затем кивнул, забрал шампанское и умчался в бар.
– Так что? – спросила Лив.
– Это место связано с жизнью многих людей, – сказала бабушка Эдит после долгой паузы. – Людей, которые спаслись. И тех, кто погиб.
– Ты имеешь в виду Эдуара? Но он умер уже после войны?
Вновь явился официант, бесшумно поставил на стол мартини с одной зеленой оливкой на шпажке и заторопился прочь. Бабушка сделала маленький глоток.
– Война была давным-давно, Оливия. И каждый из нас сделал свой выбор.
– Бабушка Эдит, пожалуйста! О чем ты?
– Я – я хочу тебе рассказать. Но, понимаешь, это очень тяжело.
– О чем рассказать? Ты ведь привела меня сюда ради этого? Ты была здесь во время Второй мировой войны?
Бабушка молча выловила оливку и отправила себе в рот, после чего одним долгим глотком допила остатки мартини. Затем раскрыла сумочку, достала оттуда пару двадцатиевровых купюр и положила на стол.
– Я, кажется, потеряла аппетит. Извини. Пожалуйста, оставайся, поешь без меня. – Она поднялась и, не дожидаясь ответа Лив, пошла к выходу.