– Мишель, – выдохнула Инес, не в силах оторвать взгляд от оружия.
– Она все видела, – рявкнул мужчина. – Она знает. Мы так не договаривались.
– Иди спокойно, – ответил Мишель. – Я беру это на себя.
– Берешь на себя! – Теперь ярость мужчины была направлена на Мишеля. – Ты знаешь, что Фернан не терпит ошибок.
– Я это исправлю, – глухим сдавленным голосом произнес Мишель и впился ногтями в руку жены с такой силой, что Инес вздрогнула. – Иди.
– Все будет сказано Фернану. – Мужчина бросил еще один свирепый взгляд на Инес и растворился в темноте, будто призрак, будто его тут и вовсе не бывало. Но когда Инес наконец осмелилась взглянуть в лицо Мишеля, то убедилась: нет, ей не показалось.
– Не хочешь объяснить мне, что ты здесь делаешь? – прошипел он.
– Может быть, отпустишь меня сначала?
Опомнившись, Мишель разжал пальцы. Инес потерла руку, и в глазах мужа мелькнуло смущение. Но он тотчас снова посуровел:
– Инес, зачем ты сюда пришла?
– Ты собираешься меня допрашивать, как будто я перед тобой виновата? Объясни, что это?
– Что «что»? – Мишель попытался встать так, чтобы загородить собой бочки, заполненные винтовками, и это было бы смешно, если бы не серьезность ситуации.
– Оружие, Мишель. Винтовки в бочках.
Гнев на его лице сменился растерянностью, а затем испугом.
– Но ты же никому не скажешь, Инес?
– Ты правда думаешь, что я на такое способна?
– Не думаю, что ты намеренно меня предашь, но…
Инес не дала ему договорить:
– Что «но», Мишель? Тебе не кажется, что это предательство?
– О чем ты?
– Как ты можешь подвергать нас такому риску?
– А, так ты о себе беспокоишься? – В голосе Мишеля зазвучали знакомые холодно-высокомерные нотки, и Инес разозлилась.
– Как ты смеешь заявлять, что я эгоистка? Если бы немцы нашли оружие, то арестовали бы нас обоих, а не тебя одного. И Тео с Селин тоже! Понимаешь, в какой мы опасности из-за тебя?
– Не из-за меня! Из-за треклятых немцев!
– Но нам ничего не грозит, если мы будем соблюдать их правила!
– Их правила? Нет у них никаких правил! Мы должны дать им отпор, и…
– Разве ты не сам говорил, что надо потерпеть?
– Нет! – Эхо крика раскатилось далеко по погребам, и Мишель огляделся вокруг, спохватившись, какой шум они подняли. – Нет, – повторил он уже тише. – Мы пробовали. Почти два года мы старались с ними ужиться. Но я больше не могу.
– И что ты делаешь в этой связи? Нелегально переправляешь оружие? Кому?
Вопрос Мишель проигнорировал:
– Нам самим, возможно, ничего и не грозит, но как быть с теми, кому грозит? Ходят слухи, Инес, что скоро и здесь возьмутся за евреев по образцу Германии. Разве можно спокойно смотреть, как наших друзей и соседей забирают ни за что ни про что? Просто за происхождение.
Мишель отвел взгляд, и внутри у Инес что-то сдвинулось.
– Ты имеешь в виду Селин? Ты делаешь все это, чтобы защитить ее?
– Я имею в виду всех наших евреев. Селин тоже, но неужели это важно?
Она долго смотрела на склад оружия, ища слова.
– Важно, Мишель, и даже очень. Почему ты стремишься защитить Селин, а не меня?
– Но это же очевидно. Ты как христианка в относительной безопасности, а над ней нависла угроза.
– А если немцы явятся за мной из-за того, что ты здесь делаешь?
Мишель не ответил. Взглянув ему в глаза, Инес спросила себя, точно ли он все еще ее любит. Там не было ни тени теплоты или хотя бы понимания – только враждебность и настороженность. Конечно, идеальной женой ее не назовешь, но такого она все-таки не заслуживает.
– Почему ты мне про это не говорил?
– Инес, это тебя не касается.
– Еще как касается. Ты просто не доверяешь мне, верно?
– Я… – Мишель поколебался. – Не совсем так. Просто мне нельзя тебя во все это вовлекать.
В последний раз взглянув на винтовки, Инес вдруг ощутила странную ясность: все встало на свои места, будущее определилось.
– Ну, тогда спокойной ночи. – Она повернулась и зашагала к выходу на поверхность, в холодную пустоту. Издалека донесся собачий вой. Налетел порыв ветра, и Инес почувствовала, как слезы замерзают на щеках.
Утром Инес проснулась намного позже, чем всегда. Обычно в эту темную пору глухозимья она поднималась задолго до рассвета, наступавшего только в девятом часу: разводила огонь, прибиралась, варила Мишелю желудево-солодовый эрзац-кофе и собирала какой-никакой завтрак. Но вчерашнее отняло все силы, а разбудить ее было некому: Мишель в спальню так и не вернулся.
Инес подошла к окну и вгляделась в сумрачное утро, но на снегу во дворе не было ни единого следа: ничто уже не напоминало ни о призрачном ночном посетителе, ни о тяжелом разговоре с Мишелем. Она быстро оделась, собрала волосы в пучок. Натянула кофту, связанную Селин, но та душила, кожа в ней зудела, и пришлось снять ее и сунуть обратно в ящик шкафа.
Она уже спустилась вниз и разбирала вымытую посуду, когда из-за окна донесся голос Мишеля и заливистый смех Селин. Инес замутило, пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть. Теперь Мишель тоже смеялся, низкий звук проникал сквозь оконное стекло. Гнев сотнями шипов вонзился в кожу Инес. Что же это такое? Она знает тайну мужа и согласилась принять на себя риск, связанный с его решением, а он там во дворе развлекает Селин?
Она чуть отодвинула занавеску. Мишель стоял всего в нескольких сантиметрах от Селин и, наклонившись, что-то тихо говорил ей на ухо. У них роман? Что за безумная мысль! Инес всегда считала, она достаточно хорошо знает мужа, чтобы не сомневаться в его верности. Однако ночной разговор показал, как мало она его знает на самом деле.
Селин вновь рассмеялась в ответ на слова Мишеля, потом они посмотрели друг на друга долгим взглядом, каким смотрят влюбленные перед тем, как поцеловаться. Но затем Селин шагнула назад, а Мишель отвернулся. Однако увиденного Инес хватило.
Она не позволит себя дурачить и не станет сидеть в сонном Виль-Домманже в роли покорной жены, пока муж принимает рискованные решения относительно их общего будущего и флиртует с женой chef de cave! Инес швырнула об пол тарелку и заметила в окно, что Мишель повернул голову на звук. Он направился к крыльцу, но Инес уже шла наверх паковать свой саквояж.
Ее больше не волновало, что машина нужна Мишелю, – если ему надо куда-то поехать, пусть попросит кого-нибудь из своих таинственных друзей. А если ему мало одной Инес и он готов рискнуть ее жизнью, чтобы защитить Селин, значит, так тому и быть. А она едет в Реймс.
Глава 13Февраль 1942Селин
Селин спрашивала себя, видела ли Инес их разговор с Мишелем и не подумала ли на этот счет что-нибудь не то. Не слишком ли она весело смеялась, не слишком ли близко подошла к Мишелю, не выдала ли свою растущую симпатию к нему? Чувства, конечно, неподобающие, но ведь она не дала им воли? И никогда не даст.
Мишель всего-навсего спросил ее о самочувствии. Кажется, вам нездоровится, сказал он, а Селин в ответ рассмеялась и объяснила, что Тео вечером попросил ее попробовать шово нескольких разных урожаев, чтобы убедиться, что урожай 1938 года созревает правильно, и она, наверное, выпила слишком много. Но Мишель по-прежнему казался обеспокоенным: «Не хочу быть назойливым, но если вас что-то тяготит, вы всегда можете ко мне обратиться».
Селин ответила, что с ней все в порядке. В конце концов, что еще она могла бы сказать? Что забота Мишеля для нее очень важна, ведь мужу до ее проблем нет дела? Что ей одиноко как никогда? Что она ложится в постель с чужим человеком? Что больше не делится с ним страхами за отца, потому что знает – он пожмет плечами и переведет разговор на брожение или здоровье виноградных лоз? Но это было бы предательством, поэтому она лишь покачала головой: «Я… мне пора браться за работу».
Тут в доме что-то зазвенело, видимо, разбилось, и Мишель кинулся туда, вполголоса костеря Инес.
Спустя двадцать минут, когда Селин и Тео поворачивали бутылки в погребе, тишину нарушил гул мотора наверху.
– Разве Мишель куда-то собирался? – спросил Тео, не прерывая работу. Он брал бутылки обеими руками, по две одновременно, и рассчитанным движением, почти не тревожа, поворачивал их на пюпитре – деревянной раме в форме буквы А – ровно на одну восьмую оборота.
– По-моему, нет.
– Сходишь проверить? – Тео, не глядя на нее, продолжал с молниеносной скоростью поворачивать бутылки. Селин завидовала его сноровке – она старалась не отстать, но рядом с ним ощущала себя начинающей ученицей.
Селин поднялась, отерла руки о штаны, взяла со скамьи у входа пальто и шапку и заспешила по главному коридору к лестнице. Она вышла на поверхность как раз вовремя, чтобы увидеть удаляющийся ситроен и отблески его задних огней на узких островках нерастаявшего снега. Мишель смотрел вслед автомобилю, сцепив пальцы на затылке.
– Снова уехала, – пробормотал он. Машина скрылась за поворотом. – Merde. После того, что было ночью… Господи.
Мишель стиснул зубы. Селин не знала, что сказать. Ей было интересно, что произошло ночью между ним и Инес, но спросить она не смела.
– Мне жаль, – произнесла она, понимая, что этого мало.
– Я просто… я думал, она не такая. – Мишель говорил тихо, как будто сам себе.
Селин прекрасно понимала, что он имеет в виду: она и сама чувствовала то же самое по отношению к Тео.
– Война умеет показать, кто мы есть на самом деле.
Мишель глянул на нее с удивлением:
– Да, умеет.
Еще какое-то время они смотрели друг на друга, а потом вдали послышался рокот мотора. Неужели у Инес проснулась совесть? Нет, с шоссе свернул не ситроен, а замызганный деревенский грузовичок. Громко тарахтя и чихая от эрзац-бензина, он въехал в ворота.
– Это Луи, – сказал Мишель и пошел по дорожке навстречу.
Луи остановил грузовик рядом с Мишелем и с грохотом захлопнул дверцу. Селин узнала его – это был сын одного из тех фермеров, у которых «Мезон-Шово» много лет покупал виноград. Он мельком взглянул на Селин и сразу, без всякого обмена любезностями, начал что-то тихо говорить Мишелю. Разговор, очевидно, не предназначался для ее ушей, но только она повернулась к мужчинам спиной, чтобы идти назад в погреб, как Мишель ее окликнул: