Лив посмотрела на бабушку:
– Но, боюсь, я наговорила ему лишнего. Он просто вел вежливую беседу, а я разболталась об Эрике, о детях, о том, как бросила работу. Какая-то ерунда. Наверное, я его здорово напугала.
Бабушка подняла бровь:
– Оливия, дорогая, приличной женщине не пристало выставлять напоказ свое нестираное белье перед первым встречным. Но тебе повезло. Ты не напугала Жюльена – по крайней мере, мне об этом ничего не известно. Ему просто понадобилось на несколько дней отлучиться в Париж по делу.
– А ты это знаешь, поскольку…
– Поскольку это дело он ведет от моего имени. – Бабушка взглянула на часы. – Вообще-то он вот-вот будет здесь. И не знаю, как у вас в Америке, но здесь, во Франции, принято появляться перед гостями одетыми и с каким-никаким макияжем.
Лив вскочила:
– Почему ты не сказала мне, что он зайдет?
– Я не знала, что это для тебя так важно. Кстати, – любезно добавила бабушка, когда Лив уже закрывала за собой дверь спальни, – у тебя в волосах крошки от круассана.
Спустя пятнадцать минут Лив, надев черное хлопчатобумажное платье и вычесав крошки из волос, вернулась в пустую гостиную. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что бабушка и Жюльен вышли на балкон и разговаривают там. Она сделала несколько шагов в сторону стеклянных дверей и собралась уже присоединиться к собеседникам на балконе, но услышала свое имя и, удивленная, остановилась послушать.
– Я не хочу выходить за рамки своих полномочий, – говорил Жюльен, – но думаю, вам необходимо сказать Лив правду. Это изменит ее жизнь к лучшему.
– Что вы понимаете? – ласково произнесла бабушка Эдит. – Сколько вам лет, двенадцать?
– На самом деле сорок четыре, – невозмутимо ответил Жюльен и чуть улыбнулся. – Возможно, если Лив узнает, кто она, это поможет ей прямо сейчас.
– Вы правы, конечно. Но всему свое время. – Бабушка резко направилась назад в гостиную, но при виде Лив остановилась:
– Ты давно здесь стоишь, Оливия?
– Э-э, только что вышла из своей комнаты, – непонятно зачем соврала Лив.
Бабушка сощурила глаза:
– Не согласишься ли проводить Жюльена? – И, не сказав больше ни слова, она скрылась в своей спальне. Дверь за ней захлопнулась.
Лив вновь повернулась к балкону и перехватила устремленный на нее внимательный взгляд Жюльена. Поколебавшись, она приблизилась к нему:
– Привет!
– Привет, Лив, – с улыбкой отозвался Жюльен.
– Как вы? Похоже, вам досталось от моей бабушки.
Жюльен пожал плечами:
– Мой дед разговаривает со мной точно так же. Тут, как я понял, главное – не вестись на их наживку.
– Ну, вы, наверное, умеете это лучше, чем я. – Лив улыбнулась Жюльену, потом отвела глаза. – Послушайте, по поводу того, что было на днях. Я должна перед вами извиниться, мне действительно очень жаль. Не знаю, что на меня нашло.
– Что вы имеете в виду?
– Наш разговор – я тогда вывалила на вас свои проблемы, как будто вы мой психотерапевт или кто-то в этом роде. Простите меня. Вы просто – ну, с вами легко разговаривать.
– И с вами тоже, – ответил Жюльен и подошел на шаг ближе. – Так что незачем извиняться. Я был рад узнать вас немного лучше.
Повисшее между ними молчание полнилось чем-то таким, чему в нем быть не полагалось, и Лив поспешила его прервать:
– Э-э, бабушка поручила мне вас проводить.
Жюльен взглянул на часы.
– Лив, это может показаться слишком смелым с моей стороны, но через полтора часа мне надо будет забрать Матильду от моей матери, а до того я свободен. Ваша бабушка говорила мне, вы до сих пор мало что видели в Реймсе. Как вы отнесетесь к идее совершить со мной небольшую прогулку по центру города?
– Я… – Лив не знала, что ответить, – я не хочу вас затруднять.
– Затруднять? – Жюльен искренне удивился. – Мне самому этого бы хотелось. Если только ваше желание совпадает с моим.
На самом деле Лив больше всего на свете хотелось выйти вместе с Жюльеном из дверей отеля и никогда туда не возвращаться. Правда, это вряд ли понравилось бы бабушке Эдит, да и жене Жюльена тоже. Но в том, чтобы принять приглашение на короткую прогулку, ничего предосудительного, кажется, не было.
– Так как же? – спросил Жюльен.
Лив улыбнулась:
– Конечно, совпадает.
Десять минут спустя Лив шагала вместе с Жюльеном на восток, по направлению к собору, который ей несколько дней назад показала бабушка Эдит. По дороге Жюльен показывал ей разные примечательные здания, объясняя, как город отстраивался практически заново после Первой мировой войны. Он подвел Лив к фонтану Сюбе на центральной площади Эрлона и рассказал, что венчающую его крылатую женскую фигуру – символ победы – установили только в 1989 году. Прежнюю скульптуру сняли в 1941-м немцы, чтобы переплавить на металл бронзовые крылья, и постамент почти полвека пустовал. Дальше они прошли мимо Библиотеки Карнеги – великолепного здания в стиле ар-деко, построенного в 1920-х на средства, пожертвованные американским сталелитейным магнатом Эндрю Карнеги. Ратушу, в которой библиотека находилась до войны, в 1917-м уничтожил зажигательный снаряд.
– О чем вы говорили с моей бабушкой? – спросила Лив после того, как Жюльен показал ей еще несколько достопримечательностей. – Я не собиралась подслушивать, но слышала, как вы на балконе произнесли мое имя.
Жюльен заморгал:
– А много вы еще успели услышать?
– Достаточно, – расплывчато ответила Лив.
– Тогда вы понимаете, что должны поговорить на эту тему именно с бабушкой. Как бы то ни было, по-моему, бабушка пытается сделать правильную вещь. Возможно, я обидел ее, высказав свое мнение. Я, увы, могу иногда me mettre le doigt dans l’oeil[23] – э-э, ляпнуть не подумав.
– Я бы так не сказала, – заметила Лив, когда они свернули на улицу Кардинала Лотарингского и впереди показался собор. – По-моему, вы всегда говорите именно то, что собирались.
– Лив, почему мне все время кажется, будто вы хорошо меня знаете?
Их пальцы соприкоснулись.
– А мне – что вы знаете меня. – Чувствуя, что воздух между ними опасно электризуется, Лив поспешила сменить тему. Они как раз остановились перед огромным собором.
– Похоже на Нотр-Дам до пожара. – Лив шагнула в сторону от Жюльена и чуть не свалилась с тротуара на мостовую.
– Вы про пожар в парижском Нотр-Даме? – Жюльен грустно улыбнулся. – Да, это была ужасная трагедия. Но вы ведь знаете, что это тоже Нотр-Дам, да?
Лив посмотрела на него в недоумении.
– Собор Реймсской Богоматери, – пояснил Жюльен. – Конечно, за рубежом благодаря Виктору Гюго больше известен собор Парижской Богоматери, но наш Нотр-Дам всегда с ним соперничал.
Лив подняла бровь.
– Вижу, вы сомневаетесь. В таком случае позвольте мне изложить суть дела.
– О, вы заговорили как юрист.
Жюльен откинул голову и рассмеялся:
– Да, пожалуй. Но я не на полной ставке, поэтому надеюсь, что мой рассказ будет скучным только отчасти. Остановите меня, если вам станет неинтересно. Фундамент этого здания – он показал рукой на фасад – был заложен шестого мая 1211 года, то есть, по общему признанию, на сорок восемь лет позже, чем парижане начали строить свой Нотр-Дам. Очко в пользу Парижа! Но наш собор стоит на месте более старого, восходящего к пятому веку, и это, я думаю, очко в нашу пользу. Именно в этом соборе святой Реми, Ремигий Реймсский, крестил Хлодвига. – Жюльен выжидательно посмотрел на Лив.
– Кого?
Жюльен изобразил на лице ужас.
– Хлодвиг был первым королем будущей Франции. С его крещения в 496 году начался переход франков в христианство, поворотный момент в нашей истории. Крещение Хлодвига стало первым шагом к объединению Франции, и оно совершилось именно здесь стараниями святого Реми, тогдашнего епископа Реймса. Тот собор сгорел до основания, но новое здание, возведенное в тринадцатом веке, как видите, тоже вполне адекватное.
– Я все старалась подобрать прилагательное, – с улыбкой сказала Лив, разглядывая стрельчатые башни, окна-розы и тысячи замысловатых скульптур, – но адекватное – самое точное определение.
Жюльен рассмеялся.
– Да, верно, я немного поскромничал насчет собора. В действительности он на протяжении многих столетий служил местом коронации французских королей. Тридцать три из них короновались здесь, включая злосчастного Людовика Шестнадцатого… – Жюльен взглянул на часы. – Но нам еще многое нужно уложить в нашу мини-экскурсию, так что дальше совсем коротко: собор насчитывает более двадцати трех сотен статуй, входит в список культурного наследия ЮНЕСКО, плюс в нем есть витражи работы Марка Шагала. Но самое, пожалуй, важное – то, что он был почти уничтожен во время Первой мировой войны: сначала в нем произошел сильнейший пожар, вроде того, который случился этой весной в парижском Нотр-Даме, а затем его несколько лет обстреливали. Но он был восстановлен.
– Бабушка об этом упоминала, – тихо сказала Лив и, к своему удивлению, почувствовала, что ее глаза наполнились слезами.
– Собор Парижской Богоматери тоже восстановят, Лив, – сказал Жюльен, внимательно глядя на нее. – Он будет жить и дальше.
Лив кивнула и прокашлялась.
– Скажите, как получилось, что вы столько знаете об истории своего города?
– Перед тем как отправиться в университет, я целое лето работал здесь гидом, водил пешеходные экскурсии на английском языке. Забавно устроена наша память: что-то в ней застревает, что-то нет. Я, наверное, мог бы выдать вам тысячу разных дат и фактов, касающихся Реймса, но регулярно забываю, где оставил ключи.
Теперь они удалялись от собора. Лив шагала рядом с Жюльеном и в ногу с ним.
– Хорошо, а какой из этих фактов – ваш любимый?
– Я думаю, что мог бы назвать три. – Они повернули за угол направо. – Первый – это что, хотя сто лет назад город был почти уничтожен, его полностью отстроили и восстановили прежнее великолепие. Никто не согнул и не сломил мой Реймс, поэтому я с гордостью ношу звание его гражданина. Этот же дух живет в наших виноделах. Что только ни обрушивала на них мать-природа, а они все выдержали и выстояли.