Миновав здание суда и несколько кафе, Жюльен повернул направо, затем налево и, когда они прошли мимо мэрии и нескольких магазинов, продолжил:
– Второй факт: Реймс – город, который защищает своих жителей. Во время Второй мировой войны благодаря доброте нескольких людей мой дед избежал депортации. Ему повезло больше, чем десяткам других, включая его собственных родителей, и все же спасли не только деда.
– А от чего их спасали?
– Во время Второй мировой войны немцы забирали французских граждан еврейского происхождения и отправляли их в концентрационные лагеря. Это позорное пятно в истории Франции.
Они шли сквозь освещенный солнцем парк, но Лив продрало морозом.
– Простите мое невежество, но я думала, что депортации происходили в таких странах, как Германия или Польша.
Жюльен покачал головой:
– Из одной только Франции в концлагеря увезли более семидесяти пяти тысяч ни в чем не повинных людей, включая множество детей. Выжить удалось лишь единицам.
– Это чудовищно!
– Да, но по всей стране – в том числе и здесь, в Реймсе, – действовали нелегальные сети, которые боролись с нацистами и спасали евреев. Моему деду помогла как раз такая сеть. Он выжил благодаря мужеству людей, не побоявшихся пойти на смертельный риск.
– Невероятно.
– Да. – Жюльен провел ее еще по одной улице и остановился перед зданием из красного кирпича. – Но, – Лив проследила взглядом за рукой Жюльена, – при всем ужасе Второй мировой войны это прекрасное место. Именно здесь 7 мая в 2:41 утра закончилась война в Европе.
– Что? Вторая мировая закончилась в Реймсе?
– Вы не знали об этом, верно? – Жюльен улыбнулся. – Был и второй акт о капитуляции, подписанный на следующий день, 8 мая, в Берлине. Именно его мы считаем днем победы в Европе. Но первоначальные условия капитуляции были согласованы непосредственно в этом здании, на втором этаже, где находился штаб вашего генерала Эйзенхауэра.
– Вы шутите?
– О любви и войне мужчины не шутят. – Он с улыбкой положил руку на плечо Лив и повел ее прочь от непритязательного здания, в котором изменился ход истории. – Пойдемте. Давайте двигаться к вашей гостинице. Жаль, что приходится заканчивать нашу прогулку, но мне пора идти за Матильдой.
Они отправились обратно, пробираясь сквозь толпу, обступившую фонтан на площади Эрлона.
– Когда мы были у собора, вы упомянули, что работаете не на полную ставку, я правильно поняла? – спросила Лив.
– Да. На самом деле я давно принял это решение, чтобы проводить больше времени с Матильдой. У меня такое чувство, что не успею я глазом моргнуть, как ее детство уже и кончится. А что мне, в конце концов, дороже – минуты, проведенные с ней, или деньги? – Жюльен пожал плечами. – По счастью, у меня есть возможность выбора. Мне нужно не так много, а поскольку это моя семейная фирма, то рабочим временем я могу распоряжаться сравнительно гибко.
– Как же повезло Матильде, что у нее есть вы, Жюльен.
– По-моему, – он еще раз пожал плечами, – это мне повезло.
Свернув на улицу Бюиретт, Лив с грустью взглянула на замаячившую впереди гостиницу – слишком уж быстро закончилась стремительная экскурсия. И вот уже они остановились перед входом.
– Спасибо, что показали мне город, – сказала Лив. – Вы потрясающий экскурсовод.
– Искренне рад, что вам понравилось, Лив. – Он подошел почти вплотную, и хотя Лив полагалось отступить на шаг назад, она этого не сделала. – Мы еще не очень хорошо знакомы, но, по-моему, вы необыкновенная. Надеюсь, мне позволено будет так выразиться.
– Жюльен, – тихо проговорила Лив. Она хотела добавить что-нибудь еще, разорвать то странное, что возникло между ними, но не нашла слов.
– Прогулка с вами доставила мне истинное удовольствие, – пробормотал Жюльен. – Хочется верить, что и вам тоже. – И, как будто в замедленном кино, коснулся рукой ее щеки, наклонился, замер на пару мгновений в нерешительности, после чего мягко и легко притронулся губами к ее губам.
Лив ответила на поцелуй, но в следующий миг ахнула и отшатнулась:
– Боже мой, что мы делаем? – Она отерла рот рукой.
Глаза Жюльена округлились.
– Простите меня! Я думал… То есть, мне казалось, что это как… – Он умолк, пытаясь собраться с мыслями. – Я очень виноват. Я – я никого не целовал, кроме жены, с тех пор как женился, и просто… – Он так и не завершил фразы.
– Нет! Не могу поверить… Я бы никогда… – Лив запнулась, тоже не понимая, как закончить свою мысль.
– Мне… Мне пора идти, – сказал Жюльен. – Я, видимо, неверно истолковал ситуацию, Лив. Еще раз прошу у вас прощения. Мне очень, очень жаль. – Он заторопился прочь, а дойдя до угла здания, резко свернул влево и пропал из вида, ни разу не оглянувшись. И Лив, как ни ужасалась себе, тотчас о нем затосковала.
Двадцать минут спустя она неподвижно сидела на диване в номере, прижав к губам указательный палец. В таком виде ее и застала бабушка Эдит, когда вышла из своей спальни в облаке духов «Шанель № 5» и со свежей помадой на губах.
– Я ненадолго выйду, – прощебетала она, но, увидев лицо Лив, резко остановилась. – Что случилось, дорогая?
– Ничего. – Лив покачала головой.
Бабушка Эдит внимательно посмотрела на нее и понимающе улыбнулась.
– А, у тебя чувство к молодому Жюльену. Я угадала?
Лив собралась возразить, но не смогла и лишь вздохнула:
– Почему жизнь – такая сложная штука?
– Но я думаю, дорогая, что и у него есть чувство к тебе. Я видела, как он на тебя смотрит. Что здесь сложного? Вы оба заслуживаете счастья.
– Смеешься? Я никогда бы не смогла так поступить с его женой.
– Оливия, – начала было бабушка, но Лив перебила ее.
– Нет. Тут и говорить не о чем! – Лив отерла глаза. – Как ты могла подумать, что я смогу на такое пойти?
– Оливия! – повторила бабушка, уже резче.
– Бабушка Эдит, пожалуйста, перестань! Я серьезно. Таким вещам нет оправдания. Я знаю, адюльтер – это очень по-французски и все такое прочее, но никогда бы не смогла жить с собой в ладу. Да и никто бы не смог. Кем надо быть, чтобы так поступать?
Бабушка Эдит посмотрела на Лив так, как будто та ее ударила.
– Ты очень удивишься, Оливия, узнав, с чем иногда приходится жить.
И вышла из номера, оставив там Лив, окутанную облаком безмолвного стыда.
Глава 18Август 1942Инес
Инес встречалась с Антуаном уже полгода, раз или два в месяц, ненадолго приезжая для этого в Реймс. Мишелю она говорила, что отправляется к Эдит, и он, хотя и не любил оставаться без автомобиля, на удивление легко и без возражений ее отпускал. Эти отлучки позволяли им поддерживать мир, но Инес подозревала, что Мишель пользуется ими еще и для своей нелегальной деятельности – чем меньше свидетелей, тем ему спокойнее. Оружие он перепрятал или отправил тем, кому оно было предназначено: когда неделю спустя Инес снова спустилась в тот погреб, никаких винтовок там не оказалось. И все же Мишель то и дело выскальзывал ночью из постели и куда-то уходил, думая, что она спит, а она лишь притворялась спящей. Инес понимала: он что-то скрывает и недостаточно доверяет ей, чтобы посвятить в свою тайну.
Знала Инес и то, что Эдит в курсе ее романа с Антуаном и в ужасе от ее поведения. Но подруга согласилась ее не выдавать – не только из дружеских чувств, но и стремясь сохранить собственные секреты. Эдит ничего не сказала бы Мишелю, если бы он вдруг спросил, а Инес в благодарность помалкивала насчет работы Эдит и Эдуара на подпольщиков. Конечно, Инес и без этого не предала бы друзей, но секрет в обмен на секрет создавали защиту для них всех.
– Понятно, что мое мнение тебя не интересует, – сказала Эдит как-то поздним майским вечером, случайно встретив Инес неподалеку от площади Эрлона. Эдит спешила в брассери «Мулен», – возможно, с конспиративной явки, потому что вид у нее был немного встревоженный, – а Инес направлялась к Антуану домой, даже не предупредив подругу о своем приезде. – Но ты совершаешь ошибку, Инес.
– Тебе не понять, – ответила Инес, не решаясь встретиться с ней глазами. – У тебя муж, который тебя любит.
– Мишель тебя тоже любит!
– Нет, Эдит, пойми это. Он считает меня глупой.
– И ты решила, что лучшее средство против этого – действительно наделать глупостей?
Слова подруги больно задели Инес.
– Получается, и ты того же мнения?
Эдит помедлила, потом взяла руки Инес в свои.
– Нет. Я думаю, что тебе очень грустно. И что ты ищешь свое предназначение в жизни. Но стать чьей-то любовницей – не способ найти себя.
– Что ты в этом понимаешь? – возмутилась Инес, вырывая руки.
– Пожалуйста, – сказала Эдит, когда Инес повернулась, чтобы уйти, – подумай, что ты делаешь. Умоляю, подумай, куда это может завести.
Но Инес даже не оглянулась. Да, ее поведению нет оправдания, вот только знала бы Эдит, что это такое! Благодаря Антуану Инес впервые за много лет почувствовала себя живой. Он искренне интересовался ее мнением, и это возбуждало не меньше прикосновений Антуана, знавшего, казалось, каждый сантиметр ее тела. Если она чего-то не понимала, Антуан не сердился, как Мишель, а понятно объяснял. Иногда, лежа рядом в постели и покуривая сигареты с настоящим табаком, которые каким-то образом умудрялся добывать, он рассказывал о своих неформальных знакомствах. Упоминал мэра Реймса, посла режима Виши в Соединенных Штатах и даже бывшего премьер-министра Франции, подчас делился с Инес новостями, полученными от какого-нибудь высокопоставленного деятеля. Антуан обладал властью, имел хорошие связи, вращался в высших кругах – и из всех женщин, которых мог выбрать, пожелал именно ее.
Все это казалось легким и почти волшебным, пока одним августовским днем Инес не явилась в знакомую квартиру за час до условленного времени. Открыв дверь ключом, полученным от Антуана две недели назад, она увидела его в компании двух немецких офицеров. Из патефона в углу гремел Вагнер, в воздухе висел дым от сигар, а на столе стояли две пустые коньячные бутылки.