Но он уже натягивал одежду и доставал башмаки.
– Надо идти к бутылкам.
– К бутылкам, – не удержалась Инес, – или к винтовкам?
В глазах Мишеля сверкнуло, и, когда он заговорил вновь, его тон был холодным и отрывистым:
– Бутылки. Как я сказал. Отдохни, Инес.
Когда Мишель спустя много часов вернулся, от него пахло мелом и ночью. Инес еще не спала и закрыла глаза, притворяясь спящей, а он забрался под одеяло и лег к ней спиной, так далеко, как только мог.
Глава 19Октябрь 1942Селин
После признаний Инес Селин было не по себе: весь оставшийся день ее терзало чувство вины. Инес оказалась лучше, чем думала Селин. И несмотря на все свои предыдущие высказывания, все отлично понимает о судьбе евреев.
Селин спрашивала себя, не слишком ли рьяно присоединилась к Мишелю в обращении с Инес как с наивной простушкой. Возможно, супруга Мишеля и не судила бы превратно о положении дел, если бы Селин все эти месяцы относилась к ней с большей теплотой и находила время для задушевных разговоров. Инес не дурочка, просто она слишком молода и не хочет знать новостей с войны.
Мишеля это раздражало, он злился, что Инес не понимает, как много поставлено на карту, и из-за этого вовсе перестал обсуждать с ней серьезные вопросы. Но он ошибался, предполагая, что жена вообще не понимает, что происходит. Нет, Инес, как и Тео, закрывала глаза на ужасающие факты, успокаивая себя простыми объяснениями. Селин бы тоже хотелось поверить, что все хорошо, жить в мире, где главной проблемой были бы неподобающие чувства, которые она испытывает к Мишелю. Где ее не преследовал бы ежедневный ужас от того, что отца и деда с бабкой увезли на смерть, а следующей может стать она.
Скорее всего, именно от этого ужаса и одиночества Селин однажды вечером, примерно три месяца назад, оказавшись в погребах вдвоем с Мишелем, на несколько секунд отбросила сомнения и потянулась к нему за одним-единственным запретным поцелуем. И будто электрический ток прошел сквозь все тело, а губы затрепетали от вкуса его губ. Она, конечно, понимала, что это неправильно, но Мишель был так же одинок, как и она, а в его глазах, устремленных на нее, ясно читался любовный голод. И все же – что она натворила?
– Простите меня, пожалуйста, – начала она помертвевшим голосом. – Я не должна была…
Но Мишель тут же вновь привлек ее к себе, запустил пальцы ей в волосы, поцеловал долгим поцелуем и тихо проговорил:
– Господи, Селин, сколько же я этого ждал!
– Но Тео и Инес…
– Не те, за кого мы их принимали, – твердо сказал Мишель. – Неужели вы этого не чувствуете, Селин? Этой связи между нами? Я давно уже знаю, что люблю вас, а вы разве нет?
У нее перехватило дыхание, и впервые за многие годы перед ней замаячила надежда. Со слезами на глазах она прошептала «да». Спустя еще неделю они соединились – там же, в погребах, – и Селин поняла, что пути назад нет.
Теперь, переполненная чувствами, о которых наверняка потом придется пожалеть, она дождалась, пока Тео уснет, выбралась из постели и, взяв лампу, выскользнула в заднюю дверь.
Привычно ощущая, как ее окутывает подземная прохлада, она тихонько спустилась по ступенькам винтовой лестницы, прошла вдоль главного коридора, свернула направо, налево, затем снова направо в узкий проход. Там, в глубине, находилась комната, частично скрытая кирпичной стеной, так что ее невозможно было заметить, если специально не искать. На полу, спрятанное между двух огромных пюпитров с бутылками, лежало одеяло. Селин села, завернулась в него и стала ждать.
Она просидела так почти час и уже начала впадать в панику, когда услышала приближающиеся шаги по каменному полу, поднялась на ноги и прищурилась, вглядываясь в темноту. Наконец у входа в ее убежище возник силуэт, окруженный ореолом от света лампы.
– Мишель! – Селин почувствовала огромное облегчение. – Слава богу, я уже стала беспокоиться.
– Прости, пожалуйста, что опоздал. – Мишель прошел внутрь и поцеловал ее в обе щеки. – Инес хотела поговорить, и…
– Все в порядке, не нужно ничего объяснять. – Селин не хотелось думать об Инес и слышать, как Мишель произносит ее имя. Когда Инес со слезами на глазах просила у нее прощения за то, что заподозрила ее в любовной связи с Мишелем, Селин едва не упала Инес в ноги и не призналась во всем. В том, что они с Мишелем действительно любовники. Что Селин уже два месяца как помогает Мишелю в подпольной работе. И любит его с мучительной и непреодолимой страстью.
– Селин, – выдохнул Мишель и поцеловал ее снова, на сей раз в губы. – Я должен кое-что тебе сказать.
Тут она заметила, что одежда Мишеля измята, а выражение лица виноватое.
– Что-то случилось с нашей сетью? Пожалуйста, скажи, что не с мадам Годен.
Селин очень любила эту строгую женщину средних лет, которая в последние месяцы поддерживала их связь с подпольем. Днем это была дородная сердечная домохозяйка, супруга ничего не подозревающего винодела, а по ночам превращалась в пламенного бойца и незаметно проскальзывала от тайника к тайнику с винтовками, спрятанными в складках платья. Несколько недель назад немецкий часовой остановил ее, когда она несла шесть стволов, но отпустил, с отвращением махнув рукой, когда она стала болтать о свином навозе и удобрениях. Вечером того дня она двадцать минут хохотала над этим приключением в «Мезон-Шово», помогая прятать оружие в бочку, предназначенную для отправки на север.
– Нет, нет, ничего подобного. – Мишель запустил пальцы в ее волосы. – Это Инес, Селин. Прости, но сегодня вечером у нас с ней были… отношения. Мне пришлось.
– О! – Селин, задохнувшись, отступила на шаг. Но она не имела права на боль – ведь Инес как-никак жена Мишеля. Попыталась, наверное, начать все с чистого листа. Возможно, это знак, чтобы Селин заканчивала роман с Мишелем. Но это невозможно!
– Селин, – начал Мишель.
– Не надо оправдываться, ты не сделал ничего дурного.
– Но та, которую я люблю, – это ты.
– А та, на которой ты женат, – она. – Селин улыбнулась сквозь слезы. – И в силу этого мы с тобой неправы, верно?
Несколько мгновений они молча глядели друг на друга, и, как раз когда Селин собралась с силами, чтобы произнести нужные слова, заговорил Мишель:
– Пора, Селин.
– Что пора?
– Принимать груз. – Мишель всмотрелся в ее лицо. – Ты уверена, что хочешь помогать? У меня не лежит душа рисковать тобой.
После секундного колебания Селин кивнула: сердце бешено билось. Мишель еще в августе согласился, чтобы она вместе с ним помогала подпольщикам, но до сих пор она работала только в погребах, получая оружие, которое привозили два человека – мадам Годен и мужчина, известный только под конспиративной кличкой Ренар – «Лис». Мишель говорил, что так безопаснее: если что-то случится, Селин будет утверждать, что в погребах имела дело только с вином. Но она постоянно просила новых поручений для подполья, и накануне ночью Мишель наконец сказал, что ему понадобится пара рук для одного дела, хотя и не объяснил, для какого именно.
– Пошли, – сказал Мишель.
Они взялись за руки, переплетя пальцы, и заспешили наверх.
Небо было ясным, и при свете месяца Селин могла разглядеть на пологих холмах костлявые очертания голых лоз, уснувших на зиму.
– Что происходит? – прошептала она. – Куда мы идем?
– Доверься мне, – ответил Мишель. В молчании они зашли на виноградник и двинулись вдоль одного из аккуратных рядов. Под ногами у них шуршали опавшие листья и хрустела мерзлая земля.
Их фигуры наверняка были хорошо заметны, шаги отчетливо слышны, движения очевидны, но Селин, доверившись Мишелю, шла за ним следом.
Еще через мгновение они оказались на дороге, и в первый момент Селин не могла понять, зачем они сюда пришли. Вокруг никого не было, и вряд ли кто-то мог бы скрытно приехать сюда среди ночи – звук на пустой дороге слышался за километры. Даже просто стоять здесь казалось безрассудством – что, если проедет немецкий грузовик и солдаты их заметят?
– Мишель, – нерешительно начала она, но тут из-за поворота в каких-то пятидесяти метрах от них появились двое мужчин, с ног до головы одетых в черное; они катили нагруженную телегу.
– Опаздываешь, – проворчал в темноте один из них. – И кого ты привел помогать? Это же женщина!
– Она сильная и ловкая, – твердо ответил Мишель.
– И ты ей доверяешь? – спросил незнакомец.
– Как себе самому, – сказал он вполголоса.
Селин едва различала черты незнакомца, окутанного темнотой, словно плащом; лишь белки его глаз сверкали в лунном свете.
– Хорошо, – сказал он, – будем считать, что ты не ошибся, потому что, если ты из-за нее попадешься, тебе без колебаний всадят пулю в голову. – Он фыркнул, то ли весело, то ли раздраженно, но сделал знак своему напарнику, и они, кряхтя от усилия, вместе поволокли свою телегу в сторону Мишеля и Селин. Напарник был худее и ниже ростом, и, когда он подошел ближе, Селин заметила в его глазах нечто вроде благожелательности. Он кивнул Селин, и она кивнула в ответ.
– Не говори потом, что я тебя не предупреждал, – сказал напоследок Мишелю первый мужчина, по-прежнему не обращая внимания на Селин, и оба скрылись в темноте.
– Давай, нам нельзя задерживаться, – сказал Мишель, берясь за оглоблю. – Тащи в меру своих сил. Я возьму основной вес на себя, а ты поддерживай равновесие и следи, чтобы мы ее не тряхнули. Я не ждал так много.
Селин нерешительно поглядела на телегу – обычную, деревянную, в какую впрягают мула. В ней лежало что-то тяжелое, укрытое слоем соломы.
– Оружие?
– И взрывчатка.
Мишель показал на другую оглоблю, Селин подставила под нее плечо, после чего Мишель, крякнув, тронул телегу с места и они вдвоем покатили ее через темный виноградник к входу в погреба.
Несколько минут они шли молча, потом, приблизительно на половине пути, Селин, стараясь не сбить дыхание, спросила:
– А откуда приходит оружие?