– Вы ничего нам не должны.
– Но вы рискуете собой ради нашего спасения. До того как меня выгнали из университета, я изучал юриспруденцию. И когда война закончится, я завершу курс, сдам выпускные экзамены и стану адвокатом. От души надеюсь когда-нибудь стать вам полезным в этом качестве и всегда добиваться, чтобы закон был на стороне добродетели.
– Я не очень уверена в своей добродетельности. – Слова слетели с языка Инес прежде, чем она успела их обдумать. – Я делала вещи, о которых сейчас очень сожалею.
– Как бы то ни было, мадам, я скажу вам: человек, который по-настоящему сбился с пути, никогда не рискнет своей жизнью, чтобы помочь ближнему, попавшему в беду. Вы хороший человек, мадам.
Инес сжала губы. Знай Самюэль, что она творила за спиной у мужа, ему бы так не казалось.
– Можно задать вам вопрос?
– Конечно.
– Почему немцы вас преследуют?
– И правда – почему? – пробормотал Самюэль себе под нос. – Ну, формально из-за того, что мы родились в Польше. Наша семья переехала сюда, когда мы были совсем маленькими, так что Франция – единственный дом, какой я знаю. Думаю, мы такие же французы, как и вы. Но для немцев это не имеет значения. В октябре мы с Рашель возвращались вечером из гостей и увидели перед нашим домом машины. Мы спрятались и видели, как немцы уводят наших родителей. Я ничего не сделал, чтобы им помешать, и с сознанием этой вины буду теперь жить до конца своих дней.
– Но вы наверняка воссоединитесь после войны. Евреев отправляют всего-навсего в трудовые лагеря.
– Вы действительно в это верите? – В голосе Самюэля не было ни капли издевки. – Мадам Шово, лагеря – только фасад. Очень часто люди – особенно те, кого немцы не считают годными к работе, – бесследно исчезают сразу по прибытии.
– Но это не может быть правдой. Французская полиция никогда бы не стала в таком участвовать.
Самюэль вздохнул:
– Думаю, многие из них могли поначалу не понимать, во что их впутывают. Точно так же многие обычные французские граждане не понимают этого и сейчас.
Инес ничего не ответила и лишь смотрела на него.
– Хотя сейчас полиция все отлично понимает. По крайней мере, мне так кажется. – Самюэль помолчал. – Вы знаете, что во время июльских облав в Реймсе один французский полицейский застрелился, чтобы не участвовать в арестах?
– Что?
– Я видел это собственными глазами. Он выволок из дома девочку – совсем маленькую, не старше пяти-шести лет – и громко крикнул: «Вы же знаете, куда их повезут! Как можно отправлять на такую участь ребенка?» Командир ответил ему тихо, я не слышал, что именно, и показал на грузовик, где уже сидели родители девочки. А французский полицейский нагнулся к девочке и что-то ей прошептал – наверное «беги», потому что она побежала, – а потом приставил себе к голове пистолет и после секундного колебания выстрелил.
– Выстрелил себе в голову? Да вы что? – Инес внезапно стало холодно.
– Наверное, он не смог больше с этим жить. А может, решил отнять жизнь у себя, чтобы дать девочке шанс спастись.
– А ей это удалось?
Самюэль слабо улыбнулся.
– Последнее, что я о ней слышал, – что ее приютила одна семья в деревне и там она в безопасности. А французский полицейский, быть может, обрел хоть какой-то мир. Искупил все, что сделал дурного, когда умер ради того, чтобы другой выжил.
Мишелю понадобилось три дня, чтобы связаться с людьми, которые могли отправить Конов по одному из существующих беженских маршрутов. Все эти дни Инес замирала, когда Тео спускался в погреба, и то же самое чувствовали Мишель и Селин. Конечно, Инес тысячи раз проходила по подземным залам, не замечая тайника, но что, если Самюэль или Рашель кашлянет или что-то случайно заденет, когда Тео будет неподалеку?
На четвертый день сразу после захода солнца Инес с удивлением заметила на подъездной дорожке незнакомую темную машину.
– Пора, – сказал Мишель и, отодвинув с помощью Инес шкаф в кухне, молча пошел вниз. Селин и Тео были у себя во флигеле – там горел свет, и Инес видела их тени за столом. Она молилась, чтобы Селин смогла отвлечь внимание мужа от окон.
Через десять минут Мишель появился вместе с Самюэлем и Рашель. Оба поцеловали Инес.
– Мы не забудем вашей доброты, – сказал Самюэль, а Мишель тотчас поторопил их жестом. – Да хранит вас Господь.
– И вас, – ответила Инес.
Как только Коны вышли, она испытала странное чувство опустошенности и к моменту, когда Мишель вернулся в дом, плакала.
– Ты едва их знала, – сказал Мишель и беспокойно поглядел сначала на нее, а затем в окно, на флигель Лоранов, где по-прежнему виднелась тень Тео за столом.
– Но я чувствую ответственность, Мишель. Я не смогу жить с собой в ладу, если они не сумеют благополучно выбраться на свободу.
– Нам остается лишь исполнять свой долг и надеяться, что удача на нашей стороне. Пойдем, поможешь мне поставить шкаф на место.
Инес вытерла глаза и, подойдя к Мишелю, чтобы вместе с ним передвинуть шкаф и закрыть им вход в погреба, осторожно спросила:
– Значит, ты раньше уже прятал людей? Помогал им спастись? И все это происходило прямо у меня под ногами?
Мишель отступил на шаг назад, задумчиво помолчал и произнес:
– Инес, ради твоей безопасности я бы очень хотел, чтобы ты оставалась от всего этого в стороне.
– По-моему, уже поздно. Ты должен открыть мне правду.
Мишель молча посмотрел на нее, и в его взгляде она увидела сомнение.
– Ты должен мне довериться, – тихо проговорила Инес. Из глаз ее вновь полились слезы, и Мишель наконец подошел к ней и заключил в объятия. Она не могла вспомнить, когда он в последний раз так ее обнимал – как драгоценность, как что-то, что нужно беречь изо всех сил, – и от этого плакала еще сильнее.
Мишель стал гладить ее по спине, тихонько приговаривая «шшшш», и слезы постепенно унялись.
– Мишель? – Какое-то мгновение Инес была уверена, что Мишель собирается ее поцеловать, но он прокашлялся и отступил назад, и она почувствовала, что лишилась опоры.
– Ответ на твой вопрос, – сказал Мишель, – «нет». Коны – первые, кого я прятал.
– И все же ты точно знал, куда их отправить, когда Эдит и Эдуар этого не знали.
Он долго и пристально вглядывался в нее, прежде чем ответить.
– Есть сеть, которая занимается перемещением секретных данных через швейцарскую границу.
– Секретных данных?
– Да, информации. Из нашей страны.
– Что это за информация?
– Документы. Иногда микрофильмы. Слухи, которые помогают союзникам понять, что собираются делать немцы. Сеть поддерживают какие-то голландцы, у которых есть общество здесь, во Франции.
У Инес пробежал холодок по спине.
– И ты тоже в этой сети?
Мишель взглянул на нее.
– Шампань в эту сеть не входит. Но время от времени здесь появляются люди, у которых есть с ней контакт. И я знаю, что они недавно отправляли беженцев.
– Но как?
– Фальшивые документы. Легенды прикрытия. Знакомство с представителями власти, которые тайно нас поддерживают. Все это очень опасно, потому-то я и не хочу тебя вовлекать.
Но Инес уже была вовлечена, и оба это знали.
– Куда отправятся отсюда Коны?
– В Париж. Оттуда, я думаю, на юг, в Лион, а затем в Анси, это рядом со швейцарской границей.
Она долго молча рассматривала свои руки. Эти руки ласкали чужого мужчину, соучаствуя в измене, но были достаточно сильными и для того, чтобы помогать в спасении жизней.
Инес потянулась к Мишелю и легонько притронулась к его руке выше локтя, но он дернулся, как от ожога, и она убрала руку.
– Я бы хотела помочь еще кому-нибудь.
– Это невозможно.
– Все возможно.
Мишель покачал головой:
– Тео не имеет понятия о том, чем мы занимаемся, и проделывать это вновь прямо у него под носом – значит играть с огнем.
– Так скажи ему.
Мишель моргнул:
– Не могу.
– Но почему? Селин ведь знает, а я уверена, он сделает все, чтобы ее защитить, тем более что ребенок на подходе. Он не станет нас выдавать, подвергая тем самым опасности мать своего ребенка.
Мишель отвернулся.
– Пойми, у Тео очень жесткие представления о том, что правильно, а что нет. Именно поэтому он хороший винодел, но, скорее всего, не лучшая кандидатура для участия в нашем деле.
– Я думала, он твой друг.
– Был. – Мишель нахмурился. – Но теперь мы мыслим по-разному. И хотя я по-прежнему уверен, что он сделает все, чтобы защитить Селин, в его преданности нам с тобой я не уверен.
Глава 25Март 1943Селин
Когда в феврале пришло известие, что Коны благополучно добрались до Швейцарии, Селин предложила Мишелю сообщить подпольщикам о возможности направлять к ним беженцев, раз уж в погребах есть такой прекрасный тайник. Но тот наотрез отказался – слишком опасно для нее и для будущего ребенка.
– Хватит и того, что мы по-прежнему переправляем оружие по всей области, Селин, – сказал тогда Мишель, избегая ее взгляда. – Не будем множить опасности.
Однако к марту потребность в убежищах выросла как никогда. Зловещий гауптман Рихтер больше не появлялся, и Селин снова стала просить Мишеля пустить беженцев в погреба.
– У нас, – убеждала его она, – есть способ помочь людям и место, где их спрятать. Мишель, мы очень осторожны. А это надо сделать.
Тео ранним утром отправился в Реймс за продуктами, а Инес попросилась поехать с ним, чтобы увидеться с Эдит. Впервые за месяц с лишним Селин и Мишель остались вдвоем. Сейчас они отдыхали после близости, лежа бок о бок на стопке потертых одеял. Рука Мишеля покоилась на округлившемся животе Селин.
– Любимая, подумай, какой это страшный риск, – тихо говорил Мишель, рисуя пальцем круги вокруг пупка Селин, а она чувствовала, как внутри шевелится ребенок.
– Еще страшнее не помогать. – Селин с полузакрытыми глазами положила голову Мишелю на грудь, он запустил пальцы ей в волосы и стал легонько гладить ее по голове, так нежно, что ей стало казаться, что она вот-вот уснет. – Вполне возможно,