Инес посмотрела в сторону Рихтера.
– Я увидела его из окна, и он тащил вас к погребам, поэтому я знала, что вы в беде.
– Спасибо вам. – Эти слова прозвучали ужасающе неуместно. – Но что теперь?
Инес все еще смотрела на поверженного немецкого офицера.
– Если он очнется, нас всех казнят.
– Да, – прошептала Селин.
– Значит, он не должен очнуться. Вот и все.
– Но что мы будем делать?
– Ждать. – Инес нагнулась к Рихтеру и осторожно вытащила у него из кобуры пистолет, а затем выпрямилась, держа пистолет наведенным прямо на него. – Подождем, пока вернется Мишель, он скажет, как действовать.
Глава 26Июнь 2019Лив
Жюльен приехал в «Мезон-Шово» незадолго до начала пятичасовой экскурсии, так что успел лишь расцеловать Лив и бабушку Эдит в обе щеки и пошел покупать билет.
– Я уже забыла, – сказала бабушка Эдит, с интересом разглядывая Лив, – как глупо ведут себя влюбленные.
Лив сообразила, что все еще касается того места на щеке, где только что были губы Жюльена, и поспешила убрать руки за спину.
– Я не влюблена, бабушка Эдит, – возразила она, чувствуя, что краснеет. – Это просто увлечение.
– Увлекаются дети. – Бабушка вскинула бровь: – А ты совершенно точно не ребенок.
Не успел Жюльен присоединиться к ним, как в холл вышел молодой человек, похожий на студента, и объявил:
– Все, кто записался на англоязычную экскурсию, пожалуйста, сюда. Мы начинаем.
Бабушка Эдит повела Лив к экскурсоводу, и Жюльен последовал за ними.
– Англоязычную, как тебе это нравится? – Бабушка Эдит обращалась к Жюльену. – Вот какие жертвы я приношу ради внучки.
– Я все слышу, – предупредила Лив.
Эдит закатила глаза и посмотрела на Жюльена. Тот рассмеялся.
– Добро пожаловать в La Maison Chauveau, всемирно известный дом шампанских вин «Шово», который находится в Виль-Домманж, здесь, во Франции, – начал экскурсовод, когда группа – две супружеские пары средних лет плюс Лив, Жюльен и бабушка Эдит – подошли ближе. – Меня зовут Рене, и я уроженец этих мест. Когда я был мальчишкой, мой отец работал в погребах «Мезон-Шово», так что можно считать, что я вырос на легендах этих мест. Свой рассказ я начну с истории, а потом мы осмотрим погреба.
Рене принялся рассказывать о семье Шово, основавшей дом шампанских вин вскоре после Французской революции и добившейся успеха в середине девятнадцатого века, наряду со своими южными соседями, вдовой Клико и Жаном-Реми Моэтом, но Лив никак не могла сосредоточиться.
Она не сводила глаз с напряженного лица бабушки Эдит.
– Что с ней такое? – прошептала она Жюльену, но он в ответ лишь нахмурился и покачал головой. – Это потому, что она была подругой женщины, владевшей этим замком? Той, которая погибла? – не унималась Лив, заработав осуждающий взгляд одной из туристок, женщины средних лет в обтягивающих легинсах и кроссовках.
– Ш-ш-ш, – шикнула женщина, и Лив посмотрела на нее с прищуром.
– Думаю, с вашей бабушкой все в порядке, – тихо сказал Жюльен, и Лив снова вслушалась в слова гида.
– Как и весь департамент Марна, Виль-Домманж был почти разрушен во время Первой мировой войны, и семья Шово, подобно многим другим здешним семьям, лишилась практически всего, – говорил Рене. – Марна пострадала больше других департаментов Франции. Что касается винограда, то сорок процентов виноградников Шампани были уничтожены, и для восстановления региона потребовалось много лет. Шово были в числе наиболее пострадавших семей, и говорят, именно это стало причиной преждевременной смерти владельца дома, Мориса Шово, в 1935 году. В том же году умерла его жена Жаклин, и maison перешел к их единственному сыну, Мишелю Шово, которому едва исполнился двадцать один год.
Бабушка Эдит издала какой-то сдавленный звук, затем сильно закашлялась, согнувшись пополам, и Лив бросилась к ней. Рене умолк, наморщив лоб, а туристка в легинсах уставилась на них во все глаза. Бабушка Эдит медленно выпрямилась и подняла дрожащую руку.
– Все в порядке, – сказала она. – Прошу прощения.
– Бабушка Эдит, может, нам стоит уйти? – прошептала Лив. – Выйдем наружу или…
– Нет! – Голос бабушки Эдит прозвучал резко, но, посмотрев на Жюльена, она смягчилась. – Нет. Мне нужно это послушать. – Она указала на Рене. – Vous pouvez continuer[34], молодой человек.
– Merci, d’accord[35], – ответил гид и повернулся к группе. – Итак, после смерти родителей главой дома стал Мишель Шово. Теперь следуйте за мной – свой рассказ я продолжу в погребах.
Рене повернулся и зашагал прочь, а Лив снова придвинулась к бабушке, чтобы при необходимости поддержать ее. Старую даму била дрожь, и Лив с Жюльеном обменялись озабоченными взглядами.
– Ты уверена, что с тобой все хорошо, бабушка Эдит? – спросила Лив.
– Перестань обращаться со мной как с ребенком. Я прекрасно себя чувствую.
Рене повел группу к двери в черной стене гостиной.
– Незадолго до начала Второй мировой войны Мишель Шово предусмотрительно закрыл этот вход огромным шкафом. Так месье Шово получил возможность при необходимости незаметно спускаться в погреба и возвращаться в дом, просто отодвигая мебель. Сегодня мы расширили проход, чтобы сделать его удобнее. Ступени довольно крутые, так что если кому-то нужна помощь… – Его взгляд остановился на Эдит.
– Большое спасибо, я прекрасно справлюсь сама, – сухо ответила старая дама.
Рене пожал плечами и повел группу по винтовой каменной лестнице вниз, в разветвленную сеть подземных коридоров. Чем ниже они спускались, тем холоднее становился воздух.
– Эти погреба вырыты в подземных меловых отложениях, и поэтому внизу сохраняется постоянная температура. Независимо от времени года, здесь всегда приблизительно десять градусов по Цельсию – или около пятидесяти по Фаренгейту, если среди вас есть американцы. Погреба строились более трех десятилетий во второй половине девятнадцатого века, потому что тогдашнему владельцу, Пьеру Шово, не давал покоя успех более крупных домов шампанских вин в соседнем городе Реймсе. Многие из этих домов хранили свое вино в подземных крайерах – это французское слово обозначает известняковые и меловые каменоломни. Каменоломни начали разрабатывать римляне приблизительно в 300 году нашей эры, но вовсе не для нужд виноделия; они просто добывали известняк для строительства, и в результате под землей образовалось множество прохладных туннелей. В Виль-Домманж таких нет, и Пьер Шово – одержимый соперничеством с крупными домами шампанских вин – пытался вырыть собственные погреба. Лишь его смерть спасла семью от полного банкротства, а его сын, Шарль Шово, ставший главой дома после смерти отца в 1902 году, сумел сохранить производство вина и заложил основу успеха шампанского «Шово».
Повсюду на гигантских деревянных стеллажах лежали на боку бутылки без этикеток, а в одной из камер стояли аккуратные безмолвные пирамиды из бочек.
– В отличие от более крупных домов шампанских вин, почти все операции у нас выполняются вручную, в том числе ремюаж наших бутылок, – на ходу рассказывал Рене. – За три или четыре месяца до выпуска вина специалист, ремюер, спускается сюда и поворачивает бутылки, совсем чуть-чуть, на одну восьмую оборота в день, чтобы избавиться от осадка, который образуется при созревании вина. Смотрите, бутылки наклонены горлышком вниз, и вы видите, что частички дрожжей и осадок собираются у самой пробки. Скоро эти бутылки повернут вертикально вниз и выполнят дегоржаж. Вино при этом погружают в очень холодную жидкость, чтобы заморозить осадок, затем с помощью специального приспособления извлекают пробку, осадок выталкивается образовавшимся в бутылке углекислым газом, а затем в бутылку доливают досаж, смесь сахара и вина. Именно на этой стадии определяется сладость шампанского. В Шово мы отдаем предпочтение менее сладким винам, в которых лучше чувствуется аромат. Большая часть нашего ассортимента относится к категории брют или экстра-брют, то есть шампанское содержит меньше двенадцати граммов на литр остаточного сахара, или меньше половины чайной ложки на бокал емкостью сто пятьдесят миллилитров.
Рене повел их ниже, в старинные туннели, которые освещались потолочными лампами, подвешенными с интервалом в четыре с половиной метра, и Лив поймала себя на том, что размышляет о тайнах, которые должны хранить эти меловые стены. Запах напомнил ей о подвале дома на окраине Бостона, где она жила с матерью, когда ей было двенадцать; пахло камнем, землей и холодом.
Вскоре, в конце извилистого прохода, Рене резко свернул направо в маленькую камеру, совершенно пустую. Там он подождал остальных. Бабушка Эдит подошла последней и замерла, судорожно втянув воздух.
– Что-то случилось? – прошептала Лив.
Бабушка покачала головой, но Лив видела, что кровь отхлынула от ее лица.
– Это очень интересное место, – сказал Рене, прижав ладонь к каменной стене. – Похоже на обычную камеру, правда? Но во время войны здесь было небольшое помещение, спрятанное за каменной стеной; тайник устроил Мишель Шово.
– А чего ради? – спросила туристка в легинсах, а ее муж достал айфон и принялся снимать.
В глазах Рене сверкнул огонек.
– Résistance.
– Я думала, это экскурсия на английском, – проворчала женщина. – Что это значит?
Рене прочистил горло.
– Сопротивление, – перевел он, и туристка удовлетворенно кивнула. – В общем, он был участником движения Сопротивления в регионе Шампань – наряду с другими простыми людьми, которые сражались с нацистами. Точных данных у нас нет, но говорят, что Мишель Шово прятал тут не только оружие, но и беженцев.
– Всего двух, – внезапно сказала бабушка Эдит. – Собирался прятать и других, но это было небезопасно.
Лив удивленно посмотрела на бабушку – и все остальные тоже.