– Инес, пожалуйста, я все объясню, – багровея, пробормотал он.
Но Инес смотрела не на Мишеля. Ее взгляд был прикован к той, что была под ним.
– Селин? – неуверенно прошептала она.
Женщина схватила одеяла, пытаясь прикрыть обнаженные груди, набухшие и нежные, и бледную кожу огромного живота. Инес не могла поверить своим глазам. Неужели Мишель мог изменить ей с той, которую она знает и которая притворялась ее подругой? И при том что Селин носит под сердцем ребенка Тео! Это было невозможно представить.
Но затем яркой вспышкой пришло осознание. Неужели она была настолько слепа?
– Этот ребенок… – Она повернулась к ошеломленной Селин, которая все еще не произнесла ни слова. – Он Мишеля, так?
Мишель что-то говорил, застегивая брюки, но его голос доносился словно издалека. В этом туннеле горя Инес была одна. Она знала ответ еще до того, как слова слетели с губ Селин.
– Да, – прошептала Селин, и по ее изуродованному лицу потекли слезы. – Мне так жаль, Инес!
Инес не находила слов. Медленно пятясь, она вышла из камеры, затем повернулась и побежала. Мольбы о прощении, летевшие ей вслед, постепенно затихли.
Заплакала Инес только в машине, мчавшейся во тьме через Виль-Домманж. Она пробыла в доме минут десять, затем с сумкой через плечо бросилась к ситроену – и за то время, пока она одевалась и собирала вещи, Мишель не пришел за ней. Насколько она могла судить, ни он, ни Селин так и не поднялись наверх. Даже застигнутые на месте преступления, даже загнанные в угол, они выбрали друг друга. Как ни странно, именно это было больнее всего.
Когда впереди проступили очертания Реймса – раньше, чем должны были, потому что Инес ехала слишком быстро, – ее горе начало превращаться в нечто более мрачное, в ярость. Холодную и тяжелую.
Инес резко вывернула руль, объезжая какое-то сбитое животное, и едва не свалилась в кювет, но в последнюю секунду под протестующий визг покрышек сумела выровнять машину. К тому времени, как она добралась до погруженного во тьму центра Реймса, ее уже трясло от ярости.
Она остановилась в нескольких кварталах от брассери «Мулен» и побежала туда, стараясь держаться в тени и всем сердцем надеясь, что заведение еще открыто. Ресторан работал. Эдуар наводил порядок за барной стойкой, а Эдит обслуживала оставшихся посетителей – немецких офицеров, сидевших за длинным столом. Некоторые были настолько пьяны, что дремали, привалившись к столу. Эдит наклонилась, прислушиваясь к тому, что говорил один из немцев, когда раздался стук закрывшейся за Инес двери. Голова Эдит резко дернулась вверх, а несколько офицеров повернулись и уставились на Инес.
Она почувствовала облегчение – лучшая подруга подскажет, что делать, – но ненадолго. Эдит, побелев от гнева, бросилась к ней через весь зал и схватила за плечо.
– Эдит, я…
– Что ты тут делаешь? – прошипела Эдит и потащила подругу к лестнице в глубине ресторана.
– Мне нужно было тебя увидеть, потому что…
– Разве ты не видишь, что я занята важным делом? – Эдит обернулась и лучезарно улыбнулась немцам, с которыми только что разговаривала. Один из них приветливо помахал рукой и вернулся к беседе.
– Пожалуйста, Эдит. – Инес заплакала. – Мишель изменил мне, и…
– Я очень хочу с тобой поговорить, Инес, но сейчас не могу. Офицеры обсуждают тут план сражения. Мне нужно услышать, что они говорят. Подожди меня в квартире.
– Но…
– Быстро, Инес! – Эдит поспешила прочь, и Инес оглянулась на Эдуара, который пристально смотрел на нее из-за стойки бара, где наливал пиво в бокалы. Несколько немцев тоже повернули головы в ее сторону, но Эдит вернулась к ним с подносом, и они снова занялись пивом. Всхлипывая, Инес торопливо поднялась по лестнице и вошла в квартиру.
Никому она не нужна. Все считают ее дурочкой, досадной помехой. Теперь она ненавидела Мишеля, но себя ненавидела еще больше. Как можно быть до такой степени слепой? Шли минуты, и пылающий шар гнева перекатывался у нее внутри. Где же Эдит? Разве она не видела, как Инес расстроена? Она должна была бы уже собрать всю нужную информацию. Видимо, подруга для нее ничего не значит. Инес сидела на мягком диване посреди квартиры Эдит, и отчаяние росло и ширилось в ее душе, пока она не наполнилась им, словно воздушный шар, готовый вот-вот лопнуть.
Время едва тянулось. Прошло полчаса, потом еще полчаса. Снизу доносились голоса, смех. Немцы продолжали пить, веселиться и выбалтывать свои секреты. Стало ясно, что Эдит придет не скоро, а чувство одиночества давило все сильнее. Инес встала – в голове ее вдруг созрело решение. Не давая себе времени передумать, она вышла через заднюю дверь и поспешно спустилась по лестнице. Вернуться домой она не могла, но куда ей идти, если не к Эдит?
В мире есть всего один человек, который действительно хотел быть с ней. И хотя хорошим его не назовешь, он ее замечал, даже желал ее. Несмотря на все опасения, ей было нужно, чтобы ее заметили, хоть кто-нибудь, – или она сойдет с ума. Она пойдет к Антуану, всего на одну ночь, а о последствиях подумает утром.
Стараясь держаться в тени, Инес шла знакомым маршрутом к улице Жанны д’Арк, всего в двух кварталах от брассери. В последний раз они с Антуаном виделись в январе, два месяца назад, и она надеялась, что он не заменил ее новой пассией.
В квартире было темно и тихо, и сколько Инес ни стучала, к двери никто не подходил. Антуана не было дома. Поникнув, она повернулась, собираясь уйти, как вдруг вспомнила. У нее есть ключ! Наверное, он до сих пор лежит под подкладкой сумочки, куда она прятала его от Мишеля.
Она рылась в сумочке, разрывая подкладку, пока пальцы не нащупали что-то маленькое и холодное. Инес закрыла глаза и облегченно выдохнула. Потом достала ключ, повернула его в замке и вошла в квартиру. Она надеялась найти утешение у Антуана, но как только закрыла за собой дверь, поняла, что рада оказаться в одиночестве. В темноте и одиночестве, где никто не будет ее судить или игнорировать, никто ее не отвергнет.
Она зажгла лампу рядом с дверью, и свет упал на небольшую коллекцию бутылок, которую Антуан держал в углу. В приступе ревности, удивившем ее саму, она подумала о том, что после их расставания он пил с другими женщинами. Отбросив эти навязчивые мысли, Инес направилась к бутылкам, налила себе большой бокал коньяка и выпила залпом. Янтарная жидкость обожгла горло и теплом разлилась по желудку. Через несколько минут волшебство добралось до мозга, и внезапно все, что казалось таким ужасным, стало вполне терпимым. Она налила себе еще и, захватив бутылку с собой, устроилась на диване в гостиной. И с каждым глотком в ней крепла уверенность, что все будет хорошо.
Инес проснулась от скрежета ключа в замке, смеха и голосов на улице. Затем скрипнула дверь и наступила тишина.
– Кто здесь? – послышался из темноты голос Антуана, заглушавший женский шепот.
Инес с трудом выпрямилась. Голова пульсировала болью. Она потеряла счет выпитым бокалам и не имела представления, как долго просидела здесь в темноте. С трудом сфокусировав взгляд, она увидела Антуана, удивленно смотревшего на нее с порога гостиной, а за ним – худую как палка и сильно накрашенную блондинку в туфлях на высоких каблуках. Женщина тоже смотрела на нее во все глаза.
– Инес? – нарушил неловкое молчание Антуан. – Что ты тут делаешь?
– Прости. Мне было некуда больше идти.
Негромко выругавшись, он еще минуту пристально разглядывал ее.
– Жди здесь, – наконец рявкнул он и захлопнул дверь, оставив ее и забрав блондинку с собой. Вернулся он один, минут через десять, с перекошенным от злости лицом.
– Кто это был? – тихо спросила Инес.
Его лицо побагровело от ярости:
– Шутишь? У тебя нет никакого права задавать такие вопросы. Два месяца назад ты сама разорвала наши отношения, Инес. А теперь явилась в мою квартиру и устраиваешь мне допрос? Как ты вообще сюда вошла?
– У меня сохранился ключ. Я… я думала, ты будешь один.
– Думала, сижу и тоскую? – Он ухмыльнулся. – Я забыл о тебе, Инес, как только ты ушла. Что ты здесь делаешь? Что все это значит?
Она хотела выложить все, что накопилось у нее в душе, но смогла лишь тихо всхлипнуть.
– Мне было нужно тебя увидеть, – прошептала она, безуспешно пытаясь встать. – Я не хотела… То есть я…
– Ты пьяна. – Его лицо исказила гримаса отвращения. – Что с тобой случилось?
– Муж, – пробормотала она. – Он спал с женой винодела, беременной, но выяснилось, что ее ребенок не от мужа, что она забеременела от моего мужа, и я думаю, он влюблен в нее, и… – Инес умолкла, запутавшись и не понимая, что хочет сказать.
Антуан пристально смотрел на нее, и она не понимала, чего больше в его взгляде, отвращения или жалости.
– Господи. Ложись спать, Инес. Ты совсем никакая. Расскажешь утром.
– Но утром никто меня не будет любить, – простонала Инес, с трудом выговаривая слова. Все остальное смазала зевота.
– Тебе нужно поспать, – устало сказал Антуан, но она уже проваливалась в темноту. Он взял ее на руки и отнес в спальню.
Когда Инес снова открыла глаза, комнату заливал яркий свет. Прищурившись, она посмотрела на часы в углу спальни. Полдень? Она села, и от резкого движения закружилась голова. Неужели она проспала полдня? Мишель, должно быть, жутко волнуется. Но затем события минувшей ночи – Селин, ребенок, бегство в Реймс – разом обрушились на нее, и она, объятая ужасом, вновь откинулась на подушки. Неужели прошлой ночью она на самом деле пришла в квартиру Антуана, вливала в себя коньяк, пока все не поплыло перед глазами, а потом плакала и жаловалась ему на Мишеля? Голова раскалывалась от боли, подсказывая правильный ответ: «Да».
Инес услышала, как в замке поворачивается ключ, затем шаги в коридоре квартиры. Дверь спальни со скрипом открылась; за ней стоял Антуан. Он был в костюме, вид у него был энергичный и победоносный – серебристые волосы зачесаны назад, глаза сверкают.
– Ага, проснулась, наконец, – пропел он, вошел в спальню и раздвинул шторы, впуская в комнату еще больше солнечного света. Инес прикрыла ладонями глаза, но Антуан лишь рассмеялся: – Ты довольно много выпила ночью, моя милая.