О новых отношениях и старых истинах
В спальню я все же поднялась, жуя мною же наструганный салат, в котором были овощи, зелень и даже какой-то чуть кисловатый фрукт. Резала все это под удивленными взглядами женщин, которые почему-то больше со мной не разговаривали, а на все вопросы виновато отводили глаза. Напряженно, но терпимо. От предложенного копченого мяса отказалась наотрез. Чувствую, я его больше никогда есть не буду. Факт моего отказа от белковой пищи совершенно не обрадовал тень, но порадовал Икасика, которому весь предназначенный мне кусок и достался.
Из-за напряженной обстановки на кухне я решила поесть в другом месте и потому, захватив полную миску салата, отправилась в спальню. Ну не то чтобы в спальню, а скорее на балкон, прилегающий к покоям Эрана.
Правда, когда вошла, аппетит пропал окончательно.
— «Мама, — начал зачитывать мне стоящий у окна воин, — сообщи Нрого, что я приму дар его жизни».
Я споткнулась и едва не лишилась любовно состряпанного ужина. Но удержалась. А вот висящая рядом со мной тень в третий раз грязно выругалась, я шепотом повторила, и на этот раз сейр перевел, правда, все так же гласом Божьим:
— Да придет на голову эту неразумную великий Кипец!
Молча вошла в спальню, поставила салатницу на стол, выключила сейр, засунула его обратно за пояс, взяла свой ужин и промаршировала на балкон. И вот там, упав в кресло, я принялась ожесточенно есть. Тщательно прожевывая, глядя исключительно прямо перед собой, ни о чем не думая и сосредоточившись на том, что жевать нужно не менее двадцати раз.
И потому, когда ворвавшийся повелитель Иристана схватил второе кресло и разбил его об стену, даже не отреагировала, отсчитывая количество жеваний.
— Женщина! — взревел сдержанный, умный, благородный и великодушный в прошлом индивид.
Жую. Сосредоточенно. И ни на что больше не реагирую.
Остановился и Эран, и теперь он возвышался надо мной взбешенный, на грани неуправляемой ярости и самоконтроля, напряженный, злой. Затем опустился и, сидя передо мной на корточках, хрипло спросил:
— Почему Нрого?
Проглотила, толком не прожевав, посмотрела на воина, чьи резкие черты лица словно заострились в льющемся из комнаты свете, и неожиданно для самой себя честно ответила:
— Мне нужна помощь.
Лицо повелителя Иристана исказилось на миг, и он вновь спросил, но уже не скрывая злости:
— И ты веришь, что Нрого поможет?
Поковыряв вилкой салат, я нехотя ответила:
— Ну, допустим, Нрого я не особо верю, но вот его тени очень даже. Собственно, на тень хассара Шаега и весь расчет.
И посмотрела на Эрана. Прямо. Воин так же прямо смотрел на меня. Затем прозвучал его следующий вопрос:
— Моя помощь тебе не нужна?
И я как-то сразу поняла, что в скупой фразе скрывается многое. И обвинение, и обида, и злость. Я все поняла, но ответить хотелось резко. Чтобы ему тоже больно было. Как и мне после слов про наложницу. И в наступившей тишине отчетливо прозвучало:
— Спасибо, повелитель Иристана, вы уже «помогли».
Эран застыл. А я даже не отвернулась, продолжая смотреть в его суженные от ярости глаза и ждать… Не знаю, чего тут можно было ждать хорошего, впрочем, ничего хорошего я больше от Иристана и не ждала.
Воин медленно поднялся. Повернулся, прошел вперед, до ограды, могучие ладони сжали железный поручень. Жалобный скрип железа я расслышала отчетливо. О том, с какой силой нужно было сжать кованые перила, чтобы они издали такой звук, даже думать не хотелось.
— Да если бы я знал, что ты Аэрд, я бы не коснулся тебя и пальцем! — хрипло произнес Эран.
Почувствовала себя грязной. Впрочем, меня сразу за тьяме приняли, так что эти отношения изначально ни к чему хорошему привести не могли. Но все равно до слез неприятно. И обидно и…
— Теперь знаешь, — зло ответила я. — Так что можешь не трогать ни пальцем, ни ногтем, ни всем остальным.
Эран стремительно развернулся, прожигая меня разъяренным взглядом. А я вновь принялась остервенело есть. От еды тошнило. Буквально, но я все равно проглатывала, усилием воли заставляя себя есть дальше. Потому что нужно. Нужно быть сильной.
— Киран! — Голос воина прозвучал неожиданно мягко, вот только это была обманчивая мягкость, потому что следующим, что он произнес, было: — Мне не хотелось этого говорить, однако ты совершенно не осознаешь, что означает предъявленное на тебя право сильнейшего.
Есть я перестала и теперь напряженно, исподлобья смотрела на повелителя Иристана, который совершенно спокойно, и даже с нежностью, пояснил:
— Право сильнейшего означает, что ты принадлежишь мне. Целиком и полностью. Ни попытка принять чей-то дар жизни, ни желание избежать жизни со мной тебе не помогут. Если Нрого хочет тебя, ему придется бросить вызов мне, Кира. А хассар Шаега этого никогда не сделает по одной-единственной причине — превосходно осведомлен, что мне не составит труда убить его. Его или кого-либо другого. На Иристане сильнейший я, Кира.
Удар под дых! Жестокий, сбивающий с ног, лишающий сил.
Я набрала салат на вилку, запихнула в рот, тщательно прожевала. Очень тщательно и медленно, а после, обдумав ответ, спокойно ответила:
— Насколько мне известно, в соответствии с традициями Иристана доставать меня правом сильнейшего ты будешь месяц, а после я, благодаря все тем же традициям, вправе закрыть дверь в спальню перед твоим носом!
Все это я произнесла гордо, не громко и не срываясь на крик, а ужасающую мысль о том, что, кажется, имею все шансы повторить судьбу матери, постаралась засунуть как можно глубже. Но вот чего я не ожидала, так проведения и Эраном параллели в прошлое. А он провел, усмехнулся и с нескрываемым чувством превосходства произнес:
— Твоя мать, Киран, в соответствии с традициями Иристана, была женой.
Я с трудом удержалась от вопроса: «А я?», но Эрану мой вопрос и не потребовался, он все так же чуть насмешливо продолжил:
— А ты рабыня. Наложница. Существо без прав и защиты. Соответственно, не вправе принимать решение по поводу проводить ночь со мной или же нет. Такого вопроса стоять не будет, женщина.
В следующее мгновение что-то сверкающее полетело в тар-эна, и я даже как-то не сразу поняла, что это был мой салат! В стеклянной салатнице. Да и прежде, чем поняла, в увернувшегося от снаряда воина уже неслось и кресло! А я себя не помнила от ярости! Дикой, неистовой, клокочущей ярости! И, глядя на воина, без труда увернувшегося, четко осознавала — сейчас буду бить! Не убивать, как папандра тогда в нашей квартире, но бить точно!
— Женщина, — Эран не утратил каменного спокойствия, однако теперь отчетливо ощущалось, что и он на грани, — на будущее потрудись держать себя в руках.
Последняя капля!
Я ринулась в бой, четко просчитывая, куда буду бить — чтобы больно, но безвредно.
И остановилась в шаге от Эрана.
Замерла, тяжело дыша, с ненавистью глядя на воина и думая о том, где Икас? И тень.
Медленно обернулась — на балконе шерстюсика не наблюдалось. И тени также. А еще показалось или нет, но странное гудение, отдаленно напомнившее звук силовых установок, словно прозвучало в воздухе. И в следующее мгновение я поняла — не показалось. Медленно вошла в спальню — тени нет. Икаса тоже. Все так же медленно, как заторможенная, дошла до двери, распахнула — тень висела в воздухе. Бледная, покореженная.
А разделяя нас, сверкала энергетическая решетка!
И как во сне — чуть слышный треск, гудящий от напряжения воздух, и решетка отодвигается от меня на метр, тесня шейса.
«Что происходит? — прошипела вдруг тень, и я едва слышала ее голос. — Что?!»
Гудение усиливается, решетка раздвигается, отодвигая тень от меня.
Эран, неслышно подошедший сзади, протянул руку, закрыл дверь и, обняв за талию, произнес:
— Если бы я знал, что ты Аэрд — не прикоснулся бы и пальцем. Возможно. А возможно, и нет, Киран, потому что решить можно любую проблему. И я ее решил!
Я едва дышала. Почему-то очень страшно стало и не по себе как-то. Медленно повернулась, запрокинув голову, посмотрела в синие глаза воина и спросила прямо:
— А о какой именно проблеме идет речь?
Эран несколько секунд смотрел на меня мрачно и даже как-то зло, а затем наклонился и прикоснулся к моим губам. Осторожно, нежно, едва-едва, и вдруг резко, почти болезненно смял, целуя жадно, неистово, агрессивно. А я… я задохнулась от злости и обиды. Рванулась, пытаясь прекратить это, и в то же мгновение была прижата к двери жестким телом воина. Прижата настолько сильно, что не было возможности даже вдохнуть поглубже, не то чтобы вырваться. Но тар-эну этого было мало — движение, и мои руки подняты вверх, а запястья он сжал одной рукой, открывая пространство для маневров второй. И когда его ладонь скользнула по моей щеке, шее, плечу, а затем властно сжала грудь — я зарычала от ярости! Потому что не было ни гормональной революции, ни крышесноса, ни упоительного блаженства — обида и злость. Дикая. Неистовая. И пугающая мысль — что же на самом деле я ощущала тогда в палатке? Что?!
Воин остановился. Замер, тяжело дыша и вздрагивая напряженным до предела телом, затем схватил за подбородок, приподнимая мое лицо и вынуждая взглянуть на него. Вгляделся в мои полные злых слез глаза и глухо застонал сквозь стиснутые зубы.
А затем подхватил на руки, отнес на кровать, осторожно положил, развернулся и вышел.
Наверное, только когда за повелителем Иристана захлопнулась дверь, я осознала весь ужас случившегося. Я не люблю Эрана. Никогда не любила. Я даже не хочу его. И влечения нет никакого. Это все тень. Мутация. Непонятно что. Но не любовь. Не страсть. Не желание быть рядом. Обман, раскрывшийся так резко и внезапно. И чувство пустоты, разрастающееся внутри и не исчезнувшее, даже когда открылась дверь и вбежал встревоженный Икасик. И такая апатия накатила.
В эту ночь я спала с Икасом, даже попросила его забраться на постель и, только обняв, смогла уснуть. Под утро. Выплакав все слезы, которые только были. И возненавидев Иристан до такой степени, что мама бы мной точно гордилась.