Они с Марком испепеляли друг друга взглядами.
— Миледи, — сурово прервал аббат эту безмолвную дуэль. — Лорд Эндшир не только принес нам весть о том, что вы в опасности, за что вы должны быть ему признательны. Он также сообщил нам, что наш король передал опекунство над вами лорду Эндширу, чтобы защитить вас и ваше имущество от посягательств.
Она в недоумении открыла рот.
— Мой король никогда бы этого не сделал! — выкрикнула она.
Гвин стремительно повернулась к Джону:
— Стефан дал обещание отцу, что никогда… никогда не отдаст меня никому без моего согласия!
— У короля Стефана есть и другие подданные, а не только вы, леди Гвиневра, — заметил Марк.
Аббат фыркнул:
— Это детский эгоизм, леди!
Марк продолжал так, будто клирик не произнес ни слова:
— Подданные, о счастье которых он тоже должен заботиться, как, разумеется, и о вашем. — Он улыбнулся. — Что же касается меня, я сделаю все возможное…
Этого не могло быть. Она с трудом сдерживалась. Руки Гвиневры были сжаты в кулаки, лицо пылало.
— И потому, — говорил Марк, — наш король испытывает потребность защитить свои интересы. А именно — Эверут.
— Вы хотели сказать — Эндшир, — выкрикнула она ему в лицо. — Вы солгали ему! Вы солгали моему королю!
— Леди Гвиневра, — попытался обуздать ее аббат.
— Именно так и было, — сказала она, внезапно успокоившись. — Вы продали свою лояльность королю за опекунство надо мной.
Марк отвесил легкий поклон:
— Вы того стоите, миледи.
— Но ведь это окончательно еще не решено, не так ли? — спросила она, обращаясь к Джону.
Тот печально покачал головой.
— Судя по вашим действиям, — заявил аббат, — это следует решить в ближайшем будущем. Мне становится совершенно очевидным, что такого рода опекунство необходимо.
В ушах у Гвиневры зазвенело, и она оперлась на руку Джона, стараясь побороть головокружение и охватившую ее панику.
— Гвин, — пробормотал Джон ободряюще, но его слова едва доносились до нее сквозь звон в ушах: — Может быть, тебе стоит остаться и побеседовать с лордом Марком?
Она провела языком по пересохшим губам. Он начнет ей задавать вопросы, на которые она не сможет ответить. Вопросы о том, где она раздобыла этот плащ, и о том, где провела ночь. И каждый ответ может решить участь Язычника, а каждый отказ — судьбу Эверута.
— Да, Джон. Я останусь. Марк улыбнулся.
Джон вышел, а аббат скользнул за шпалеры, закрывавшие вход в другую комнату, и оставил их вдвоем. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было шуршание одежды удалявшегося аббата по каменным плитам пола. Потом наступила полная тишина. Марк указал на кресло возле полыхавшей жаровни:
— Сядьте, Гвин.
Она мысленно посоветовалась сама с собой и решила, что возражать бессмысленно и бесполезно до идиотизма. Поэтому села.
— Мы все так беспокоились о вас.
— Прекратите, Марк, — огрызнулась она. — Все ушли, и больше дурачить некого.
Он рассмеялся:
— У вас такой характер, что однажды может повлечь за собой вашу смерть.
— Или вашу, — парировала она.
Его смех медленно замер. Он положил руку на подлокотник кресла и наклонился над ней:
— Откуда у вас этот плащ?
Она повернула голову так, чтобы он не видел ее лица.
— Какая разница?
Другая его рука легла на спинку кресла таким образом, что она оказалась между его раздвинутыми руками. Он склонился еще ниже к ее липу:
— Откуда у вас плащ?
— Он мой.
— Ничего подобного, — зашипел он у самых ее губ.
Она нервно сглотнула:
— Какое это имеет значение, Марк?
Он так плотно сжал губы, что они побелели. Его аристократическое, обычно невозмутимое лицо с орлиным носом стало пунцовым.
— Да, едва ли, — согласился он. Дыхание его омывало ее лицо. В ноздри ей ударил кислый удушающий запах кожи и железа. — Но было бы уместно, если бы вы отвечали на мои вопросы.
Гвин попыталась было соскользнуть с кресла. Лоб ее покрылся густой испариной.
— Не понимаю, какой интерес может представлять для мужчины моя одежда, — сказала она, скрывая дрожь в голосе и возвращаясь к обычному для нее стилю общения с Марком — уверенному равнодушию. — Но если угодно, я могу адресовать вас к своей портнихе, если вы так впечатлены ее мастерством.
Он слегка отклонился назад и оглядел ее порванное и запачканное платье.
— Если она одевает вас так, то это не вызывает у меня никакого интереса.
Перед мысленным взором Гвин вдруг предстал образ Марка фиц Майлза, лорда Эндшира, одного из самых хитроумных и коварных лордов в королевстве, одетого в женскую тунику и головной убор и приплясывающего вокруг майского шеста.
Она усилием воли подавила желание расхохотаться, прикусив язык.
— Я знаю, что этот плащ не ваш, Гвин. И это имеет значение. Это важно.
В комнату вплыл аббат и бросил на них взгляд искоса.
Марк отпрянул от ее кресла и отошел к дальней стене. В этот момент вернулся Джон в сопровождении двух слуг. Один из них нес поднос с вином и яствами, другой — меха для Гвин.
Аббат оттеснил Марка к письменному столу в другом конце комнаты и заговорил о чем-то с ним, понизив голос.
Марк повернулся и теперь смотрел прямо на нее.
Глава 22
Она сидела, съежившись на стуле, укутанная в меха, и цедила маленькими глотками подогретое вино. Прошел почти час, а аббат, Джон и Марк все еще пережевывали последние новости, касавшиеся страны, разрываемой междоусобными конфликтами.
— Стефан получил подтверждение тому, что слухи о появлении шпионов фиц Эмпресса верны. Он опасается, что они проникли во многие благородные дворянские дома, пока он держал совет в Лондоне.
Марк и аббат слушали рассказ Джона об опасениях короля, и аббат хмурился.
— Я надеялся, что его шпионы уже убиты, — сетовал аббат. — У нас давно не было известий на этот счет, но лорды больше не переходили на сторону анжуйцев.
— Я думаю, — заключил Марк, — что они не стали бы открыто объявлять о том, что перебежали на другую сторону. Особенно когда еще находились в Лондоне. Когда лорды окажутся в безопасности за стенами своих замков и урожай будет собран, мы узнаем об их истинных намерениях.
Джон покачал головой и оперся рукой о стену так, что рукоять его меча ударила в камень. Меч звякнул, и он неосознанно перехватил его свободной рукой. Его приятное румяное лицо было серьезным.
— Мы не можем просто дожидаться этого, Марк. Время — его союзник. Если его шпион здесь, мы должны перехватить его до того, как по весне Генрих фиц Эмпресс высадится на наших берегах.
— Думаю, это произойдет зимой, — спокойно предположил Марк.
Он сел в кресло, вытянув ноги перед собой:
— Достаточно будет, чтобы кто-то из наших дворян примкнул к его делу, и Генрих не станет медлить, чтобы совершить вторжение в Англию. А Язычник Соваж умеет быть убедительным.
Гвин вскочила с места, будто ее подбросило пружиной.
— Язычник?
Мужчины повернули к ней головы. Марк умолк.
Его взгляд, обращенный к дальней стене, медленно переместился. Он уставился на нее, мгновение смотрел не отрываясь, потом усмехнулся, и улыбка его была медленной и ужасной. Он поднялся на ноги.
— Поднимай своих людей, Кэнтербридж. Она пришла сюда из южных лесов.
Майлз и Джон уже спешили к двери, быстро переговариваясь о лошадях и лесных дорогах.
— Нет! — закричала Гвин, торопясь за ними. — Нет! Вы не можете!
Они на мгновение остановились, и Марк успел наклониться и провести пальцем по ее щеке, приговаривая шепотом на ухо:
— Я это знал!
Потом он быстро зашагал прочь, а аббат поспешил за ним. Гвин снова рванулась вперед, но Джон предостерегающе положил руку ей на плечо.
— Гвин! — Он нетерпеливо встряхнул ее. — Что с тобой творится? Мы выслеживаем шпиона. Из-за него наш король может потерять трон!
— Он спас мне жизнь!
Только сейчас Джон понял…
Приятное доброе лицо его исказилось и выразило отвращение.
— Ты знаешь, кто он, этот Язычник? — спросил он с яростью.
— Н-нет.
Он сделал нетерпеливый жест рукой.
— Он Гриффин Соваж, Гвиневра, — прошипел Джон. — Сын Кристиана Соважа. Наследник Эверута.
Она почувствовала, как кровь отлила от ее лица.
— Отец Язычника и твой когда-то были друзьями. Самыми близкими друзьями. Они делили все — женщин, вино, военную судьбу. Они всюду были вместе. Всюду, — повторил он многозначительно.
В сознании Гвин замерцало какое-то смутное воспоминание. Что-то пугающее.
— Святая земля, — прошептала она.
Джон бросил на нее пронизывающий взгляд.
— Да. И отец Марка тоже был там, миледи. Их было трое. Не забывай об этом.
Она почувствовала приступ тошноты:
— Что?
— Отец не рассказывал тебе? Много лет назад Марк был оруженосцем твоего отца…
— Что?
— Это было задолго до твоего рождения. Отец Марка Майлз навязал его. Предполагалось, что Гриффин Соваж станет его оруженосцем, но что-то случилось, что-то произошло. Не знаю, как и почему это случилось, но эти три семьи связало нечто странное — возможно, нечестивое. Соважа, фиц Майлза и де л’Ами.
— Марк знает Язычника? — спросила она слабым голосом.
— Марк знал его отца, и да, знает и сына. И у Марка есть причина ненавидеть его, как ненавидел и де л’Ами.
«Ненавидеть… — думала она тупо. — Предполагается, что я должна его ненавидеть».
— Что ты говоришь?
— Я говорю, Гвин, что, если еще раз посмеешь возразить Марку, ты обречена. И Эверут, и ты перейдете под его опеку, и он возьмет тебя в жены.
Она прижала руку ко рту. Страх накатил на нее как волна безумия. Это движение, казалось, разгневало Джона.
— Неужели ночь, проведенная с Язычником, стоит того, чтобы потерять Эверут? — спросил он свирепо. — Почему ты ничего не сказала о своем спасителе?
Лицо его побледнело.
— Боже, храни нас всех, Гвинни. Ты не знала? Да? Она изо всех сил покачала головой, отрицая это, но внутри у нее все кричало: «Да, да. Я знала, что он не тот, кем кажется, и этого было достаточно».