— Я думала, он при смерти!
— Нет, миледи, — откликнулся Эдмунд, тоже стараясь быть услышанным. — Но он готов сразиться с Марком и убить его.
Она снова прижалась головой к его спине, радость переполняла ее. Он был жив. Он не погиб и не был при смерти. Остальное она могла перенести с легкостью. Все, что угодно, только не его смерть.
Глава 27
Гвин стояла рядом с ними. Грудь ее все еще вздымалась от волнения и бешеной скачки. Марк смотрел на нее. Гриффин не смотрел. Он стоял неподвижно, неотрывно глядя на небо. И казался погруженным в думы, как если бы больше ничто не имело для него значения.
Ее верхнюю красную тунику развевал ветер, так что была видна ярко-желтая подкладка. Ветер трепал ее волосы. Сегодня запах моря был сильнее, чем обычно, и заглушал запах крови. Пора было покончить с этим.
Она прижала кончики пальцев к вискам, стараясь удержать развеваемые ветром волосы, и повернулась к Марку. Его глаза казались спокойными, но в их глубине она различила лихорадочное возбуждение. У него пробивалась борода, казавшаяся неухоженной и неопрятной.
— Что вы задумали, Марк? — спросила она. — Что все это значит?
Она махнула рукой, указывая на ряды солдат.
— Вы в своем уме?
— Да.
Он наступил на свой шлем, который положил на землю возле ног, и улыбнулся ей безумной улыбкой.
— Как Эсташ?
Она покачала головой:
— Вы опоздали погубить меня, Марк. Я сама это сделала. Гриффин знает. Я ему рассказала.
— О, отлично.
Он посмотрел на Гриффина, все еще вглядывавшегося в какую-то точку на горизонте.
— В таком случае мы можем перейти к делу. У каждого из нас есть что-то, чего хочет другой.
— У вас нет ничего, чего хотела бы я, — огрызнулась Гвин.
— О, так-таки нет? А ведь всего две недели назад я был вашей последней надеждой. Тсс! Во всяком случае, у меня есть нечто, чего хочет Язычник.
— О чем вы толкуете? — спросила она, когда ей стало ясно, что Гриффин не собирается вступать в разговор. — Пожалуйста, прекратите это, Марк. Слава Богу, все кончено. Я была не права.
— Вы были не правы, Гвин, но дело не кончено. Пока еще не кончено. Рискуя повториться, я снова скажу: у меня есть нечто, чего хочет Гриффин.
— У тебя нет ничего, Марк, чего бы я хотел, — сказал наконец Гриффин, не отрывая взгляда от горизонта. — Я вижу, тебе хочется меня убить. Я готов сразиться с тобой.
Гвиневре стало страшно.
— Вам, Гвин, вовсе не безразлична судьба Гриффина? Не так ли? Я вижу по глазам. Ради него вы готовы на все. Почти на все.
Он ухмыльнулся.
— Маленькое предательство там, в подземелье, — пустяк. Это не в счет. Но что касается всего остального, то вы готовы. Вы ведь не хотите, чтобы с ним что-нибудь случилось?
— Что вы хотите сказать? — спросила она шепотом. Он устремил свой хитрый взгляд на профиль Гриффина:
— Сюда направляется Генрих фиц Эмпресс.
Гвин махнула рукой:
— Мы это знаем.
— Он мчится на север с такой скоростью, будто за ним гонится дьявол. Готов поспорить, что этого вы не знаете. Он будет здесь к концу дня. Возможно, даже раньше. Он едет в Эверут.
— Зачем?
Она не смела посмотреть на Гриффина даже краем глаза — столь глубокое отвращение питала сейчас к себе. Марк сделал вид, что и сам удивлен:
— Кто знает? Возможно, до него дошли слухи, что здесь, на севере, гнездо предательства.
Она смотрела на него с возрастающим ужасом:
— О, Марк, нет! Нет!
— Он знал о вашем плане? — спросил Марк, поворачиваясь к Гриффину и глядя на него с насмешкой. — Она не рассказывала тебе, что я должен был поспешить вывезти Эсташа у вас из-под носа?
— Перестаньте!
— Но я избрал другой путь, Гвиневра. Мне показалось более мудрым совершить кое-какие маневры, неизвестные даже вам. А теперь, — он указал жестом на поле боя, — мне кажется, что это было очень умно.
Она схватилась за рукав его тяжелой кольчуги:
— Что вы сделали?
— Генрих узнает о предательстве вашего возлюбленного, Гвинни. Скрывать принца в своем подземелье? — Марк щелкнул языком, изображая насмешку и презрение. — Генрих готов прощать тех, кто никогда не сражался с ним плечом к плечу. Но вашего жениха? Свою правую руку на поле боя, доверенного советника, почитаемого дипломата? Первого шпиона? Друга? — Марк покачал головой. — Всего больнее ранит предательство близких людей. Предательство — ужасная вещь.
Она качала головой, и ее волосы выбивались из чехла:
— Нет, Марк, нет!
— Особенно больно смотреть, как у еще живого человека выпускают кишки, когда его четвертуют, разрубают на части и эти части бросают в четыре стороны света. Это ранит особенно болезненно.
Единственной причиной, почему Гвин не заплакала, было то, что она была готова закричать. Голова ее была способна взорваться от ярости, ненависти к себе и отчаянного страха.
Гриффин продолжал стоять, скрестив руки и глядя на поля и дальний лес. При последних словах он изменил позу, повернул голову к Гвин и посмотрел на нее:
— Тебя это беспокоит?
— Конечно, — выдохнула она, и слова ее были полны жаркого отчаяния и муки.
Марк хлопнул в ладоши:
— В таком случае заключим сделку. Я готов отнестись к вопросу по-деловому. Вы хотите спасти Гриффина.
— А чего хотите вы? — спросила она обреченно.
— Вас.
Рот Гвин раскрылся, а Гриффин наконец посмотрел на нее. Марк усмехнулся:
— Рад, что привлек твое внимание, Гриффин. А теперь, — продолжал он самым бодрым тоном, — возможно, тебе безразлично, останешься ты в живых или умрешь. Этого я не знаю. Твой отец был неуправляемым, диким человеком, непредсказуемым — и, возможно, это и у тебя в крови. Но у меня есть кое-что, способное вызвать твой интерес. И, думаю, это для тебя важнее всего.
Почти неприметно Гриффин покачал головой:
— У тебя нет ничего, фиц Майлз, что могло бы меня заинтересовать.
— У меня есть то, что может быть интересно только для наследника Эверута. Для истинного, подлинного наследника.
Это заявление в конце концов вызвало слабый интерес в глазах Гриффина.
Марк понизил голос:
— Ты ведь знаешь, о чем я толкую. Да? О той самой вещи, за которой ты охотишься. О, я слышал, что ты отверг сокровище и свою судьбу. Но я тебя знаю. И знаю, что это. Ты ведь это ищешь. У меня это есть, и я готов тебе его отдать. Если ты отдашь мне Гвиневру.
Вокруг них бушевал ветер, вытягивая их волосы из-под шлемов, теребя застежки. Ветер облепил юбки Гвин вокруг ног, будто они собирались улететь, по вместо этого оказались прикованными к коленям. Она посмотрела на Гриффина. Лицо его было бесстрастным, но в глазах она прочла ярость и отчаяние. У него на подбородке задергался мускул. Гвин повернулась к Марку.
— О чем вы говорите? Что это за вещь?
Марк не смотрел на нее.
— Скажи мне, Гриффин, насколько она дорога тебе?
Снова наступило молчание. Казалось, в душе Гриффина происходит борьба. Он едва слышал слова, обращенные к нему. Но взгляд его был прикован к Марку, и в этом взгляде застыла смертельная угроза.
Глаза Гвин наполнились жаркими слезами. Год назад она поклялась убить себя, если ей будет угрожать брак с Марком. Они с Гриффином вместе посмеялись над этим. Теперь же все дело было в Гриффине, и ради него она готова была умереть. Она склонила голову.
— Я готова.
И произнесла это так тихо, что сначала ни один из мужчин ее не услышал. И на мгновение она будто бы стала ненужной и случайной, хотя именно о ней шла речь, и из-за нее шла торговля, и она была причиной этого безумия. Лицо Гриффина было непроницаемым и жестким как камень, но, когда Гвин заговорила снова и произнесла: «Я выйду за вас», — Гриффин повернулся к ней.
Как и Марк. Выражение его лица все время менялось: его обуревали сменяющие друг друга чувства, но все они вызывали у него улыбку.
— Я все время это твердил, Гвинни, что вы вспыльчивы, но не глупы, — заметил он с подлинным чувством, и это ее удивило. — Значит, мы заключаем сделку.
— Да.
— Нет.
Они оба повернулись на звук голоса Гриффина. Впервые после того как узнал о ее поступке с Эсташем, Гриффин смотрел прямо на нее и не отводил взгляда, даже обращаясь к Марку: — Оставь нас в покое, Марк. Она выйдет за меня.
Гвин потянулась к нему и дотронулась до его руки:
— Но, Гриффин, я должна! Они тебя повесят, если узнают об Эсташе.
— Здесь тебе ничего не светит, Марк, — сказал он, будто и не слышал ее. — И никогда не светило. И вот что, фиц Майлз, — продолжал он, переводя взгляд на вспыхнувшее лицо Марка. — Своим предательством ты лишил себя земель, отошедших к тебе от Эверута. Я аннулирую твое право и лишаю тебя их.
Марк ответил хриплым смехом, прозвучавшим дико и безумно:
— Генрих фиц Эмпресс пожалует мне другие.
За все это время выражение лица Гриффина не изменилось, но Гвин заметила в нем слабые признаки беспокойства.
— Это не имеет ко мне отношения, — ответил он тихо. — Но на свои действия я имею право сам.
Маска неприступности снова легла на его лицо, а взгляд обратился к Алексу:
— Если его люди не покинут холмы за двадцать минут, перебейте их всех.
Он резко повернулся. Потрясенная, Гвин озиралась, оглядывая лица, прикрытые шлемами. Потом сделала шаг к нему.
Но Марк, будучи мастером интриги, приберег еще одну каверзу, последнее причудливое блюдо, которое готов был теперь добавить к этой трапезе безумия, которую Гвин помогла ему сервировать.
— Ты никогда не сумеешь открыть заветную дверь, Соваж, — крикнул он, обращаясь к спине Гриффина. — У меня один из ключей!
Сердце Гвин упало — скоро ей суждено было войти во врата ада.
Гриффин обернулся. Марк приподнял цепь, висящую на шее, и держал ее на весу. На ней красовался железный ключик. Гвин рванулась вперед, силясь его схватить.
Но тут и Гриффин приподнял цепь на своей шее.
— Ты имеешь в виду это? — спросил он бесстрастно, показав точно такой же ключ. У него было даже два ключа: один черный, как железо, другой серебристый.