У белогвардейцев были триста конников и четыре орудия, наши ж силы были гораздо многочисленнее, но без дисциплины и привыкшие к произволу и трусости.
Наши солдаты выбрались из Симбирска заблаговременно вместе с комиссарами и членами губисполкома…
Для оказания помощи Симбирску 20 июля мною было приказано из Казани выдвинуть отряд Трофимовского в 350 человек при двух орудиях, двух аэропланах и 100 конях… Туда же и в том же направлении послана… венгерская рота (а вот и пленные появляются. — Ю. В.)… Пока удалось собрать артиллерию, мазут, аэропланы, прошло три дня. В воскресенье артиллеристы отказались грузить орудия, ссылаясь на то, что праздник…»
Но и сам товарищ Вацетис не совсем главнокомандующий над своими войсками.
1 августа 1918 г. Ленин пишет, так сказать, приватно П. А. Кобозеву, К. X. Данишевскому, К. А. Мехоношину, Ф. Ф. Раскольникову:
«Товарищи! Пользуюсь оказией, чтобы черкнуть несколько слов. Достаточно ли энергично работают военные руководители и Вацетис? Хорош ли контроль комиссаров за ними?.. Сейчас вся судьба революции стоит на одной карте: быстрая победа над чехословаками на фронте Казань — Урал — Самара. Все зависит от этого…»
…При таком воинстве, да без комиссаров, не то чтобы трудно, а гибельно республике. Потому в одну упряжь впрягаются политический и «женевский» надзоры, что, впрочем, в этой республике является едино нераздельным. «Женевский» механизм и возник как гигантский вырост из центрального аппарата партии — ЦК. С тех пор только ему подчиняется. И стоит над государством.
Убеждать! Убеждение не действует — карать!..
Однако наскоро слепленный фронт продолжает пятиться, а местами просто рассыпается. Личный состав для него срочно изымают с Северного и Западного участков завес, Карельского участка, Псковского, Брянского и Курского районов, а также из Петрограда…
Захват Симбирска с его патронным заводом устранил острый недостаток в боеприпасах у белых.
Чу, запах крови!
Вацетис не сообщает имя доблестного командира полка, виновного, среди прочих, в сдаче родного города главного вождя революции, а им оказался Я. Я. Лацис — будущий механик «женевского» дела, да из ретивых! А тогда он благополучно сдал полк и получил 1-ю Инзенскую (потом 15-ю) стрелковую дивизию. В 21 год отчего не покомандовать — мир так прекрасен! В отличие от Вацетиса образования он вообще не имел. Но разве не политическая сознательность и убежденность прежде всего определяют ценность человека… Юный Лацис покомандовал и группой войск, и опять-таки — родной Латышской дивизией (1920), а уж потом посвятил себя чекистским подвигам. Душа в душу жил с «женевской» уродиной, пока не заглотнула она и его в 1937-м — едва успел отпраздновать сорокалетие Ян Янович. От этого ее коварства пострадали многие заслуженные «женевцы». Думали: коли они рубят, то их уж ни за что не возьмет никакое устройство — вроде заговоренные.
Водился и другой Лацис[129] — сомеханик по «женевскому» ремеслу. Мартын Иванович — бывший учитель; в самых блестящих «женевцах» хаживал, пока в 1938 г. не схарчило его «женевское» приспособление, а ведь всей чека по Украине командовал! Тут уж не запах — голова кружится от крови.
Нахальные напрашиваются выводы. Учителями по образованию (или очень близко к ним) оказываются едва ли не самые преступные люди в истории: Муссолини, Мао Цзэдун (учительская семинария) и даже Махно. Набирались культурности в духовной семинарии Сталин, Микоян и Петлюра…
«Женевская» колотушка проявила определенную склонность к бывшим латышским стрелкам: повышибала их с превеликим тщанием. Правда, Мартын Иванович в Латышской дивизии не служил.
Это при Мартыне Ивановиче в лето 1919 г. обязанности начальника Особого отдела ВЧК Двенадцатой армии справлял Грюнвальд — тоже латыш. Как не порадеть земляку (однако чекисты возражают: мол, не знали о баронстве Грюнвальда; из баронов ли он — это тоже вопрос; когда нужно обеляться — и не такие оправдания идут в ход).
Особый отдел армии размещался в Киеве.
Народу этот латышский протеже Лациса извел на тысячи. Расстрелял красавицу грузинку Чхеидзе: отказалась быть любовницей. И товарищ Грюнвальд ее… как английскую шпионку. А что, вражина, момента не понимает? В огне республика!
Примем эту версию, будто Грюнвальд из баронов. Тогда при царе и при самом этом золотопогонном баронстве и на ноготок не было такой власти — и не снилось, куда там! Хозяин над Киевом. И вообще хозяин.
Тут и вспоминать прошлое нелепо. О чем жалеть-то? Разве жил при царе? Разве то была жизнь?!
И все ничего, но ведь замахнулся и на своих, когда вздумали ставить предел его власти. Свои и кинулись в Москву. Их воодушевил на бунт славный чекист Фомин Федор Тимофеевич — будущий комкор с «особо ценными заслугами в борьбе с контрреволюцией». Федор Тимофеевич по случаю оказался в Киеве, рану лечил, а тут Грюнвальд рвет резолюции партийных собраний!
И повязали Грюнвальда.
А тут войска генерала Бредова[130] надавили — и пал Киев[131].
Бредов, как утвердился в Киеве, велел раскапывать братские могилы. Тут же, возле могил, производилась запись в белые полки: можно — в Семеновский, а можно — и Корниловский, не жалко. Так сказать, с предметным нравоучением: вот трупная вонь ленинской власти — выбирайте. Ну полны рвы, до краев… И записывались в Добровольческую Армию, проявляли несознательную и классовую гниль.
А в Москве — правеж над Грюнвальдом. Барон, бывший штабскапитан, а поди-ка, так чисто справлялся с задачей расчистки советской республики. И надо же, железный Мундыч слиберальничал: убийца тысяч невиновных людей (даже по меркам ВЧК невиновных!), а не заплатил жизнью. Истинно: ворон ворону глаза не выклюет. Всего-то 10 лет и схлопотал бывший ответственный чекист, а потому что в принципе полезную работу исполнял, и с размахом. Работы-то сколько!
Через год с небольшим скостили десятилетний срок вдвое по случаю окончания Гражданской войны: была в этой победе и очистительная заслуга товарища Грюнвальда. А через несколько месяцев и вовсе выпустили — вещь неслыханная и немыслимая для обычного советского заключенного. Этих клали как «контр» без пощады.
Владимир Ильич по всем этим вопросам письмо соорудил Мартыну Ивановичу: все-таки Лацис, председатель всеукраинской ЧК, лично его, Ленина, выдвиженец.
«На Украине Чека принесли тьму зла, — указывал Владимир Ильич, — быв созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся…»
Чтобы так написать: «…принесли тьму зла», — следовало наворотить самую настоящую тьму зла. Значит, было кого жалеть Мундычу, умело расчищал землю Грюнвальд.
А с другой стороны: для чего, спрашивается, волокли тогда гильотину из Женевы и потом на всю страну ладили?..
А барон подался в Латвию. В 1924 г. английским шпионом проник в Советский Союз (уж эти англичане!), был опознан латышом-чекистом: не дремлет истинный «женевец» — и расстрелян. Не оценил бывший чекист душевной щедрости главы бывшего своего ведомства.
М. И. Лацис входил в состав Петроградского ВРК в октябрьские и декабрьские дни семнадцатого. И понятно: он был кадровым партийцем.
23 апреля 1928 г. он прислал в Центрархив справку. Оказывается, Мартын Иванович возглавлял Бюро комиссаров ВРК.
«Это бюро возникло сейчас же на следующий день после переворота и, если не ошибаюсь, по предложению тов. Подвойского. Вначале этой работой руководил тов. Невский, на следующий день он передал эту работу мне. С тех пор Бюро комиссаров возглавлял я вплоть до моего назначения в Наркомвнудел. Работа Бюро комиссаров состояла в том, чтобы наметить из числа партийных рабочих и партийцев вообще подходящего человека на должность комиссара той войсковой части или тому учреждению, где не было наших людей… потом (комиссары. — Ю. В.) стали направляться и в провинцию…»
Это Лацису принадлежит «честь» расстрела штаба батьки Махно, захваченного обманным образом. Сам же батько успел уйти. Впрочем, таких дел на Мартыне Ивановиче — и не сосчитать!
О встрече со штабом батьки Махно в Гражданскую войну поведает в своих воспоминаниях генерал-лейтенант Советской Армии Григорий Давидович Пласков («Под грохот канонады». М., Воениздат, 1969).
«…Возглавлял колонну его (батьки Махно. — Ю. В.) заместитель Каретников. За ним гарцевал штаб — пол сотни всадников по шесть в ряд, все на прекрасных резвых конях. Правофланговый каждого ряда держал на стремени штандарт на длинном древке. На черном бархате выведено: «Вечная память основателю свободы бате Кропоткину!», «Да здравствует вольность, анархия!», «Смерть законам!», «Вся земля крестьянам. Коммунистам — по три метра», «Освободителю украинских крестьян батьке Махно — слава!», «Долой деньги, да процветает свободный обмен!», «Бей сегодня Врангеля, завтра — совдепы!».
Сияет серебром сбруя на конях. Махновцы в шикарных кубанках, в опушенных мехом коротких свитках из дорогого сукна…
За штабом катят тачанки, сверкающие свежей черной краской. В каждую впряжены черные лошади с бубенцами… И вся эта масса гогочет, свищет, пиликает на губных гармошках…»
В 1970-х годах Молотов вспоминал именно об этих днях:
«В гражданскую войну был момент, когда Деникин подходил к Москве, и неожиданно выручил Советскую республику Махно. Вот видите, даже Махно иногда пользу приносил. А положение было такое, что Ленин собрал нас и сказал: «Все, Советская власть прекращает существование. Партия уходит в подполье». Были заготовлены для нас документы, явки…»
Мартын Иванович был не просто практиком, а и святителем «женевского» дела. В 1921 г. сдал дела новому председателю чека Украины и срочно вернулся в Москву, в центральный аппарат ВЧК, где занял пост заведующего Секретным отделом.
ВЧК продолжал бессменно руководить Мундыч, а делами ее управлял обходительнейший Генрих Ягода — будущий верховный глава ОГПУ-НКВД, третий после Дзержинского и Менжинского вождь синего воинства.