И сломил Лев Давидович ход событий, поверила, двинулась за ним армия. Сбил он из полуразложившихся и митингующих отрядов настоящую армию.
23 августа чехословаки оставили Красную Горку, Николаев и Ново-Спасск.
6 сентября советские газеты сообщили о том, что жизнь Ленина вне опасности.
9 сентября красными взяты Грозный и Уральск.
10 сентября Троцкий в бронепоезде въехал в Казань. По случаю взятия Казани Кремль в Москве украшен красными флагами.
12 сентября пали Симбирск и Вольск. Ура Ленину и Троцкому!
16 сентября на заседании ВЦИКа принят декрет об учреждении знака отличия — ордена Красного Знамени.
Ян Фабрициус (1877–1929) до окончания Гражданской войны получит четыре таких ордена и еще Почетное оружие. Фабрициус командовал бригадой в боях против Юденича, Деникина и белополяков. Погиб в авиационной катастрофе…
Московские газеты оповестили православных: товарищ Ленин выздоровел и 17 сентября впервые после ранения присутствовал на заседании ВЦИК. Громовым «ура» отозвалась бедняцкая Русь! Наш вождь! Замоем кровью муки вождя!..
Давят красные полки.
3 октября красные уже в Красноуфимске и Елабуге, 4 октября — Сызрани, 7 октября — Самаре, 16 октября — Бугульме, 29 октября — Бугуруслане[134].
Белочехи пятятся, оглядываются: как бы к Тихому океану поближе, а там на корабли — и домой…
Дивизия, которой командовал Василий Иванович Чапаев, после его гибели получила наименование Чапаевской. Она освобождала от колчаковцев Уфу и Уральск, а после и Киев от «белополяков». Ее бойцы с беззаветной храбростью сражались в 1941–1942 гг. в осажденных Одессе и Севастополе против немцев и румын.
Впитывает землица кровь. Много крови. Земле без разницы — русская, татарская, чешская или словацкая. Без счета закапывают людишек: ни креста, ни красной звездочки — степь да остервенелые потные рожи…
Однако накладочка выйдет у красных. Ослабят свой боевой натиск с холодами, а белым это «в масть»: выберут в вожди Колчака, приведут в порядок полки и дивизии — и ударят. Уж как пожалеет Лев Давидович: не додавил белую гадину в ту осень! Еще бы чуть-чуть подпереть… Но то не его вина. Не сходилась обстановка. Восстания по тылам. Опять же бойцы измучились, оборвались, обовшивели. Словом, медленнее пошли красные полки, а местами и вовсе начали останавливаться. Оно и понятно: живые ведь люди.
Разговор промеж братвы: нельзя без общей подвижки, перенатуга может получиться, совсем ополоумел международный капитал, душит Рассею… Нет, должен к нашему плечу притулиться мировой пролетариат и беднейшее крестьянство. И тогда треснет власть буржуев и прочих мироедов. Вот истинный крест — треснет! Как арбуз, под ножом распадется. С ноября семнадцатого сказывает о том и сам товарищ Ленин. Ну мужик! Ну голова всему! Роднее нет!.. Мусолят цыгарки красноармейцы, о бабах дурь несут — тут свой счет (куды мужику без этой надобности?!), но больше слов об Антанте и революции за кордоном. Прикидывают красноармейцы, когда ж Европа воткнет штык своим капиталистам в пузо. Чего медлят? Делов-то… тьфу!..
И ну вспоминать, как выводили в расход генералов да дворян разных: где пулей в лоб, где штыком в поддых, а где и прикладом — аж мозги по стенам, как сопли… Взахлеб пересказывали, как потрошили покои, — ну нахапали господа (в самое-самое попал призыв Ильича: «Грабь награбленное!»)! Да разве грабим — свое возвращаем!.. И лопались со смеху, коль вспоминали, как «утюжили» иховых сук. До чего ж телесастые да сдобные! А кружева споднизу!.. Аж приседали с хохоту. Да чего их жалеть, паскуд! Кровь у них порченая, гнилая, хоть собой белые, румяные. Да кровь же сосут с бедняков!.. Гогочут мужики, аж глотки посрывают. Сизо от дыма, чадно — от запахов пота, портянок и немытых тел. Какой уж год в крови купаются… Эх, Петя!..
А Ленин и впрямь в одно с народом: каждую мысль слышит, будто сквозь землю глядит. 3 октября газеты оглашают письмо вождя о приближении Германской революции.
Каков поворот всем мировым делам!
Комиссары трусят газетными листами:
— Читали, товарищи?
— У-у! — ревут тысячи глоток, ажно куры по дворам под себя делают.
— Вот он, ответ трудового человека, — надсаживают глотки комиссары. — Нету границ — имеется братство людей труда!..
И тысячи глоток в ответ:
— Ура-а-а-а! А тут в газетах новость: 23 октября сам Карл Либкнехт освобожден из тюрьмы. Струхнул кайзер, бревно ему под ноги!
И опять комиссары на митингах:
— Читали, товарищи?.. Вот, слушайте: «Произошли демонстрации рабочих перед зданием русского посольства в Берлине[135] с участием нашего дорогого товарища Карла Либкнехта…»
Братва башками крутит, дыхает самосадом:
— Демонстрации в Берлине? Это уж верно: не хрен собачий!..
А комиссары не унимаются, сипят:
— Сам товарищ Либкнехт и Роза Люксембург — друзья и первая опора Ленина в Германии…
И в тысячи глоток ответ:
— Ура-а!..
А как не «ура» — завтра мировая революция! От того верней прицел берут красные полки, штыками и классовым матом спешивают белых казачишек. Картечью вычесывают их шалые лавы. Прут пьяные на фасон, чубы из-под фуражек, с воем, свистом — от горизонта до горизонта шашки светят, а их свинцовыми конфетами: нате, пососите с кровью… А лошади орут, подраненные, — аж до неба крик!.. Люди — те на карачках, потише уходят, поскольку соображают: увидят — добьют. Рану тряпкой заткнут, кишки в живот себе натолкают — и назад ползут, мамок своих кличут. Нет, тихо кличут, одними губами…
И едва ли не всеми митингами сам товарищ Троцкий правит. Братва и слышать не хочет, что жид. Свой он! Пущай с рожи нехристь, а свой! Да за него любого тут же враспыл, только каркни поганое словечко. Да и нет больше жидов — Интернационал ныне. Жид — такой же товарищ.
При таком повороте событий и взял слово на заседании ВЦИК 3 ноября сам товарищ Радек, еще Зобельзон его прозвание. Тоже даром, что жид: главные и правильные слова наговаривал о международной расстановке сил. Всех заверил: не сегодня-завтра громыхнет Германская революция, поскольку на пределе терпения и мочи международный пролетариат.
И проголосовал в таком разе ВЦИК за постановление, ну не постановление, а, скорее, «Воззвание» к солдатам чехословацкой армии с призывом прекратить борьбу против Советской России. ВЦИК предложил чеховойску свободный проезд на родину через русскую территорию — ту самую, над которой реет красное полотнище революции. Да катитесь колбаской по Малой Спасской!..
Ох несладко большевикам! Разруха, голод, мертвяки на вокзалах и рынках, а что делать? Не сдается мировая буржуазия — и надо терпеть да кровью ее умывать. Чай, опамятует… Кабы только пупок не развязался… сдюжить бы… 30 ноября Совнарком публикует декрет о введении на всех железных дорогах военного положения. Все железнодорожные служащие считаются призванными в армию. Неописуемый развал на железке, а это опасно остановкой всяческой жизни вообще. Нет без подвоза продуктов и разного там топлива бодрости в городах. Недоед и болезни за глотки берут простой люд. Но народ терпит, сознает: с Ильичом ему все по плечу.
Ну так что, поедете к себе, господа чехи? И при такой трудности сыщем для вас составы и паровозы. И ни одного не тронем — катите себе… Умыли нас кровью, мы тоже вам пособили умыться, а нынче разъедемся по-хорошему. Ну как, подавать составы?..
Из официальных сообщений.
В 20-х числах августа с. г. (1924. — Ю. В.) на территории Советской России ОГПУ был задержан гражданин Савинков Борис Викторович, один из самых непримиримых и активных врагов рабоче-крестьянской России. Савинков задержан с фальшивым паспортом на имя В. И. Степанова.
Арестованному в 20-х числах августа Борису Викторовичу Савинкову в 23 часа 23 августа было вручено обвинительное заключение, и по истечении 72 часов, согласно требованиям Уголовно-процессуального кодекса, в Военной коллегии Верховного суда СССР началось слушанием дело о нем.
Состав суда: председатель — т. Ульрих, члены суда — тт. Камерон и Кушнирюк.
Письменное показание Б. В. Савинкова, данное 21 августа 1924 г.:
«Раньше чем отвечать на предложенные мне вопросы, я должен сказать следующее:
Я, Борис Савинков, бывший член Боевой организации Партии Социалистов-Революционеров, друг и товарищ Егора Сазонова и Ивана Каляева, участник убийств Плеве и великого князя Сергея Александровича, участник многих других террористических актов, человек, всю жизнь работавший только для народа…
Я уже сказал, что всю жизнь работал только для народа и во имя его. Я имею право прибавить, что никогда и ни при каких обстоятельствах не защищал интересы буржуазии и не преследовал личных целей. Я любил Россию, был глубоко предан русскому трудовому народу и, конечно, мог ошибаться, но действовал всегда по совести и крайнему разумению. Был революционером и демократом, таким и остался…
Пошел я против коммунистов по многим причинам…
Я не преступник, я — военнопленный. Я вел войну, и я побежден. Я имею мужество открыто сказать, что моя упорная, длительная, не на живот, а на смерть, всеми доступными мне средствами борьба не дала результатов. Раз это так, значит, русский народ был не с нами, а с РКП…Плох или хорош русский народ, заблуждается он или нет, я, русский, подчиняюсь ему. Судите меня, как хотите…»
Из допроса обвиняемого на утреннем заседании 27 августа.
Савинков. Что касается «Народной Армии», которая формировалась в Самаре и части которой я видел в Казани, то впечатление у меня, разумеется, было беглое. Но она произвела на меня впечатление неустойчивости. Я слышал, что постоянно дезертируют, я знал, что эсеры хотят принять какие-то меры…
Когда я был на боевых участках, я думал, что на этих боевых участках дерутся части «Народной Армии», организованные. Но я убедился, что частей «Народной Армии» было очень мало, а дрались добровольцы и члены нашей организации.