Было от чего содрогнуться русскому человеку.
Болдырев размышляет, а над чем пораскинуть «мозгой» — есть. Анархия в стране — следствие крушения старой власти. Никто в стране не способен принять на себя бремя царской администрации. Она правила в стране веками. Она приспособилась к народу, и народ приспособился к ней.
Образованный класс в России представляет ничтожное меньшинство, буквально тонущее в людском море. И что трагично — это меньшинство совершенно неорганизованно, не владеет политическим опытом и не имеет связей ни с городом, ни тем более с деревней.
Народ отныне брошен на произвол судьбы.
Аппарат управления сломлен, нового нет. Россия разваливается без власти. Это особенно чувствительно для нее — ведь она привыкла к единоличной власти и повиновению. Царь, Самодержец, Вождь!..
Кто ж теперь наложит на эту страну свою длань? Неужто большевики?.. Быть не может! Они же продают Россию врагу!..
За Болдыревым не обнаружилось преступлений против народа, кроме верности присяге. После краткого судебного разбирательства 2 марта 1918 г. бывшего генерала выпускают из «Крестов». Что бы там ни писал Болдырев, а, по воспоминаниям очевидцев, вернулся он из тюрьмы, разменяв темный цвет волос на белый. Вскоре волосы полезли так, что Василий Георгиевич мог их рукой снимать. Однако все это ничто в сравнении со свободой.
Скоро, даже очень скоро новая власть осмотрелась, приосанилась и уже никого из «бывших» иначе, как ногами вперед, не освобождала. Именно в те месяцы «женевское» чудище прибрало большинство сослуживцев бывшего генерала, как это и было клятвенно обещано основоположниками в мирной и уютной Женеве полтора десятилетия назад; прибрало без суда и всякого там учета заслуг. Принадлежность к спроектированным на уничтожение классам, а также чины и всякая там выслуга и составляли крайнюю степень виновности.
Василий Георгиевич в те месяцы, знай, осенял себя крестным знамением: «Оборони и защити, Царица Небесная!»
Со всех сторон сыпались печальные известия.
Генерал Беляев, назначенный государем императором военным министром 3 января 1917 г., расстрелян почти сразу после Октябрьской революции. А как же, царев прихлебатель!
Генерал Духонин — последний из Верховных главнокомандующих до Октябрьской революции, растерзан в могилевской ставке матросами 20 ноября 1917 г. А пусть буква в букву исполняет приказания, вша золотопогонная! Что ему велел новый главковерх товарищ Крыленко?!
Генерал Радко-Дмитриев — болгарин, с известием о присоединении Болгарии к военному союзу с Германией и Австро-Венгрией демонстративно перешел на русскую службу, командовал корпусом, затем Двенадцатой армией под Ригой. В октябре восемнадцатого расстрелян в Ессентуках. Поди, умолял отпустить на старую родину, в Софию, если на новой казнят… А только влупили ему разом из десятка стволов…
Генерал Рузский — бывший главнокомандующий Северо-Западного и Северного фронтов, тоже сложил голову в Ессентуках. Нашел время поправлять здоровье, хрен очкастый!.. Тут, правда, осечка вышла. Ленин посетовал, что «женевская» образина не снеслась с ним и так скоропалительно слизнула генерала. Родной брат управделами Совнаркома генерал Бонч-Бруевич настоятельно рекомендовал Ленину Рузского как способного военного организатора, а главное — демократа… Само собой, «женевская» тварь в такие тонкости не была посвящена и мела всех согласно принятому на себя обязательству по расчистке земли. И пошли заглоты на тысячи и десятки тысяч голов. В глазах рябит: и старики, и молодые, и женщины… Даешь свободу трудовому народу!
Генерал Эверт — бывший главнокомандующий Западного фронта — этого тоже накормили свинцом в 1918-м. Откомандовал, боров старорежимный! Пусть ему черти в аду бородку холят.
Генерал Янушкевич — бывший начальник Генерального штаба. Убит красногвардейцами в 1918-м. По общему мнению, отъявленной сволочью был…
Это самый «верхушечный» список, по отдельным самым известным генералам, а весь похоронный генеральский синодик потянет на сотни и сотни имен. Ведь в России до революции, по подсчетам Михаила Лемке, на 800 нижних чинов приходился один генерал.
Но и еще достанут генералов, подпишут не одно имя к своему смертному свитку. Тут и генералы Врангель, Кутепов, Миллер, и ряд генералов, захваченных в Европе и Китае после второй мировой войны.
В данную героическую эпоху «женевская» тварь действовала в строгом единообразии с доктриной — лишь против классов, назначенных к уничтожению. На своих у нее еще не разгулялся аппетит, а может, просто не распробовала; так, разве кушала от случая к случаю, как, к примеру, знаменитого Думенко, командира Сводного конного корпуса, или Миронова, командующего Второй Конной Армией. Правда, Молотов утверждал, что в их гибели виновен Троцкий. Высверлил взглядом нарком республики хлябь в их революционной сознательности — и лишил жизни. Однако факты говорят о другом. Другие люди поставили крестик напротив этих имен…
3 февраля 1918 г. обнародован декрет Совнаркома об организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА).
14 февраля напечатано сообщение о создании ускоренных курсов по подготовке командирского состава для Красной Армии.
22 марта опубликовано постановление ВЧК об организации одноименных комиссий на местах (губернские и прочие ЧК). В постановлении сказано: исключительно им принадлежит право обыска, реквизиций, арестов и т. д.
С апреля того же года в Красной Армии по примеру Французской революции вводится институт военных комиссаров…
Светлыми весенними сумерками — предвестницами белых ночей — Василий Георгиевич бродит по Питеру. Все, что перевернуло Россию, он никак не в состоянии принять за освобождение и справедливость. За лозунгами осваивают власть политики, которым их доктринерские идеи дороже интересов Отечества. Ради этих интересов они разложили армию, пустили в самое сердце Родины врага, уступив Украину и Крым, теперь разваливают государственный уклад. С закреплением у власти большевиков везде только — кровь и страх…
Непонятный человек этот Василий Георгиевич. И своих имений не имел, заводов — и подавно, да вообще ничего не имел, кроме квартиры в Питере, и за ту платил наличными.
И происхождение у бывшего генерала — даже не из сельских мироедов. На кой ляд ему запонадобился «Союз возрождения России»? Ну что ему отвоевывать, какую справедливость?.. А ведь не сидится! Не может бывший генерал без живого антисоветского дела. Ну в муку каждый день под заботой РКП(б). С того, поди, и оказался одним из организаторов этого окаянного союза — ну контрреволюционное гнездо.
По мнению Болдырева, «Союз возрождения России» «включал все политические течения — от левых кадетов до умеренных социалистов-революционеров, в союз входили и беспартийные элементы: военные, трудовая интеллигенция, чиновничество и пр.».
Другой политической группировкой являлся «Национальный центр», «куда вошли представители высшей царской бюрократии, представители крупных промышленников, землевладельцев и т. д.».
Болдырев отмечал:
«Огромная пропасть, лежавшая между крайним правым и крайним левым крылом тогдашней русской общественности, враждебной овладевшим властью большевикам, конечно, мешала им объединиться даже для борьбы против общего врага».
Прежний строй Василий Георгиевич считал пережитком и ломку его в Феврале семнадцатого — исторически оправданной и целесообразной, хотя теперь даже этот строй начинал представляться верхом демократичности и вообще уюта.
В дневнике Василий Георгиевич называет советскую власть «красным кошмаром, который… давит и душит… Родину».
Тотальная подчиненность всех режиму партии и ее секретарей, унизительная зависимость каждого от власти вообще, неизбежность просительства по любому поводу превращали жизнь под РКП(б) в мучение. Новый строй пахнул диктаторством самого свирепого пошиба. За всем стояло принуждение. Все были обречены на «бритье головы», то есть насильственное подчинение своих мыслей, взглядов и даже желаний диктату партийных доктринеров.
Ленинизм, несмотря на свои интернационалистские формулы, не признавал вне себя ничего достойного и вообще человеческого. Все вне доктрин Ленина — ущербное, неполноценное, годное лишь на свалку. Василий Георгиевич с болью наблюдал, как разграбляются церковные и музейные ценности, как исчезают памятники культуры, выгорают на корню старинные поместья и гибнут люди…
Исступленная ограниченность ленинцев выводила Василия Георгиевича из равновесия. Он отмечает нарастающую истеричность большевиков, их культовое поклонение своим вождям. Он упоминает в дневнике (а надо учитывать, что дневник готовился к печати при советской власти и цензуру проходил при этой власти) о портретах на митингах, которые облепляют трибуны, стены домов, торчат над толпой и «каждый из которых крупнее самой крупной иконы». Его отвращает партийный фанатизм, разжигаемый большевиками. Быть подневольным партийной машины, кланяться новым хоругвям и ликам вождей, поносить себя, свое прошлое и прошлое России Василий Георгиевич не то что не может — ему даже представить такое невозможно.
Болдыреву не дано было видеть, каких размеров достигнет в буквальном и переносном смысле эта иконизация и вообще обращение в святых.
Уже с середины 60-х годов, через какие-то сорок лет с хвостиком, в Москве, под боком станции метро «Сокол», станут по всем партийно-советским праздникам наглухо завешивать с крыши целых двенадцать этажей 28-этажного здания «Гидропроекта» ликом Ленина — незабвенного вождя Октябрьской революции! Эдакая лысая чудовище-башка над городом. И будет буравить она прищуром мудрых глаз даже ночную мглу (не станут на это жалеть прожекторов): все ли на Руси приняли крещение на «женевский» лад и вообще живут по его заветам или есть там…
Это уже не портрет основоположника, двенадцатиэтажная полотняно-электрическая голова, это — идолопоклонство, ничем не отличимое от фанатичного верования древних в различные божественные стихии.