— Мадемуазель Эвон!
Испуганно вздрогнула и подняла глаза на месье Жерома — нашего учителя.
— Мадемуазель Эвон, — повторил месье, поджимая губы, — опять вы мечтаете?
Под смешки остальных учеников поспешно вскочила. Еще одна непонятная мне традиция столичной академии — при любом общении с преподавателями полагалось вставать, что порой было весьма неудобно. Однако неудовольствие месье Жерома… куда более серьезная величина, чем мое удобство.
Классная дама, мирно дремавшая в углу кабинета (а она была вынуждена посещать факультатив только ради моей персоны, т. к. я была единственной девушкой в классе), встрепенулась и осуждающе посмотрела на меня.
Так уж сложилось, что за две недели, что мы с девочками учимся в столице, нас уже четырежды вызывали к директрисе женского крыла и никакие возражения не уберегли от наказания. И как то так случайно получилось, что основной виновницей оказывалась я. Не то чтобы я специально, но мне было весьма тяжело сосредоточится на некоторых занятиях, когда голову занимали совсем другие мысли! Мадам директриса же нашла поистине ужасный способ решения всех проблем связанных с переведенными ученицами: независимо от того кто провинился, наказывали всех разом. Боюсь, если и на эти выходных нам не разрешат выйти в город, Армель меня убьет.
— Я задумалась, месье Жером, — виновато покаялась я, стараясь не глядеть на учителя. Не то чтобы месье был настолько неприятен, но его дергающийся глаз порядком пугал меня.
— И о чем же? — Вкрадчиво поинтересовался мужчина, подходя все ближе, и начиная буквально возвышаться надо мной, отчего я вжала голову в плечи.
Я вздохнула, признаваться было нельзя. Ни в коем случае! Но что придумать достаточно веское, чтобы оправдать свое витание в облаках?
— О методах закрепления иллюзий, месье. Зафиксировать, скажем, образ можно с помощью специального артефакта, но почему об этом не пишут в наших учебниках? — Решилась я поднять интересующую меня тему.
Учитель удивленно вскину брови и кивнул.
— Предположим, — согласился учитель, — поток мыслеобразов замыкается на заклинании, которое имитирует многократное их повторение.
Я внимательно слушала учителя, отмечая для себя, что все-таки я что-то неверно поняла из увиденного в академии, когда месье Тэд принимал мой облик. Хотя подчиненный месье Петера действительно ничего не говорил.
— Мадемуазель Эвон задумалась о весьма интересной теме, хотя и не совсем той, у которой я рассказывал первую половину урока….
В классе послышались смешки.
— Как мы создаем иллюзии? Месье Валентин?
— Представляем образ, — поднялся со своего места рыжеволосый юноша, — хотя некоторые школы придерживаются устаревших методик чтения, иногда это бывает от недостатка силы…
Месье Валентин при этом красноречиво посмотрел на меня.
Моим щекам стало жарко. Тут гадать на кого намекал месье даже не нужно: мне припомнили самое первое занятие, когда учитель попросил сотворить любую иллюзию и я радостно (я же в столице! в самой лучшей магической академии!) начала читать стихи про бабочек, заполняя всю комнату яркими мотыльками. На мой взгляд, было безумно красиво, но вызвало кривые смешки среди остальных учеников. Как оказалось, весь «прогрессивный мир» ушел от озвучивания текстов для иллюзий. Такую технику показывали только первокурсники и то, после первого семестра любой книжник уже создавал иллюзии молча.
Слабосильной же меня еще никто не называл! Я начала медленно закипать. Ни один слабый иллюзионист просто не смог бы создать «мою» васконскую армию! Ах, если бы я только могла ответить этому выскочке! Но, увы, месье де Грамон строго настрого запретил распространяться о том дне, когда мои васконцы неслись с холма навстречу противнику.
— Мадемуазель Эвон не виновата в том, что их учили в основном работать для публики, — пожал плечами учитель, бросив на меня быстрый взгляд. — Между тем, благодаря этому, иллюзии мадемуазель более зрелищные, чем любого из здесь присутствующих.
Мальчишки покривились и я без сожаления вычеркнула месье Валентина из претендентов на место моего возлюбленного.
— Итак, нам требуется мыслеобраз. По сути это может быть и стихотворение, однако это может занять определенное время: пока вы его прочтете, пока создадите в воображении картинку… потому проще сразу формировать в голове некий шаблон к заклинанию. Впрочем, существовать иллюзия будет ровно то время, сколько вы будете думать о ней и стоит лишь отвлечься на что-то, как «магия» пропадет.
Учитель махнул рукой и на столе появилась русалка. Судя по оживившимся юношам, это весьма популярное развлечение мессе Жерома, хотя и не очень приличное, так как классная дама недовольно поджала губы.
Девушка поправила пухлым пальчиком волосы, которые сплошным покрывалом скрывали все тело, за исключением хвоста, и хихкнула, показав мадам Томас язык, после чего рассыпалась снопом блестящих искорок, едва учитель прекратил удерживать образ прелестницы в сознании.
— Методов закрепления иллюзии существует несколько, — продолжал между тем мужчина. — Амулет, как сказала мадемуазель Эвон, хотя их применение мы рассмотрим только в следующем году. Второй способ — это зелья, их действие достаточно непродолжительно, но создать их проще и третий, самый опасный, за счет внутренних резервов мага.
Я вскинула глаза на учителя. Знал ли месье Жером о произошедшем на границе? Хотя как-то же, наверное, месье де Грамон объяснил мужчине причине по которой ему необходимо принять в группу девицу из провинции.
— И я настоятельно не рекомендую никому использовать третий вариант.
— Почему?
— А потому, месье Матис, что есть риск забыться и вычерпать себя до дна.
У меня же не было сомнений, что учитель говорил это для меня. Спокойно встретила взгляд месье Жерома. Да. Я использовала тогда собственный резерв и повторись ситуация, сделала бы это снова. Почему? Глупый вопрос! Умирать — легко, если это ради Родины.
— Какой же дурак пойдет на смертоубийство, — фыркнул Матис, не заметив наших с учителем гляделок.
— Почему же дурак? Вопрос лишь для чего или кого? — Тряхнул головой учитель, — вот например лучший друг короля Луи Первого, Робер. Когда войска преданные Анне-Марии, сестре нашего будущего короля, захватили дворец, Робер удерживал иллюзию Луи Первого на себе так долго насколько мог, давая возможность Его Величеству уйти, после чего пал бездыханным. Между прочим, он был васконцем.
Я улыбнулась. Теперь я точно уверена, что месье Жером ЗНАЛ о моей иллюзии.
Меня охватил неуместный приступ гордости. Ведь это очень тяжело знать, что ты ГЕРОИНЯ и не иметь возможности всем рассказать. А порой мне очень хотелось, едва мальчишки начинали задаваться. И хотя основания для пренебрежения у них имелись, мне было неприятно. Мне припомнили все: и мой «васконский» акцент, отличный от столичного, и чтение стихов, вместо «молчания», и даже то, что я была единственной девушкой среди учеников месье Жерома.
— Итак, чтобы уж совсем не отдалять от темы урока: «Иллюзии неживой материи», мы с вами создадим и постараемся удержать образ чего-то неживого. Например, накинем образ какого-нибудь предмета интерьера на этот стол, — учитель положил ладонь на гладкую поверхность учительского стола, — я не ограничиваю вас в выборе: карета, статуя, дверь… все что угодно. Эффект мы закрепим из собственного резерва на пять минут. Для этого нужно потянуться внутрь себя, к самому сердцу, а чтобы отпустить, делаем резкий взмах рукой, как бы обрывая эту связь. Итак… месье Матис?
Месье Жером взял в руки песочные часы и, отступив в сторону, словно освобождая для ученика место, опустил их на парту рядом со мной. Матис, мельком кинув взгляд на бегущую струйку песка, сосредоточенно засопел.
А стол между тем преображался: ножки словно таяли, с каждым мгновением все уменьшаясь, пока не превратились в простые изогнутые полозья, крышка же осталась почти неизменной, лишь поменяла цвет. Санки получились так себе: слишком грубо сколоченные на мой взгляд, но я молчала.
— Итак, месье Матис, подпитывайте свою иллюзию, договорились?
— Да, месье, — хрипло ответил ученик, показывая тем самым, что он закончил образ, раз позволяет отвлекаться на разговоры.
Спустя минут лицо Матиса стало все красное, словно он держал что-то очень тяжелое, на висках выступили капельки пота. Я уже успела заметить, что некоторым «безмолвные» иллюзии даются не слишком уж легче чем мне, но они были мужчинам, а потому прощали друг другу этот недостаток.
Поглядела на часы, песок почти пересыпался, неужели пять минут дались так тяжело? Я плохо помнила ощущения от своей иллюзии, но мне кажется «мы» держались много дольше.
— Достаточно. Как видите, это не так уж просто. Но я не зря предложил вам попробовать, чтобы вы понимали насколько это тяжело и не рисковали понапрасну, даже, если кажется, что это развлечение. Месье Ансельм, прошу.
Ансельм для иллюзии выбрал образ маленького сундука. Я как завороженная наблюдала как крышка сворачивается, приобретая форму, и меняется цвет, становясь более насыщенным. Образ этого ученика была значительно ярче, чем у его предшественника: можно было разглядеть все завитки на крышке, даже резной замок. Я вытянула шею, изучая причудливый узор. Красиво! Наверняка «списан» с настоящего.
Иллюзия далась месье Ансельму гораздо легче, чем его сокурснику — только по крошечным капелькам пота у виска можно было догадаться, чего юноше стоило преображение.
— Время! Что ж, прекрасный результат, — кивнул учитель, беря в руки часы, — кто-то еще желает?
Я с любопытством огляделась, но никто из ребят не желал рисковать собственным здоровьем, предпочитая верить учителю на слово, что черпать собственный резерв для поддержания весьма опасно.
— Может быть мадемуазель Эвон? А то кроме памятных бабочек мы не видели от мадемуазель ни одной иллюзии.
Я вздрогнула от ехидного голоса месье Ансельма. Я?! Но мне совсем это не нужно! Я и так поняла, что шутить с собственным резервом опасно, но… остальные этого не знали.