Жених есть, совести - нет! — страница 31 из 35

— Мой дар всегда был очень слабым. Очень. Но, как понимаю, те приступы были предвестником твоего появления?

— Верно.

— Но почему в академии, рядом с Лексом, они прошли?

Убийца хмыкнул и возразил:

— Не прошли. Их заглушило присутствие истинного. Он — твоя защита. Твоя каменная стена. Человек, вместе с которым, ты способна пройти любые испытания. Вернее, была бы способна. Теперь, конечно, всё кончено.

Вот как. Я выдохнула, и…

— Но дар-то у меня слабый?

— Нет, — дух сразу посуровел. — Сильный. Просто развивался медленнее, чем у большинства.

В его интонациях появилась агрессия, и я… Ох, светлые силы, как неправильно всё получается. И почему я сразу не догадалась? Почему не сообразила к чему всё идёт?

Нет, несколько раз мысли мелькали, но, учитывая, что от меня даже наставница считай отказалась, я и вообразить не могла, что я сильная. Причём до такой степени, что меня решат устранить.

— Ещё я могу рассказать, как сильно этот Аргрос тебя любит… — дух, который говорил сейчас устами самого Лекса, явно решил поиздеваться. — Знаешь как они вчера эти пирожные готовили? Я чуть не сдох от смеха, пока за ними наблюдал.

Вроде весёлые слова, только иллюзий я не питала. Дух может и смеялся, но взгляд становился всё злее.

К тому же я явно оказалась неинтересной собеседницей. Где крики и охи? Мольбы? Где хоть что-то, чем можно «развеселить»?

Но я хорошо понимала, что «веселить» бесполезно, он ни за что не забудет о цели визита.

Зато в голове теперь звучали слова про нападения. Лекс ещё более отбитый, чем я думала. Это же надо — покушаться на собственную невесту. Да я ему… Я за такое… Чем я прогневала судьбу, что она послала мне такого жениха?

Одновременно в голове стучало: «Он — твоя защита. С ним переживать испытания… Не знал, как подступиться…» Интересно, будь я такой же сумасшедшей как Лекс, что бы сейчас сделала?

Я посмотрела в наполненные свечение глаза противника, и у меня действительно родился план.

Вы просили безумия? Что ж, безумие у нас найдётся. Очевидно, что всё уже кончено, но уйти, не простившись с Лексом, я не могу.

А он спит! Его сознание в плену! Я знаю лишь один способ до этого самого сознания достучаться.

Вернее, не знаю, но предполагаю, учитывая прожигающие взгляды, которыми меня когда-то одаривали. Ну и других идей всё равно нет.

Признав себя ещё более чокнутой чем жених, я вышла из бесполезного укрытия. Обогнула накрытый для романтической встречи стол и позвала:

— Лекс?

Дух издевательски хмыкнул, а я потянулась к застёжкам лифа. Пуговицы были неудобными, мои пальцы ощутимо дрожали… Но я справилась довольно быстро и тут же занялась застёжками на поясе.

Противник насторожился, спросил хмуро:

— Провидица, ты что творишь?

Я?.. Думать о том, что творю всё-таки не хотелось. Поэтому, разобравшись с поясом, я просто позволила платью упасть на пол. Я осталась в тонкой нижней сорочке, которая мало что скрывала, и вот теперь обитатель тонкого плана догадался.

— Даже не надейся, — сказал он жёстко.

Он прорычал что-то на незнакомом языке, а я…

— Лекс?

Да, я снова обратилась к жениху.

И так смешно вдруг стало, так легко… Кто бы знал, что я, примерная воспитанница элитного пансиона, племянница уважаемого Лорда, способна на такое?

— Лекс…

Впрочем, в третий раз произносить его имя не требовалось — потусторонний свет, наполнявший глаза истинного, погас. Аргрос резко дёрнул головой и уставился на меня поражённо.

— Илиена? — сказал тихо. — Милая, ты что творишь?

Дёрнув за шнурок на горловине сорочки, я сделала самый глубокий вдох и, пользуясь тем, что горловина очень широкая, начала медленно спускать сорочку прямо через плечи.

Лицо жениха выразительно вытянулось, да и горло, судя по всему, перехватило. Он сказал, как прокаркал:

— Что происходит?

— А что может происходить? — весело парировала я. — Мы одни… Ты победил монстра… Да ещё эти розы вокруг…

Лекс, чей взгляд был теперь прикован к моей обнажённой груди, громко сглотнул. Главное — удержать его внимание. Не позволить подселённому духу снова усыпить разум.

То есть разум-то он всё равно усыпит, но… можно мне хотя бы несколько минут? Истинный всё-таки. Нужно попрощаться.

— Илиена, ты не понимаешь, что я не удержусь?

— Очень надеюсь, что ты не удержишься, — позволив сорочке повторить судьбу платья, ответила я.

Я сделала шаг вперёд, вышагивая из вороха ткани. На мне остались только кружевные трусики и высокие ботинки — глупо, наверное, но я понятия не имела как эти ботинки сейчас снять.

А Лекс эту нелепость, кажется, и не заметил. Он ринулся навстречу, схватил в охапку и прижал к собственному телу. Я задрожала, положила руки ему на плечи и прошептала:

— Знаешь, мне такие сны снились…

Жених не услышал. Он смотрел вниз, на мою грудь, которая теперь прижималась к его обнажённому торсу. Но в итоге до истинного всё-таки дошло:

— Сны? Да, мне тоже.

Пауза, и совсем уж изумлённое:

— Илиена, мне такое снилось!

Ох, светлые силы, что я творю?

18.3

Я не стала ничего говорить — просто приподнялась на цыпочках и лизнула его в губы. Подсмотрела этот приём в одном из пророческих снов.

Повторять не пришлось. Вероятно этим мужчины и отличаются от женщин — есть вещи, которые не вызывают у них сомнений. Взгляд Лекса Аргроса стал совсем уж безумным, ладони обожгли мою спину. Едва я отстранилась, он наклонился и поцеловал сам.

Это было быстро, глубоко и, кажется, не очень умело. Но это не помешало телу наполниться огнём! Я вспыхнула вся, а Лексу потребовалось лишь несколько секунд, чтобы освоиться и превратить поцелуй в нечто поразительное.

Ровно так, как в посещавших меня видениях… Истинный не просто целовал — он ласкал, дразнил, возбуждал и пил. Он прижал так крепко, что я охнула. Мужские брюки, что удивительно, оказались довольно тонкими — сквозь ткань я почувствовала всё.

Сила, желание, каменная твёрдость… Меня повело. У меня не было опыта, но сны чему-то да научили. Я просто отдалась инстинктам. Впрочем, если объективно, главным моим инстинктом был сам Лекс.

Не разрывая поцелуя, он подтолкнул вперёд и одним махом смёл со стола всё, что там стояло. Послышался звон разбитых чашек и кофейника, о судьбе выпеченных для меня пирожных лучше не вспоминать.

Я оказалась усаженной на гладкую деревянную столешницу, и поцелуи продолжились. Теперь к ним добавились весьма откровенные прикосновения — Лексу было интересно всё!

Аргрос трогал везде, а я… Ну да, я отставала. Не такая смелая и решительная… Но мне ведь простят? Я отдавалась его касаниям и поцелуям, тоже трогала, одновременно расстёгивая ремень с непонятной застёжкой. Я получала какое-то особенное, пленительное удовольствие от его кожи, от этой выразительной мускулатуры, от излишне широких плеч.

А ещё от запаха и самого факта существования этого мужчины. Мне было настолько хорошо, что я совершенно забыла про подселённого духа, чудовищную ловушку, в которую мы угодили стараниями Аргроса, вообще про всё.

Когда Лекс приподнял, чтобы аккуратно стянуть с меня трусики, я не помнила уже ничего. Даже собственное имя стало каким-то далёким и зыбким. А в миг первого, очень осторожного проникновения, из горла вырвался протяжный крик.

По телу опять покатился огонь, следом холод, и волна невероятного удовольствия, которая усилила и без того неудержимое желание.

— Я тебя обожаю, — прошептал Аргрос.

Нет. Это я обожаю тебя.

Он начал двигаться — сначала медленно, потом быстрее. Повинуясь всё тем же инстинктам, я обхватила его бёдра ногами. Я ловила невероятные, абсолютно незнакомые ощущения, и мне нравилось. Здесь, наяву, мне нравилось гораздо больше, чем во сне.

В какой-то момент Лекс подтянул ближе, а его движения стали резче и быстрее. Появилось ощущение, что я сейчас умру, и это будет лучшая смерть. Удовольствие. Чистое! Яркое! В самой высокой концентрации!

Из моего горла вырвался очередной протяжный стон, а Лекс неожиданно зарычал.

Вместе с этим рычанием пришло новое ощущение — чрезвычайно интимное. Я уловила пульсацию мужской плоти и выброс семени. Захотелось покраснеть. Зажмуриться, смутиться, испытать хотя бы каплю стыда, но…

Нет, не получилось. Меня захлестнула какая-то совершенно иная волна. Здесь, в подвальной каморке подземного коридора, происходило нечто очень правильное. Я тоже пульсировала — тело дрожало от испытанного удовольствия. Было настолько хорошо, что хотелось кричать.

Но кричать я не могла, потому что меня целовали… Опять ласкали, пили и дарили возбуждение. Правда длилось это недолго — я очень невовремя вспомнила о духе, а в следующую секунду моё тело неестественно выгнулось. Это напоминало удар.

Лекс резко насторожился, попытался прижать к себе, а я оказалась на грани сна и реальности. В моей голове стремительным вихрем проносились зыбкие образы.

Вот я маленькая искра в белом молочном тумане… Вот я расту, обретая форму, и это зыбкое, эфемерное, что я почему-то называю плоть. Вот я купаюсь в образах, в каких-то картинках, сталкиваюсь с такими же как я… Вот мимо проносятся картины становления такого далёкого и одновременно близкого материального мира.

Вот я злюсь! Наполняюсь бесконечной яростью от того, что в моё закрытое от посторонних глаз пространство норовит проникнуть какая-то девица.

Девица бесит! Раздражает до такой степени, что внутри всё чешется. Её нельзя допускать до МОИХ знаний. Она должна быть уничтожена. Сейчас!

В этот миг я понимаю, что «девица» — я.

Чужими глазами я вижу своё лицо — решительное и строгое. Без всяких эмоций наблюдаю как снимаю платье и берусь за завязки на нижней рубашке. Ещё секунда, и рубашка тоже упадёт вниз, обнажая тело, на которое духу плевать.

А потом всё. Моё восприятие словно разделяется… Я становлюсь собой настоящей — я, Илиена Майрок, почти очнулась. Но одновременно с этим я — дух, которого едва не вышибло из чужого тела. Я дух, который утратил контроль.