Моне тряхнула головой, чтобы прийти в себя.
- Один из нас должен уйти.
- Из комнаты?
- Нет. Покинуть Кастильо.
Она моргнула и открыто взглянула на него. Глаза ее теперь были темные, почти черные. Марку показалось, что ей больно это говорить, ему самому стало не по себе.
Он еще раз стукнул по стене костяшками пальцев, чтобы было больнее, отрезвляюще.
- Мы не можем находиться в одном здании.
Колючая правда. Для них обоих оставаться здесь опасно. Это пытка, каждый день. Марку ненавидел чувствовать свою слабость, тем более так сильно. Но потерять ее снова…
Она никогда не была его. Почему он не может принять это и смириться?
- Ты нужна детям. Я нет, - быстро произнес он и, оторвавшись от стены, сделал шаг назад.
Это усилие опустошило его.
- Я уезжаю завтра утром, - решил он.
- Хорошо, если ты не уедешь, уеду я.
Моне опустилась на краешек кресла, когда Марку закрыл за собой дверь. Сердце колотилось как бешеное, она еле дышала.
Никогда еще ей не хотелось целоваться так сильно, как сейчас.
Она мечтала, чтобы он отбросил сомнения и поцеловал ее там, у стены… и не нежно, а жестко, страстно, требовательно.
Руки так и чесались, чтобы прикоснуться к нему, а тело трясло от желания. Если бы он схватил ее за руки, пригвоздил к стене, чтобы она не могла пошевелиться, зацеловал бы ее до беспамятства, а затем овладел ею стоя, задрав повыше ночную сорочку.
Как невероятно чувствительно стало ее тело. Она обхватила себя руками и прижала к груди. Как бы она хотела, чтобы сейчас там были его руки, сжимали налитые соски! Она представляла его горячие губы на коже…
Боже…
Именно это она оставила тогда в Палермо и бежала. Сейчас она старше и уверенней в себе. Она желала его не потому, что хотела заполнить пустоту внутри себя, а потому, что именно от его рук она сгорала, и ей это безумно нравилось.
Моне откинулась на спинку кресла и тяжело вздохнула. Конечно, она не собиралась целовать Марку, тем более ложиться с ним в постель, но желание отдаться разрывало ее изнутри. Даже по возвращении в Лондон сложно будет забыть, как он сводил ее с ума в Кастильо.
Марку стоял у окна и смотрел на падающие хлопья снега. Было уже глубоко за полночь, но сон не шел. Бессмысленно ложиться, когда мозг пытается обработать то, что было сказано сегодня вечером. Все эти годы он думал, что Моне уехала, потому что ей было противно общаться с ним после того поцелуя. Он казнил себя, что предал ее доверие, унизил. Она воспринимала его как брата, который заботится, а он… Теперь он понял, почему она посмотрела на него как на врага, когда он вернулся в комнату после разговора с отцом.
Долгие годы он не мог думать о ней без самобичевания. В ту ночь она не сказала правды. Ее уязвили слова отца и то, что Марку не вступился за нее. Меж бровей залегла морщина, когда он вгляделся в белую пелену за окном.
Жить рядом с ней еще тяжелее, чем врозь. Как только он оказывался возле нее, опасный, вязкий голод наполнял его, накалял кожу изнутри. Он хотел прикасаться к ней, вкушать ее, узнавать ее снова и снова, чтобы она дрожала от его ласк и рассыпалась на части в экстазе.
В брюках становилось тесно, когда он думал о ней, пульс стучал как бешеный, а в сумке лежало кольцо для Виттории… Разум твердил: Виттория подходит лучше, она не подрывает его спокойствия и контроля.
Если бы сердце перестало биться так часто, пульс замедлился, тогда ноющая боль в промежности из-за отсутствия желаемого утихла бы.
Как приятно прижать ладонь к ледяному стеклу и впитать зимнюю стужу, потушить огонь внутри себя.
Моне не для него. Но он не мог доверить детей никому, кроме нее. С ней дети в безопасности на сто процентов.
Он никого так сильно не желал, как ее. Но брак - это не страсть и чувства. Это обязанности и ответственность. Он не мог поступиться своими принципами.
Завтра же на рассвете он уедет, пока не натворил глупостей.
* * *
Снег валил стеной. Моне проснулась. Голова болела, а глаза казались сухими и щипали. Всю ночь она ворочалась, мучили кошмары, что Марку завалил ее обещаниями, которые не собирался выполнять. Прошлой ночью он вел себя грубо, а она вместо того, чтобы негодовать, воспылала еще большей страстью и была на волоске от того, чтобы отдаться ему.
Моне встала, закуталась в пушистый халат и отправилась в гостиную, где на одном из маленьких столиков ее ждал завтрак. Записки от Марку не было.
Она включила огоньки на маленькой елочке, глотнула латте и отломила кусочек теплой свежеиспеченной булочки. Моне и забыла, как ей нравился прима колацьоне. Они были не в Сицилии, но она чувствовала, будто вернулась домой.
Раздался стук в дверь. Моне закрыла глаза и прошептала:
- Пожалуйста, Господи, пусть это будет кто угодно, только не Марку.
Это был он, в зимнем пальто и с дорожной сумкой.
- Я попрощался с детьми, - сухо сказал он. - Они только проснулись, но я не хотел уезжать, не увидев их.
- Еще рано, - произнесла она.
Поразительно, еще минуту назад она хотела, чтобы его не было в Кастильо, а теперь, когда он на самом деле уезжает, она начинает скучать по нему.
- Дальше метель усилится, и уехать будет невозможно.
- Ты же не полетишь?
- Нет. Поеду на машине. Когда доберусь до Милана, пересяду на вертолет.
Моне обернулась и посмотрела в окно. На улице мело. Даже деревьев под окном не было видно.
- Но видимость никакая.
- Согласен, условия не очень, но если я не уеду сейчас, то останусь дома на все выходные. Метель продолжится еще пару дней.
- Будь осторожен.
- Хорошо, - сказал он, и голос его дрогнул. - Я кое-что должен сказать перед тем, как уеду. Я помог тебе уехать из Палермо, потому что думал, что тебе претит мое внимание, что воспользовался твоим доверием, в то время как ты считала меня братом… - Он замолчал, перевел дыхание и с явным усилием продолжил: - Я ненавидел себя все эти годы, потому что считал, что обидел тебя, и хотел загладить вину. Именно поэтому после смерти Галеты я приехал, чтобы поговорить. Я думал, Бог наказывает меня…
- Нет…
- Прости.
Моне кинулась вперед и протянула к нему руки. Она почти прикоснулась к его груди, но в последний момент опомнилась и сжала пальцы в кулак.
- Нет, что ты. Ты не сделал ничего против моей воли. Я сама этого хотела. Да, тогда ночью я была расстроена, но совсем из-за другого. Мне было восемнадцать, и… - она попыталась улыбнуться, - я втюрилась в тебя по уши. Мое сердце разбилось, когда я узнала, что чувства не взаимны.
- У меня тоже были чувства, иначе я бы не целовал тебя.
- Да, но ты не мог создать со мной семью, помнишь? Сейчас мне все еще горько, но не так сильно. Я была наивной, мечтательной девочкой, слишком серьезно воспринимала поцелуй и напридумывала себе того, чего не было на самом деле. Я ошиблась, было больно, но я справилась. - Она сделала шаг назад и кивнула, показывая на себя. - Посмотри, я здесь, все в порядке.
Он поднял на нее глаза, их взгляды встретились.
- И последнее, прежде чем я уйду.
Она сглотнула и вымученно улыбнулась.
- Говоришь так, будто видимся в последний раз. Ты же не собираешься лихачить на дороге?
- У меня трое детей, я нужен им.
- Именно. Помни об этом всегда.
Он провел ладонью по губам и подбородку.
- Должок, который я с тебя требовал. Это нечестно, ведь я сам поставил тебя в такое положение.
Моне вспомнила: она полуобнаженная в спальне Марку, в его постели, когда неожиданно входит его отец. Марку прикрыл ее простыней, но и коню понятно, что она без одежды.
- Что было, то было. Никто не идеален.
- Ты злилась, - тихо произнес Марку. - Сказала, что хочешь больше никогда меня не видеть.
Моне кивнула, вспоминая ту ночь.
- Нужны были перемены. Я должна была найти свое место в жизни без семьи Уберто.
Он повернулся к окну. За стеклом ничего не было видно.
- Я боялся, что ты хочешь навсегда вычеркнуть меня из своей жизни. Именно поэтому я сказал, что однажды ты вернешь мне долг. А я не был готов потерять тебя. Обещание вернуть услугу - единственная последняя ниточка, что связывала меня с тобой.
Слова больно ударили в грудь. Моне закусила нижнюю губу, чтобы не заплакать. Что-то ей подсказывало, что тот, прежний, Марку все еще там, внутри раковины, крепко спрятан. Марку, которого она любила, без памяти не исчез.
- Я рада, - просто сказала она. - Жаль было бы прожить всю жизнь и больше не встретиться. И я рада помочь с детьми. Они очень милые.
Боль в груди поднялась к горлу. Стало трудно дышать и говорить. Как непредсказуема жизнь. Еще вчера она отправилась спать, сгорая от желания, а сегодня ее сердце будто вырвалось из груди и свободно парит в воздухе.
- Мне нужно идти, - произнес Марку и кивнул на прощание.
- Я переживаю, - отозвалась она.
- Как только я выйду на трассу, все будет в порядке.
- Ты имеешь в виду - если доберешься до трассы.
Марку неожиданно улыбнулся той беззаботной, самоуверенной улыбкой, которую она так любила раньше.
- Ты недостаточно веришь в меня.
- Зачем играть с судьбой?
Улыбка сошла с его губ.
- Ты думаешь, я не слушаю тебя, но это не так. Я слышал вчера каждое слово.
У Моне перехватило дух. Глаза защипало от слез.
- Мы будем скучать, - тихо сказала она, - будь осторожен.
- Всегда, - сказал он, развернулся и пошел прочь.
Глава 8
Моне с детьми играла в карты с утра, потом все отправились на кухню помогать повару готовить пасту. Она показывала, как аккуратно опустить пасту в воду и не ошпариться, не переварить, когда в дверях показался дворецкий и сделал знак Моне.
Она вышла, и тот прошептал на ухо:
- Я только что получил звонок из полиции. Машину хозяина нашли перевернутой в кювете.
- Что это значит? - Сердце Моне екнуло.
- Машина вылетела с дороги и перевернулась.