Яр молчит и гладит большим пальцем мое запястье. От его касаний по всему телу разбегаются сладкие мурашки, и перехватывает дыхание.
– Пожалуйста, – уже умоляю я. – Не трогай меня!
Яр подносит мою руку к губам, касается нежной кожи горячим влажным языком, и в его глазах вспыхивает торжество, когда он слышит прерывистый вздох удовольствия, который я не смогла сдержать.
– Нюта, покажи мне, что ты против, – мягко шепчет он, лаская меня взглядом. В нем светится откровенное восхищение, любование и желание. – Покажи так, чтобы я поверил. Пока мне кажется, что тебе все нравится.
Все мое тело буквально кричит о том, что мне нравится, когда он меня трогает. Безумно нравится! Почему я не могу признаться в этом? Это разве преступление?
«Да, – с отчётливой ясностью понимаю я. – В нашем случае – да. Преступление».
– У тебя такая нежная кожа, – шепчет Яр. – И ты так сладко пахнешь. Так прохладно и в то же время сладко. Как цветы после дождя. Мне вчера снился этот запах. Нют, разве могут сниться запахи? Разве это нормально?
– Нет, – шепчу я ему в ответ словно в каком-то беспамятстве.
– Я так и думал, – почти беззвучно выдыхает он. – Посмотри на меня, Нюта.
Я подчиняюсь.
В его обычно холодных глазах бушует пламя. Адское пламя, в которым мы оба сгорим без остатка.
Яр наклоняется ко мне и целует. Целует горячо, по-собственнически проскальзывая языком в мой рот и вырывая из меня тонкие всхлипы. Он целует меня так, будто умирающий в пустыне приник к роднику. Он пытается выпить меня, забрать себе, опустошить до капли. А я обнимаю его, прижимаясь так крепко, как только могу, мечтая слиться с ним в единое целое, войти под кожу и остаться там навсегда.
И только в этот момент я наконец называю для себя словами то, что со мной происходит. Нахожу смелость признать это.
Да, я влюблена так, что не могу дышать. Влюблена в Ярослава Горчакова – жениха моей сестры.
И именно поэтому я нахожу в себе силы оттолкнуть его.
– Нет, – тяжело дыша, говорю я. – Нет. Нет, нет, нет!
Яр молча смотрит на меня, его грудь вздымается, словно после физической нагрузки, а в глазах все еще сияют отблески нашего пламени.
– Нет, – наконец хрипло соглашается он и отворачивается. – Ты права. Прости. Я не имел права.
– Поехали домой, – я стараюсь не смотреть на него и облизываю припухшие от поцелуев губы. Они горят.
Когда мы подъезжаем к дому, я собираюсь попрощаться. Навсегда попрощаться.
Но Яр вдруг очень буднично говорит:
– Ты же напишешь, где и когда мне надо будет тебе позировать?
И я ненавижу себя за малодушие, но киваю.
Киваю и быстро выхожу из машины, чувствуя себя самым ужасным на свете человеком.
Глава 10. Оливковый
Яр
Я скоро женюсь – это факт. Я целовал сестру своей будущей жены – еще один факт. А если бы мог, я бы и взял ее. Прямо там – на заднем сиденье машины.
Отсюда получается факт третий – я мудак.
Впрочем, это не новость. Правда, я всегда считал это скорее своим плюсом, потому что отец постоянно повторял, что добрые и хорошие в бизнесе не задерживаются, а я планировал не просто задержаться в корпорации. Я планировал сменить отца и стать будущим владельцем НДК. А для этого надо хотя бы в совет директоров войти для начала, но это произойдет только после того, как я женюсь.
На Леле. На той, которую мне уже видеть не хочется.
После того, как я отвез Нюту, я возвращаюсь в город, домой. И, как ни странно, застаю отца за ужином. Редкое явление. Обычно он ужинает с кем-то важным и полезным или до ночи сидит на работе, и еду ему приносит секретарша, заказывая из ресторана. А тут вдруг дома.
– Привет, – я усаживаюсь за стол. Аппетита нет, но я тянусь к тарелке с тонко нарезанным мясом и кладу себе несколько ломтиков. – Ты рано.
– Так вышло, – отец это говорит, даже не глядя на меня, потому что изучает что-то на экране планшета. Рядом стоит бокал с виски, налитый на два пальца. Он пьет его каждый вечер, это неизменный ритуал.
– Ты один сегодня? – вдруг спрашивает он. – Я думал, снова с невестой приедешь.
– Мне проще с ней в отеле встретиться, – бросаю я.
Про Лелю вспоминать не хочется. Как и про то, что сегодня я уже дважды за вечер сбросил ее звонок и написал, что занят.
– Отель для шлюх, невесту надо приводить в дом. Ты понял меня, Ярослав?
Еле удерживаюсь от того, чтобы спросить: может, отец мне еще расскажет не только где, но и как правильно трахать мою невесту? Он ведь наверняка лучше знает.
Но вместе этого задаю другой вопрос.
– Ты знал, что у Левинских есть еще одна дочь? Младшая.
– Естественно.
– А почему ты не говорил про нее, когда мы обсуждали потенциальных невест?
– Потому что я ее не включал в список.
– Почему?
Я задаю слишком много вопросов, и отец на мгновение поднимает на меня ледяной жесткий взгляд.
– Она дурочка, – отрезает он. – Образования нет, в обществе не появляется. Говорят, что она то ли слабоумная, то ли аутистка, не помню уже точно.
– Она нормальная, – я кручу в руках серебряную вилку. – И я мог бы…
Я не договариваю, потому что это даже в мыслях глупо звучит. Мог бы поменять одну сестру на другую? Сказать Левинскому, что ошибочка вышла? Отмена?
Но отец, к счастью, не слышит моих последних слов: он чуть глуховат на одно ухо, а я говорил довольно тихо.
– Ну может и нормальная, мне-то что? Завод все равно забирает только старшая, – рассудительно говорит он. – И я Левинского понимаю, если уж ему только две бабы в наследницы достались, надо выбирать самую умную и делать ставку на нее. – Он делает глоток виски и добавляет со смешком: – Хотя бабы все дуры, но эта хоть в обществе себя нормально держит. Тебе за нее не стыдно будет. И мне тоже. Сразу скажи ей, что нас девки не устраивают, рожать будет до тех пор, пока пацана не родит.
Самое смешное, что отец говорит серьезно. Он до сих пор считает, что единственным плюсом моей матери было то, что она с первого раза родила ему нужного ребенка. И поэтому ему не пришлось жениться повторно, когда она умерла. В представлении моего отца, второй брак – это что-то плебейское, до чего ему не хотелось бы опускаться. При мне он категорически осуждал своего делового партнера Громова, потому что тот мало того, что второй раз женился, так еще и на какой-то училке не из его круга. При этом при встрече отец сладко улыбался им обоим и каждый раз делал жене Громова комплименты.
Двуличие – тоже обязательная черта успешного бизнесмена. Наравне с мудачеством.
– Пойду к себе, что-то аппетита нет, – бросаю я. – Доброй ночи, отец.
Он кивает, не удостаивая меня ответом и снова углубляясь в биржевые сводки, открытые на планшете.
У себя в комнате я наконец перезваниваю Леле.
– Ярик! Ну сколько можно! Я уже измучилась вся, – жалуется она, и я как будто наяву вижу перед собой ее надутые губки и страдальчески заломленные бровки. – Я понимаю, что ты весь в работе, но разве ты не соскучился по своему малышу, м?
– Лель, хватит, – грубовато говорю я. – Ты перегибаешь, у нас с тобой договор и партнерство, забыла?
В трубке повисает пауза.
– А как это мешает нам хорошо проводить вместе время? – вкрадчиво интересуется она. – Хочешь, я приеду. Встану перед тобой на колени, как ты любишь, открою ротик…
– Не хочу. Лель, у меня дохера работы, а ты бы тоже занялась делами. Подготовкой к свадьбе, например.
– Я готовлюсь! – в ее голосе звучит обида. – Ярик, могли бы хоть увидеться разок, я же улечу скоро на две недели в Милан!
Да, точно, Милан. Покупка свадебного платья и нового гардероба, какие-то супер элитные процедуры у супер элитного косметолога и девичник.
– Лель, я занят буду. И прекращай меня прессовать, я такое не люблю. Мы с тобой скоро поженимся и будем вместе жить, еще успеем друг другу надоесть. Так что давай, наслаждайся свободой.
– Ладно, – отвечает она со вздохом. Слышно, что недовольна, но старается этого не показывать. – Давай я тебе тогда просто нюдсов красивых отправлю, хочешь?
– Не сегодня, Лель. У меня вся голова работой забита.
Мы еще пару минут с ней разговариваем, а потом я с огромным облегчением кладу трубку.
Мне ведь нравилась Леля, мне нравилось ее трахать, мне нравились ее голые фоточки. Почему сейчас мысль о сексе с ней вызывает тоску?
Я знаю ответ.
Потому что когда на телефоне вспыхивает короткое сообщение с адресом и текстом «в понедельник с четырех до шести», меня вдруг словно огнем изнутри окатывает. Гуглю адрес – это художественная студия почти в самом центре. Интересно, мы будем там с Нютой одни или нет? И я так и не спросил ее, в каком виде она хочет меня рисовать.
***
Я приезжаю к трем. Не специально, просто так получается, что со всеми делами я разбираюсь в первой половине дня, потом обедаю, а потом словно какой-то провал в памяти, и вот я уже стою на парковке напротив художественной студии. Стою и смотрю на окна, гадая, какие из них мне нужны. До назначенного времени еще час, я понятия не имею, здесь Нюта или приедет только к четырём, но все равно стою как дурак и смотрю.
Вдруг в одном из панорамных окон на втором этаже отодвигается в сторону штора, и я на мгновение вижу тонкие запястья и знакомый водопад темных волос, которые Нюта раздраженно отбрасывает с лица.
Едва вижу ее, как под ребрами тут же болезненно обжигает, словно кто-то дернул за крючок. Дико бешусь от такой своей реакции, но как с этим бороться – не понимаю.
Меня тянет к ней, тянет, словно магнитом.
Я захожу в кофейню, которая в этом же здании, беру для Нюты карамельный латте и иду внутрь. На ресепшен сидит кудрявая рыжая девчонка, уткнувшаяся в телефон.
– Добрый день, мне надо в художественную студию.
Она резко поднимает голову и с явным интересом окидывает меня взглядом. Смущенно и вместе с тем кокетливо улыбается:
– Второй этаж, большая металлическая дверь налево. А вы художник? Или модель?