– Прости, – тоном, лишенным всякого раскаяния, говорит он. – Я забыл взять шорты, так что буду в трусах. Это ведь не проблема, да?
Яр без всякого смущения отшвыривает в сторону брюки и выпрямляется, стоя передо мной, как античный бог. За исключением того, что боги не носили черные обтягивающие трусы Кельвин Кляйн. Во всяком случае, в мифах об этом ничего не было.
Я сглатываю, веду зачарованным взглядом по перекатам мышц, по скупым линиям его идеального тела, и во рту просто пересыхает от невыносимого желания коснуться его. Потрогать, погладить, облизать, укусить…
– Садись на стул, – вместо этого говоря я, стараясь делать вид, что не замечаю выпуклость под черным хлопком трусов. – Сколько у нас времени?
– До трех я весь твой, – тягуче обещает Яр и седлает стул. Господи, как это горячо выглядит…
– Тогда за работу, – бодро объявляю я и вооружаюсь карандашом.
Глава 13. Персиковый черный
Рисование помогает переключиться, и в какой-то момент я настолько увлекаюсь портретом, что пропускаю тот момент, когда модели надо давать перерыв.
– Анюта… – негромко зовет меня Яр. – Неловко тебя отвлекать, но у меня уже нога затекла.
– Ой, прости, – я бросаю взгляд на часы и понимаю, что он сидит неподвижно почти полтора часа. – Давай десять минут отдыха, ладно? А я как раз краски возьму, можно уже подмалевок делать.
– Что делать? – спрашивает Яр, с таким удовольствием потягиваясь и разминая затёкшие мышцы, что от него взгляд оторвать невозможно.
– Подмалевок, – объясняю я. – Это ну… типа такой эскиз, но в цвете. Грубая проработка цветовых пятен. Я ее сделаю акрилом, а потом поверх буду маслом писать уже детально.
– А почему акрилом? – с неподдельным интересом спрашивает Яр. – Я думал, ты все маслом делать собираешься.
– Это был бы идеальный вариант, но тогда подмалевок должен неделю сохнуть, не меньше. Иначе нижний слой потрескается. А у нас нет столько времени.
– Круто, что ты так во всем этом разбираешься, – улыбается мне Яр. – Для меня это все темный лес.
– Если хочешь, я могу объяснить тебе разницу между маслом и акрилом, – осторожно предлагаю я.
– Конечно, хочу. Рассказывай.
Неужели ему и правда интересно это слушать? Я так привыкла, что всем плевать на мое увлечение живописью и на мои рисунки, что стала воспринимать это как данность, и поэтому мне очень непривычно слышать эти любопытные вопросы. Но в то же время приятно.
Так приятно, что я старательно удерживаю себя от того, чтобы не вывалить на голову Яру всю имеющуюся у меня информацию о типах красок, холстах и живописных техниках. Стараюсь выбрать только самое важное, но все равно увлекаюсь и вдохновенно рассказываю Яру о том, какая марка масляных красок самая классная. Кто бы мог подумать, что так приятно рассказывать о том, что ты любишь, другому человеку. Важному для тебя человеку.
Перерыв пролетает мгновенно, и надо снова приниматься за работу. И вот тут возникает проблема.
– Ты не так сидел, – говорю я, когда взбодрившийся Яр приземляется на стул. Все еще ослепительно прекрасный в своей наготе, едва прикрытой трусами оттенка персиковый черный.
– Так, – возражает он.
– Нет, не так. Свет под другим углом падал и ноги по-другому были раздвинуты.
– Я не помню, значит, – пожимает он плечами. – Поправь, как надо.
Поправь?!
То есть я сейчас должна подойти к нему и… потрогать его?
– Нюта?
– Д-да, – дрогнувшим голосом говорю я. – Сейчас. Конечно.
Каждый шаг, приближающий меня к Яру, кажется очень тяжелым, словно на ногах у меня гири. А во рту от волнения все пересыхает.
Я медленно подхожу к нему, кладу руки на его обнаженные, твердые как камень, бедра, и, вместо того, чтобы быстро придать им нужное положение, замираю, чувствуя тепло его тела. А потом, не удержавшись от соблазна, осторожно веду ладонями по обнаженной коже, чувствуя, как напрягаются мышцы под моими касаниями.
Тонкий хлопок белья не скрывает реакцию Яра на меня. Это однозначная эрекция, которой он не стыдится. И это возбуждает и меня тоже, хоть я с этим и борюсь.
– Нюта, – жарко выдыхает Яр. И вдруг дергает меня к себе так, что я приземляюсь к нему на колени. А под моими ягодицами оказывается то самое твердое, напряженное, мужское…
– Это нечестно! – вскрикиваю я и краснею.
– Да, я вообще тот еще мудак, – соглашается Яр, обнимая меня и жадно целуя. Но едва наши языки касаются друг друга, как вдруг раздается требовательная трель телефона. Мелодия незнакомая, значит, это не мой.
– Черт, надо ответить, прости, – он со стоном поднимается, продолжая держать меня на руках, идет к столу и берет оттуда мобильник. – Да, Дим? Молись, чтобы ты мне звонил сейчас по важному делу, потому что иначе… в смысле сегодня? Ты гонишь. Нет, правда? Блядь…. Да… я буду. Конечно, буду.
Яр нажимает на отбой, осторожно ставит меня на пол и смотрит на меня неожиданно растерянным взглядом.
– Нют, я понимаю, что это херово звучит, но мне надо уехать. Прямо сейчас. У меня друг проездом в городе, у него вечером уже самолет, и мы давно договаривались с ребятами пообедать все вместе, пока он тут. Вообще из головы вылетело, что это, блин, сегодня.
– Конечно, я понимаю, – я стараюсь сдержать разочарование. – Не проблема.
Яр замирает, словно о чем-то напряженно думает, а потом вдруг спрашивает:
– А ты не хочешь поехать… со мной?
– На обед с твоими друзьями? – Мне кажется, что я ослышалась.
– Все верно, – кивает Яр. – На обед с моими друзьями.
Я ошарашенно молчу.
Он как-то по-своему истолковывает мое молчание и с усмешкой говорит:
– Не бойся, они все нормальные ребята: не из бизнес-сферы. Самый неприятный человек из всей нашей компании – это я. Но ко мне ты вроде уже привыкла.
Самоирония от Ярослава Горчакова – это так неожиданно, что я искренне смеюсь.
– Тебя я как-нибудь переживу.
– Тогда дай мне пять минут, я оденусь, и поедем, – распоряжается он. – Заодно пообедаешь.
– А… нормально, что я с тобой пойду? – неловко спрашиваю я. – Это ничем нам не будет грозить?
– А что, общаться с родственниками своей невесты – это какое-то преступление? – хмуро интересуется Яр, застегивая штаны. Слово «невеста» он произносит, слегка скривив свои красивые губы.
– Нет, но…
– Ну и все. Какие тогда вопросы.
Я все еще не уверена в том, что это хорошая идея. Но то, что Яр вдруг позволяет мне заглянуть в ту сферу его жизни, которая обычно открыта только для самых близких, слишком подкупает. И я не могу отказаться от этого шанса. Поэтому просто киваю и накрываю мольберт тканью.
***
Я почему-то жду, что встреча будет проходить в каком-то пафосном месте, поэтому очень удивляюсь, когда Яр тормозит на парковке у ничем не примечательного сетевого ресторана.
– А мы… здесь?
– Да, – кивает он. – Тёма не очень… хм, короче, у него все непросто с деньгами, и мы стараемся выбирать такие места, чтобы ему тоже было норм. Платить за себя он не разрешает. Еще скажи спасибо, что мы тут встретились, потому что он нас уговаривал идти в котокафе.
– Куда?! – я пытаюсь удержаться от смеха, но у меня не получается.
– Не смешно, – кисло замечает Яр.
– Да-да, конечно. Блин… – я снова заливисто хохочу, стоит мне представить сурового Яра в таком месте и его недовольный взгляд, когда какой-нибудь кот оставит шерсть на его брендовых брюках.
– Тёмка просто помешан на кошках, – со вздохом поясняет Яр. – Так что если не готова к получасовой лекции на эту тему, лучше не произноси при нем слово «кот».
– Поняла, – киваю я, отсмеявшись. – А про остальных твоих друзей ты мне что-нибудь скажешь?
Яр задумчиво трет подбородок.
– Ну… Дима живет в Страсбурге, он юрист, довольно успешный. Уехал туда учиться сразу после школы по какому-то гранту. Собственно, в честь его приезда мы и встречаемся. А Рома… Даже не знаю. Ну он обычный, только… – он вдруг ухмыляется. – Ему с девушками пиздец как не везет. Ладно, Нют, пойдем, а то мы и так уже опоздали.
Мы выходим из машины и идем к ресторану. У меня как камень с души упал, когда я поняла, что это не будет обед в каком-то шикарном месте, потому что там я в своих простых джинсах и футболке чувствовала бы себя неловко.
Внутри нас уже ждут: трое парней, сидящих за большим столом у окна, окликают Яра и машут ему рукой. Я быстро оглядываю их. Так, ну вот этот с широкими плечами, кровожадным лицом и кривоватым носом – это наверняка Рома, у кого с девушками не складывается. В пиджаке и рубашке – юрист Дима. А тот, который с взлохмаченными волосами и в пестром хипстерском свитере, едва не падающим с костлявого плеча – сто процентов любитель кошек Тема.
Поэтому меня ужасно удивляет, когда именно этот хипстер вскакивает и несется к Яру, обнимая его и хлопая по спине, а Яр ухмыляется как мальчишка и шутливо толкает его кулаком в плечо:
– Димон, ты там вообще жрешь что-нибудь в своем Страсбурге? На тебя скоро шторы можно будет вешать.
– Да иди ты нахер, – фыркает лохматый тощий Дима и подтягивает драные джинсы (как-то я иначе себе представляла успешных европейских юристов, если честно). – Я просто веган, понял?
– Пиздец, как тебя Европа испортила, – цокает языком Яр и со смехом уворачивается от неласкового тычка в спину.
– Нет, ну вы посмотрите на него, – ворчит Дима. – Два года меня не видел, и первое, что сделал – начал меня обсирать. Скотина ты, Горчаков.
– А то ты не знал, – лыбится Яр, а я завороженно наблюдаю за ним, потому что вот таким – веселым, расслабленным, сразу помолодевшим на несколько лет – я, кажется, его еще не видела.
Вместе с Димой, который все еще обиженно фыркает, мы подходим к столику, где нас ждут остальные ребята.
– Вау, Горчаков, это невеста твоя что ли? – присвистывает парень в костюме. – Милая девушка, соболезную, что вам придется выходить замуж за этого трудоголика. Надеюсь, на вас он не забивает хер, потому что на своих друзей – да!