После легкого завтрака (родители очень рады, что мне лучше) поднимаюсь обратно в комнату и, повинуясь зудящему внутри требованию, достаю бумагу и акварель. Под движениями кисти на листе появляется весеннее небо, зелень парка и пестрые кабинки аттракционов. И мне будто снова дышит в лицо теплый, напоенный запахами попкорна и сладкой ваты ветер, а моя рука снова лежит в широкой надежной ладони Яра.
Моя личная машина времени. Мой способ не сойти с ума.
Я уже перехожу к прорисовке деталей тонкой кистью, когда в дверь стучатся. Вздрагиваю, отгоняя от себя безумные мысли («нет, это не может быть Яр! Он же не совсем сошел с ума?») и кричу:
– Можно!
В осторожно приоткрытую дверь просовывается мамина голова:
– Опять рисуешь? – охает она. – Давай, бросай все, пойдем в гостиную.
– Зачем?
– Пойдем-пойдем, настроение поднимешь себе! Там свадебный координатор приехала, сейчас все рассказывать будет. Интересно ведь послушать, правда?
Мама сияет, будто предлагает что-то невообразимо прекрасное, и мне почему-то неловко сказать ей, что нет, неинтересно. Вряд ли в мире может быть что-то более неинтересное, чем цвет торта на свадьбе Яра и моей сестры. Или выбор цветов для их свадебной арки.
– Ну пойдем, – из вежливости соглашаюсь я, не желая обижать маму, и встаю со стула.
Мама тут же оглядывает меня своим специальным мамским взглядом, похожим на рентгеновский луч. От него не укрывается моя измазанная красками футболка и удобные джинсовые шорты, потертые и местами почти прозрачные.
– Ты переоденься хоть, – вздыхает она. – Платьев полный шкаф! А ты не носишь ничего. Давай, мы в гостиной уже.
Мама уходит.
Я открываю шкаф: и вовсе он не полный. Два или три платья всего. Мне абсолютно все равно, что надеть, поэтому я вытягиваю первое попавшееся, быстро переодеваюсь и, не утруждая себя тем, чтобы пригладить волосы или смыть пятна от краски с лица (они там всегда каким-то непостижимым образом оказываются), спускаюсь вниз.
А когда захожу в гостиную, то остро жалею, что пришла. И что не покрутилась у зеркала перед выходом, жалею тоже. Потому что кроме Лели, мамы и молодящейся женщины в неоново-розовом брючном костюме, там еще и Яр. Хмурый, с заострившимися скулами и с бесконечной усталостью во взгляде.
– Привет. Здравствуйте, – неловко выговариваю я, остановившись в дверях.
– Привет, Нюта, – безразлично бросает Яр. – Как самочувствие? Сказали, что ты болела.
Он просто образец холода и равнодушия, если бы не его пальцы, стиснувшие ручки кресла, и не подрагивающая нижняя губа, выдающая его тревогу с потрохами.
– Все хорошо, спасибо, – вежливо отвечаю я.
– А вот и вторая невеста, – бурно радуется свадебный координатор. – Ну какие же у вас девочки, прямо загляденье! Сейчас одну замуж выдадим, а потом и за другую возьмёмся, правильно?
Она встает и подает мне руку, которую приходится пожать.
– Я Натали, а ты Нюта, верно? Присаживайся, присаживайся, как раз тебя ждали! Так, вы же не против, если я сделаю небольшое видео для своего блога? – Не дожидаясь нашего разрешения, она выхватывает телефон, наводит его на себя и лучезарно улыбается: – Всем привет! Сегодня ваша Натали снова создает праздник любви для двух сердец! Как приятно, когда в подготовке принимает участие вся семья!
– Я против съемки, – грубовато прерывает ее Яр.
– Оу, да-да, конечно, – она сглаживает улыбкой неловкость момента и раскладывает перед нами огромные альбомы, пестрящие фотографиями. Оказывается, все уже давно выбрано, и теперь нам просто еще раз показывают, как все будет, чтобы невеста и жених могли внести последние корректировки.
– А если здесь поставить пионы, будет еще шикарнее! Как думаете, добавим к смете еще пятьдесят цветков?
– Добавляйте, – кивает мама, а Леля, устроившись возле Яра, нежно щебечет ему на ухо: – Яричек, смотри, как красиво!
– Очень, – цедит он сквозь зубы.
Я гипнотизирую свои руки, сложенные на коленях, и мечтаю уйти. Закрыться в своей комнате и никогда не видеть ни этих свадебных альбомов, ни хмурого Яра, ни счастливую Лелю… Но почему-то мне кажется, что если я сейчас встану и уйду, то через несколько минут в мою комнату кое-кто постучится. А этого нельзя допустить.
– Еще у нас накладочка. К сожалению, скрипичный дуэт не сможет выступать на банкете, они уедут на гастроли, так что я взяла на себя смелость и позвала джазовое трио, у них тоже отличные отзывы! Что думаете? Так, уважаемый жених, хочу услышать ваше мнение! А то вы все молчите и молчите.
– Потому что плевать мне на ваши скрипки и пионы, – вдруг резко говорит Яр и встает. – Леля, зачем ты меня выдернула с работы? Какого хрена я здесь сижу и трачу свое время на полную ерунду? Разберитесь с этим сами, окей?
– Ярослав… – начинает было мама, но он ее перебивает:
– Всего хорошего.
А потом просто встает и уходит. В гостиной повисает неловкая тишина. У Лели на скулах вспыхивают яркие красные пятна.
– Мужчины, – вздыхает Натали, разводя руками. – Не переживайте, с этими женихами всегда так! Зато потом сам будет свадебные фотки на работе показывать и хвастаться. Ну что ж, а раз молодой человек ушел, давайте тогда быстренько снимем рилз, вы же не против?
Я слышу, как хлопает входная дверь, и только после этого быстро говорю:
– Простите, я тоже пойду. Устала что-то.
Ухожу, даже не дожидаясь ответа, а наверху на всякий случай запираю дверь своей комнаты. Телефон все еще лежит бесполезным кирпичиком, я его не трогаю, но вместо этого открываю ноутбук. Надо фильм какой-нибудь посмотреть, что ли. Хоть как-то отвлечься.
Вдруг я вижу, что в почтовом ящике мигает уведомление. Новое письмо.
Из… из Лондонского университета.
Видимо, отказ. Да, понятное дело, что отказ – они же вежливые, всегда пишут о том, что дело мол не в вас, удачи вам в вашем творчестве и все такое.
Я не могу заставить себя нажать на письмо, чтобы прочитать его, руки трясутся, но потом я резко набираю воздуха, открываю и читаю.
Мир замирает, и я сама застываю, даже не моргаю, движутся только зрачки глаз, которые скользят по тексту письма. Губы сжаты, ресницы дрожат от подступавших слез, потому что я же знаю, я знаю, что ужасно себя показала, что я им не подхожу… И тут глаза спотыкаются о слово «зачислена». Зачислена! И мое имя.
Неверяще мотаю головой, смотрю еще раз. И еще, и еще! Я как будто вдыхаю и не могу выдохнуть, наполняясь воздухом как шар. А потом вдруг осознание вспыхивает ярким прожектором: это я! Там и правда – я! И вместе с долгожданным выдохом из меня потоком льются слезы. Я сижу и плачу, а губы сами собой растягиваются в болезненную улыбку.
Я поступила.
Я уеду в Лондон.
Значит, я все сделала правильно, расставшись с Яром. Знак судьбы это только подтверждает.
Я переживу эту жуткую свадьбу, а потом уеду в новый лучший мир, где буду счастлива. Обязательно буду.
Слезы капают на акварельный рисунок, который я так и не убрала, краска расплывается круглыми пятнышками, и кажется, будто в солнечном весеннем парке идет дождь.
Глава 20. Золотой
Новость я решаюсь сказать семье за ужином, едва сумев вклиниться в нескончаемый поток свадебных обсуждений, который льется за столом. Основным источником этих обсуждений являются, конечно, мама и Леля, а папа со своими аквариумными золотыми рыбками позорно капитулирует. В начале он пытается что-то рассказать про очередной нерест очередной редкой рыбы, но быстро умолкает, задавленный новостями о подгонке платья, о меню банкета и о том, что пионы придется заказывать в другом месте.
Наступает небольшая пауза, пока мама жует, а Леля пьет свою минеральную воду без газа, я набираю воздуха и…. говорю.
Неожиданно громко.
– Я прошла собеседование.
За столом повисает пауза. Все на меня смотрят. Мама, подавившись, надсадно кашляет.
– Какое собеседование? – недоуменно хлопает ресницами Леля. – На работу?
– В Лондон? – мама наконец справляется с кашлем. – Серьезно?
– Подожди-подожди. Так тебя правда берут? – папа морщит лоб складками. – А ты точно правильно все поняла? Официальное письмо есть или тебе просто сказал кто-то?
– Есть, конечно, – я чувствую себя слегка задетой его недоверием.
Неужели они даже мысли не допускали о том, что меня могут взять в Лондонский университет искусств? С другой стороны, я и сама в это не то чтобы верила. Кажется, не сомневался один только Георгий Исаевич, которому я позвонила сегодня утром.
– Умница, Левинская, – с редкой для него теплотой проговорил он. – Дураки бы они были, если б тебя не взяли.
И от этой неожиданной похвалы я так растерялась, что даже забыла поблагодарить Георгия Исаевича за наши уроки. Надо будет еще раз позвонить ему. А еще лучше заехать. Никогда не думала, что буду скучать по его требовательному тону и язвительным замечаниям, но, оказывается, уже скучаю.
Как будто опять хочу вернуться в те дни, когда приезжала к нему на занятия, а Яр ждал меня после них в своей машине и…
Так. Стоп.
Дальше думать нельзя.
Папа все-таки требует показать ему письмо из университета. Я приношу ноутбук и открываю свою почту. Папа придирчиво вчитывается в строчки на английском, а Леля и мама стоят в это время у нас за спинами и заглядывают в экран.
– И правда, – наконец недоверчиво чешет нос папа. – Взяли… Надо же, Нютка. Поздравляю. Поздравляю, дочь! Платить там сколько надо будет? Нет, ну вот эту сумму я вижу, но это же не все?
– Все, – пожимаю плечами я. – Обучение наполовину покрывается их стипендией. Мне нужны будут только билеты, ну и там деньги на еду, на проживание. Но недолго, – торопливо поправляюсь я. – Я планирую найти работу, как только смогу!
– Не неси ерунды, – отмахивается папа. – Работать она там еще будет, смотрите-ка на нее! Картинки лучше свои рисуй. Содержать мы тебя сможем, это вообще не проблема. Ты, главное – за художника там не выскочи. Такого добра нам в семью не надо. Среди бизнесменов смотри, среди экономистов. Не ниже. Поняла?