Квартиру все же стоит продать. Район один из лучших и нравится мне, поэтому переезжать далеко необязательно — через пару кварталов возводят подходящую новостройку. Если уж мне пустая гардеробная напоминает о Рите, то что говорить о Маше.
Раздавшийся звонок в дверь заставляет меня улыбнуться. Она даже кнопку выжимает как-то по-особенному мягко.
— Здравствуй, — я порога обнимаю ее, вдыхаю запах по-весеннему пахнущих волос и целую. Пальцы Маши вплетаются мне в волосы, скользят на шею, сжимая ее почти до боли. Она отвечает мне жадно, почти отчаянно, сумка из ее рук падает на пол, и хотя дверь по-прежнему открыта настежь, никто из нас не разрывает поцелуй. Да, я очень соскучился.
Я первым отрываюсь от ее губ, спустя, кажется, вечность. Поднимаю сумку с пола и помогаю раздеться. Тело Маши кажется мне напряженным, когда я вновь ее обнимаю, чтобы проводить в гостиную, она необычно молчалива. Я бы прямо сейчас хотел отвести ее в спальню, но хорошо помню, что она приехала с учебы, голодна, а на кухне стынет еда из службы доставки. Ради ее комфорта собственные желания готов отодвинуть на задний план.
Когда я возвращаюсь с фужерами вина, то вижу ее стоящей посреди гостиной. Щеки порозовели, взгляд ослепляет яркостью. Маша не сводит с меня глаз, по очереди расстегивая пуговицы на рубашке. Двигаться не хочется и не получается — я загипнотизирован зрелищем того, как обнажается белая кожа, и тем, как выглядит ее грудь в черном кружеве бюстгальтера. Отставляю бокалы на первую подходящую поверхность, когда она тянет бретельки вниз, потому что дальше хочу сам. Губы Маши вновь сливаются с моими — сейчас она жадная, смелая. Ее дыхание походит на всхлипывания, руки сдирают с меня футболку, шарят по спине, ощупывают плечи, гладят живот.
— Девочка моя, — ласковые слова выходят из меня сами собой под напором нежности и возбуждения. Ее джинсы падают на пол вслед за бюстгальтером, Маша обвивает меня ногами и позволяет отнести себя в спальню.
Как и обычно, спонтанность сбивает меня с толку, тяжесть эрекции не дает шанса на прелюдию — мне нужно быть в ней немедленно, сейчас. Презервативы лежат в тумбочке, но сейчас тянуться за ним кажется не уместным — хочу чувствовать ее кожей.
Ее глаза широко распахиваются, когда я вхожу в нее, ноги сильнее стискивают мои бедра. Ощущать ее под собой незабываемо: тонкое тело, упругая грудь, нежный запах и сбившееся дыхание. Слышать стоны, причиной которых являюсь я. Ладони Маши касаются моего лица, гладят виски, щеки, глаза, не отрываясь смотрят в мои.
— Я влюбилась в тебя еще до того как увидела, — произносит шепотом. — Просто услышав твой голос.
В груди горячо покалывает, то, что я испытываю к ней в этот момент, от этих слов, от того, как она смотрит на меня, от того, что наши тела спаяны, а я глубоко в ней — мне сложно объять даже мыслями. И я снова целую ее, вкладывая все, что чувствую. Наверное, таким я не ощущал себя никогда — развороченным изнутри, сбитым с толку собой же, беспомощным от взрыва эмоций. Стремительно подступивший оргазм становится для меня неожиданностью — я едва успеваю выйти из нее и обильно кончаю на живот.
— Чуть позже повторим, малыш, — наклонившись, целую ее во влажный лоб и тянусь за салфетками. — Например, минут через пять, когда я отнесу тебя в душ.
Маша позволяет мне стереть сперму с живота, и перехватывает мою руку, когда я пытаюсь встать.
— Полежи со мной немного. Пожалуйста.
Я киваю и опускаюсь на кровать снова, разворачивая ее к себе. Снова чувствую на себе ее пальцы: как они обводят мой лоб, нос, скулы, губы. Ее глаза неотрывно следят за этим движением, и сейчас от того, что я в них вижу, грудную клетку туго сдавливает. За влажной хрустальной завесой отчетливо проступают тоска и отчаяние.
Я перехватываю ее запястье и подношу к губам.
— Малыш, поговори со мной. Не молчи.
— Когда я первые тебя увидела, я хотела тебе сказать, что ты самый красивый мужчина на свете. Правда. Я никогда таких красивых как ты не встречала.
Мне не нравится. Не нравится эти слова, то как дрожат ее губы, и что по щеке скатывается слеза.
— Я тебя люблю, Денис. Наверное, не стоит этого говорить сейчас, но я дала себе слово всегда говорить правду. А не сказать тебе этого сейчас — значит утаить. А утаить это ведь тоже солгать, правильно?
Нужно ей сказать, то что должен, но слова отказываются выходить. Сложно.
— Я не останусь, Денис, — продолжает она, и я вижу еще одну слезу. Следом еще. — Пришла, чтобы попрощаться.
Я приподнимаюсь на локте. Хочется включить свет, чтобы вместе с ним развеять смысл этих слов.
— Ты что сейчас говоришь, малыш?
— Прости, — Маша тоже садится, съежившись, обнимает себя руками. Слезы продолжают катится по ее щекам, но она словно их не замечает. — Пожалуйста, прости меня. Я просто не могу. Я думала… Думала все эти дни. Искала способ как, но не нашла.
Я знал, что будет непросто, и тоже много думал, но такого исхода не предвидел и к таким словам был не готов. Был уверен, что подошел к финишной прямой, у нас с ней все сложилось, а дальше мы как-нибудь решим.
— Маш, тебе тяжело, я понимаю, но сдаваться нельзя. Ты уже столько прошла.
Она впервые смахивает слезы и начинает улыбаться. Странная улыбка, от которой мне больно.
— Я каждый год загадываю новогоднее чудо, и в этом году мое желание сбылось. Теперь я точно знаю, что им был ты. Но вот я получила это чудо, а его нужно уметь удержать в руках. А у меня нет на это сил. Взрослая жизнь гораздо сложнее той, в которой я жила раньше. Справляюсь я с ней не лучшим образом, но уж как умею.
— Отказываясь от чувств? От счастья? От любви?
— Я от них не отказываюсь, Денис. Я ведь была счастлива всю мою жизнь. Тебя я тогда еще не встретила, и это счастья давала мне моя семья. Сейчас она переживает тяжелые времена по моей вине. Потому что я посмотрела на мужчину, на которого не имела права. Марго всю жизнь болела за меня, возможно, иногда слишком настойчиво, но всегда делала это от чистого сердца и по любви. Эти несколько дней я представляла как все будет теперь: семейные праздники, наша жизнь. Я испытываю чувство вины каждый раз когда слышу голос мамы, всякий раз, когда вижу твой звонок. Я не знаю, как мне с этим справиться и не уверена, что смогу. Без тебя я не представляю счастья, но и с тобой до конца не могу быть счастливой. Видимо, это мое наказание.
— Между мной и Ритой не было чувств, понимаешь ты? Этого не изменило твое появление. Чувства у меня к тебе.
— Если бы у тебя встал выбор между мной и семьей, кого бы выбрал ты?
— Моя семья не заставила бы меня выбирать.
— И моя тоже не заставляет, потому что любит меня. Они дали мне все самое лучшее, всю мою жизнь отдавали мне только любовь. Я хочу сделать для них то же. Невозможно построить счастье на несчастье других, особенно если несчастлива твоя родная сестра, которая двадцать лет была для тебя всем. Пусть запоздало, но сейчас я это понимаю.
Сердцу с гулким шумом качает кровь, в душе творится полный раздрай, когда я смотрю на ее хрупкую спину и то, как натягивается кожа на позвоночнике, пока Маша поднимает с пола белье. Она сбила меня с ног. В груди мучительно ноет, и я бесцельно оглядываю стены, пытаясь собраться мыслями. Чушь какая-то. Я не могу ее отпустить, потому что это ошибка. Она любит меня, я по уши влип в нее. Как вообще при таких обстоятельствах можно расставаться? Я впервые в жизни узнал, что такое скучать по человеку.
Маша бесшумно выходит за дверь, я натягиваю трико и выхожу следом. Она уже в джинсах, наклоняется, чтобы поднять рубашку. Я не в силах наблюдать за этим, поэтому вырываю у нее рубашку и прижимаю ее к себе.
— Малыш, ты ошибку совершаешь, понимаешь ты? Нельзя свое счастье на чужое менять. Люди по натуре своей эгоисты, и это правильно.
Маша не пытается вырваться, вжимается ртом в мое плечо, я чувствую волну рвущихся всхлипываний. Она глотает их, содрогается. Давится спазмами снова и снова, и когда затихает, пытается отойти назад.
Я мотаю головой.
— Не отпущу.
— Не надо. Не надо, пожалуйста. Я все обдумала, Денис. Мой черед быть взрослой.
Она упирается кулаками мне в грудь, и тогда я ее отпускаю. Просто потому что боюсь причинить ей боль, а сейчас я вновь себя плохо контролирую.
— А дальше что, Маш? Подумала? Обо мне, например?
— Ты обязательно встретишь свое счастье. Тебя невозможно не любить.
— Тридцать шесть лет не встречал, Маш. Тебя вот встретил, думал, что навсегда.
— Прости, пожалуйста. Прости меня…Я не знаю, как сделать всех счастливыми. Я бы очень хотела, но я не знаю. Не знаю… не знаю.
Ее рот кривится от рыданий, по щекам обильно стекают слезы, плечи трясутся. Я шагаю к ней и обнимаю снова. Просто не могу не обнять. В груди горит словно исполосовали ножом, все слова высохли. Когда-то я мечтал о поражении, чтобы вновь почувствовать биение жизни. Оно пришло оттуда, откуда не ждал. Двадцатилетняя девочка поставила меня на колени, и сейчас я не уверен, смогу ли подняться.
48
Маша
— Ты слушаешь меня, нет? — Варвара машет рукой перед моим носом, заставляя меня оторвать взгляд от окна и вновь посмотреть на нее. — В кино вечером сходим, или ты опять с Денисом?
При упоминании его имени сердце екает. Я не удивляюсь — знаю, что так будет происходить еще очень долго, не исключено, что всегда.
— Мы расстались, — эти слова я заставляю себя произнести. Я дала себе обещание говорить правду, даже если это означает встречать удивленные взгляды и отвечать на вопросы, на которые отвечать не хочется. — Так что пойти в кино мы сможем.
Варвара округляет рот и, неловко дернувшись, едва не расплескивает стоящий перед ней кофе.
— Погоди, вы же вроде только начали встречаться.
— Разве это противопоказание к расставанию?
— Ну…нет … А в чем причина?