— Всего несколько человек из моего класса пошло в колледж, — начинает он. — Большинство даже не утруждало себя тем, чтобы написать выпускной тест как следует. Но я взялся за ум, хорошо подготовился, подал документы в Джорджтаун и прошел. Конечно, в школе я об этом не распространялся, жил как раньше, гулял с ребятами и все такое. Потом учителя о чем-то прослышали, и однажды наш математик, мистер Гилхули, решил рассказать всему классу о моих успехах.
Он встряхивает головой, как будто это воспоминание ему неприятно.
— Все сказали: «Ну и что, подумаешь, какое дело». — Маркус изображает своих одноклассников: скрестил руки на груди и подавляет зевок. — Думаю, что такая реакция мало обрадовала мистера Гилхули. Он хотел, чтобы они в полной мере осознали всю глубину своего невежества и поняли, какой ужас ожидает их в будущем. Он нарисовал на доске огромную диаграмму, где изобразил мое растущее в результате получения диплома благосостояние, противопоставив его тому, что будут получать на автозаправке они. И соответственно дела у них будут идти все хуже и хуже.
— Ничего себе.
— Ну да. Все сидели и думали: «Сволочь же ты, Маркус», точно так же, как я сидел и думал, что они мне в подметки не годятся и что я буду круче всех. Убил бы этого кретина! — Он вскидывает руки. — Спасибо тебе, Гилхули. Ты избавил меня от друзей.
Смеюсь.
— Что я делаю дальше? Старательно борюсь с образом неотесанного провинциала. Из шкуры вон лезу — доказываю, что плевать мне на занятия. Курю травку каждый божий день и мертвецки напиваюсь. Все это закончилось, как ты знаешь, моим провалом на предпоследнем курсе. Тебя ведь уже поставили в известность? — спрашивает он, срывая этикетку с бутылки пива.
Улыбаюсь и дотрагиваюсь до руки.
— Да, я знаю эту историю. Только мне говорили, что ты был уже на последнем курсе.
— Ох, черт! — Маркус качает головой. — Декс всегда переврет. Кому-то, чувствуется, я набью морду. Пижон!
Выпив еще немного, смотрю на часы и говорю, что уже поздно.
— Ладно. Я тебя провожу?
— Конечно.
Идем по Третьей авеню и останавливаемся у моего дома.
— Спокойной ночи, Маркус. Огромное спасибо за ужин. Мне действительно было очень приятно. — Я говорю искренне.
— Да, и мне тоже. Было здорово. — Он нервно облизывает губы. Мне понятно, что это значит. — Рад, что летом мы будем жить в одном доме.
— Я тоже.
И тут он спрашивает, можно ли меня поцеловать. Вопрос, который обычно бесит. Всегда думаю: не спрашивай, черт возьми, а просто поцелуй. Но почему-то, когда об этом осведомляется Маркус, я не чувствую раздражения.
Киваю, он наклоняется и целует меня.
Потом отступает. Сердце у меня бьется ровно, но я вполне удовлетворена.
— Думаешь, Декс и Дарси и об этом спорили? — спрашивает он.
Смеюсь, потому что подумала то же самое.
— И как оно? — кричит Дарси в телефон на следую-щее утро.
Я только что вышла из душа и вся мокрая.
— Ты где?
— В машине. С Дексом. Мы возвращаемся в город. Ездили по антикварным магазинам. Помнишь?
— Да, — отвечаю я. — Помню.
— Так как прошло свидание? — повторяет она вопрос, пережевывая жвачку. Не может даже подождать, пока доберется до дома — настолько ей не терпится получить отчет.
Молчу.
— Ну?!
— Что-то со связью, — говорю я. — Мне тебя не слышно.
— Старо, Рейчел. Не разыгрывай дурочку. Давай рассказывай! Мы умираем от любопытства!
Слышу, как Декс вторит на заднем плане:
— Да— Да, умираем!
— Был приятный вечер. — Я пыталась обернуть голову полотенцем и при этом не выронить телефон.
Она визжит:
— Да! Я это знала. Подробности, Рейч! Подробности!
Говорю, что мы ходили в гриль-бар, где я съела тунца, а он отбивную.
— Рейчел! Давай об интересном. У вас все закончилось как надо?
— Не скажу.
— Почему?
— Поверь, есть причины.
— Значит, точно, — говорит она. — Иначе бы ты прямо сказала «нет».
— Думай что хочешь.
— Ну же, Рейчел!
Отвечаю, что не хочу служить им развлечением в поездке. Она передает мои слова Дексу, и я слышу, как он говорит:
— В поездке мы развлекаемся тем, что крутим музыку.
Играет «Тоннель любви».
— Скажи Декстеру, что у Брюса это худшая песня.
— У него всего песни отвратные. Спрингстин дерьмо, — говорит Дарси.
— Рейч сказала, что это плохая песня? — издалека спрашивает Декс. Она отвечает утвердительно, и пару секунд спустя раздается «Путь через грозу». Дарси орет, чтобы он выключил, а я улыбаюсь.
— И что? — настаивает она. — Ты расскажешь или нет?
— Нет.
— Даже если я пообещаю не говорить Дексу?
— Нет.
Дарси издает сердитый возглас, говорит, что все равно докопается, и выключает телефон.
В следующий раз я беседую с Дексом в четверг вечером — накануне нашего отъезда в Хэмптонс.
— Поедешь с нами на машине? Есть место, — говорит он. — Мы берем Клэр. И... твоего Маркуса.
— В таком случае я очень хочу поехать с вами на машине! — Я пытаюсь говорить бодро и уверенно. Надо показать ему, что у меня началась своя жизнь. Ей пришлось начаться.
На следующий день в пять часов вечера все мы садимся в его машину, надеясь не застрять в пробке. Но дороги уже забиты. Уходит час на то, чтобы выехать из города, и около четырех часов, чтобы проделать сто десять миль до Ист-Хэмптонса. Я сижу на заднем сиденье между Клэр и Маркусом. Дарси весела и энергична. Она почти все время болтает о том о сем, повернувшись лицом к нашей тройке; ее хорошее настроение заразительно точно так же, как и плохое. Маркус охотно поддерживает беседу. На протяжении тридцати пяти миль они с Дарси развлекаются взаимным подкалыванием. Она называет его лентяем, а он ее — болтушкой высокого напряжения. Периодически в разговор вступаем мы с Клэр. Декс ничего не говорит. Он так невозмутим, что Дарси кричит на него и требует, чтобы он перестал занудствовать.
— Я за рулем, — отвечает он. — Мне надо следить за дорогой.
И смотрит на меня в зеркало заднего вида. Интересно, о чем он думает? По глазам не понять.
Уже темнеет, когда мы останавливаемся перекусить и выпить пива в кафе при автозаправке на Двадцать седьмом шоссе. Клэр придвигается ко мне вдоль прилавка с чипсами, берет под руку и говорит:
— Знаешь, ты ему действительно нравишься.
Я холодею, думая, что она имеет в виду Декса. Потом понимаю, что речь идет о Маркусе.
— Мы с Маркусом просто друзья, — отвечаю я, покупая баночку светлого.
— Ой, брось. Дарси сказала, что у вас было свидание.
Клэр всегда все знает — где открылся новый бар, где будет следующая большая вечеринка. Она держит свои аккуратные пальчики на пульсе большого города. И быть в курсе жизни всех манхэттенских холостяков также считает делом чести.
— Всего лишь одно свидание! — Я радуюсь, что Дарси ничего не сумела выудить у Маркуса, несмотря на все свои старания. Она даже писала ему по электронной почте; он переадресовал мне ее послание, озаглавив его «Наши любопытные сволочи».
— Впрочем, лето длинное, — мудро рассуждает Клэр. — Пока не знаешь, что из этого может получиться, лучше не спешить.
Добираемся до нашего летнего домика — маленького, довольно милого коттеджа. Клэр нашла его в середине февраля, когда предприняла самостоятельную вылазку, разобиженная, что никто из нас не пожелал тратить выходной на поиски летнего жилья. И она же все устроила, включая оформление договора о половинном найме. Когда мы въезжаем во двор, она извиняется за отсутствие бассейна и высказывает сожаление, что прилегающая территория маловата для многолюдной вечеринки. Уверяем, что большой задний двор с местом для гриля с лихвой искупит этот недостаток. Вдобавок нам не придется далеко ходить на пляж, а это самое важное в отношении загородных домиков.
Выгружаем багаж и идем смотреть комнаты. У Декса и Дарси спальня с гигантской кроватью. У Маркуса своя комната, это может пригодиться. И у Клэр отдельные апартаменты — в награду за труды. Я живу с Хиллари, которая еще вчера удрала с работы и приехала вечерним поездом. Хиллари частенько это проделывает; не знаю другого человека, который бы так плевал на свою работу, особенно в крупной фирме. Она каждый день опаздывает, с каждым годом все больше и больше, и при этом не желает прибегать к нехитрым уловкам, распространенным среди прочих сотрудников, — например, оставить жакет на спинке " стула или недопитую чашку кофе на рабочем столе, чтобы все думали, будто она просто вышла на минутку. В прошлом году Хиллари наработала меньше двух тысяч часов и потому не получила никаких премий.
— Посчитай, и сама поймешь, что если раскидать наградные по часам, то игра не стоит свеч, — сказала она тогда, получая зарплату.
Звоню ей на мобильник.
— Ты где?
— В магазине «Сирил», — кричит она в шуме толпы. — Хотите, чтобы я здесь вас подождала или встретила где-нибудь?
Переспрашиваю Дарси и Клэр.
— Скажи ей, что мы поедем прямо в «Толкхаус», — говорит Дарси. — Уже поздно.
Потом, как я и ожидала, Клэр и Дарси настаивают на том, чтобы переодеться. Маркус, который по-прежнему в деловом костюме, тоже отправляется к себе. Мы с Дексом сидим в комнате, друг против друга, и ждем. У него в руках пульт, но телевизор он не включает. Мы впервые остались наедине после случившегося. Чувствую, как у меня потеют руки. Почему я нервничаю? То, что случилось, — уже позади. Все закончилось. Надо расслабиться, все в порядке.
— А ты не хочешь принарядиться для своего парня? — негромко спрашивает Декс, не глядя на меня.
— Очень смешно.
Даже простой обмен репликами кажется мне противозаконным.
— И все-таки?
— Мне и так неплохо, — говорю я, осматривая свои любимые джинсы и черный вязаный топ.
О чем он точно не догадывается — так это о том, что я очень долго выбирала этот наряд, переодеваясь после работы.
— Стало быть, вы с Маркусом два сапога пара. — Он украдкой смотрит в сторону лестницы.