По пути на работу репетирую свой разговор с Дексом и однажды — в вагоне метро — даже начинаю говорить вслух. Когда я наконец приезжаю, эта речь уже так запечатлена в моей памяти, что звучит как по писаному. Добавляю выразительные паузы в разделы «Образ мыслей» и «Планы на будущее». Я готова.
Когда собираюсь звонить, то замечаю, что от Декса пришло письмо по электронной почте. Открываю в полной уверенности, что он пришел к тому же выводу, что и я.
Письмо озаглавлено «Ты».
Ты потрясающий человек, и я даже не знаю, что является источником тех чувств, которыми ты меня наделяешь. Знаю лишь то, что я целиком и полностью твой и мне нужно время, чтобы остыть, потому что я способен проводить с тобой круглые сутки и не думать ни о чем, кроме тебя. Мне нравится буквально все, что связано с тобой, даже то, как твое лицо отражает все мысли, особенно когда мы вместе — когда волосы у тебя откинуты назад, глаза закрыты, а губы чуть приоткрыты. Вот что я хотел тебе сказать. Письмо удали.
У меня перехватывает дыхание. Никто и никогда такого мне не писал. Перечитываю, вдумываясь в каждое слово. «Мне тоже нравится буквально все, что связано с тобой», — думаю я.
И моя решимость снова пропадает. Как можно что- либо закончить, если прежде я никогда такого не испытывала? Отказаться от того, что ждала всю жизнь? Никто, кроме Декса, не заставлял меня чувствовать такое — а что, если я больше никогда этого не почувствую? Что, если так и будет?
Звонит телефон. Беру трубку, думая, что это Декс, и надеясь, что это не Дарси. Сейчас я не в силах с ней говорить. Не могу даже думать о ней. В мыслях — только то, что я сейчас прочитала.
— Привет, детка.
Итон. Звонит из Англии, где он живет последние два года. Я так рада его слышать. Когда он говорит, то улыбается — иногда кажется, что вот-вот рассмеется. Он остался почти таким же, что и в пятом классе. Все такой же ласковый, и щеки у него по-прежнему розовеют на морозе. Но в голосе что-то новое. Это пришло в старших классах, в период взросления, спустя много времени после того, как моя детская влюбленность в него превратилась в нашу дружбу.
— Привет, Итон.
— Никаких официальных интердиктов на то, чтобы поздравить тебя с днем рождения? — спрашивает он. С тех пор как я поступила на юридический факультет, он обожает ввертывать в разговор всякие термины, часто с усмешкой.
Смеюсь.
— Не беспокойся. Мне всего лишь тридцать.
— Ты меня не убьешь за забывчивость? Нужно было позвонить мне и напомнить. Я чувствую себя полнейшим кретином, особенно если учесть, что предыдущие восемнадцать лет поздравлял тебя вовремя. Вот дурень. Совсем спятил. Легкомысленный, как мальчишка...
— Мое двадцатисемилетие ты тоже пропустил, — перебиваю я.
— Неужели?
— Ну да.
— Едва ли.
— Вы были с...
— Прекрати. Не произноси этого имени. Ты права. Я пропустил твое двадцатисемилетие. Это смягчающее обстоятельство. Совсем забыл о времени. Так как дела? — Он присвистывает. — Не верится, что тебе уже тридцать. А по-моему, все еще четырнадцать. Чувствуешь себя старше? Мудрее? Циничнее? Как прошла памятная ночь? — Он сыплет вопросами в своей бурной манере и даже не ждет ответов.
— Все как прежде. Я та же, что и раньше, — говорю я. — Ничего не изменилось.
— В самом деле? — спрашивает Итон. Он всегда уточняет. Как будто знает, что мне есть что скрывать.
Молчу и думаю. Сказать? Не сказать? Что он обо мне подумает? Что ответит? Мы с Итоном близко дружим еще со школы, хотя и нечасто общаемся. Во всей этой потрясающей истории он мог бы быть хорошим наперсником. Итон знаком со всеми действующими лицами. И еще важнее, знает, что такое нечестность.
Для него все начиналось хорошо. Все считали, что он пойдет в гору; он прошел тестирование, успешно окончил школу, встречался с Эми Чой, которая произносила прощальную речь на нашем выпуске, слишком тихой и робкой для того, чтобы чего-нибудь добиться. Потом Итон уехал в Стэнфорд, после получения диплома начал работать в инвестиционной фирме, несмотря на то, что всегда любил историю искусства и не интересовался финансами. Он неизменно презирал все, что касалось банковского дела. Говорил, что ночное бдение над бумагами — это противоестественно, и что он предпочитает за те же деньги хорошенько выспаться. Потому он променял деловой костюм на шерстяной свитер и провел следующие несколько лет, мотаясь по всему Западному побережью. Фотографировал озера и деревья, всюду заводил друзей, посещал литературные семинары и мастер-классы по живописи и фотографии, время от времени подрабатывал барменом и проводил лето на Аляске, в рыбачьем патруле.
Там Итон встретил Бренди — я отзывалась о ней с долей иронии, пока не поняла, что он действительно ее любит и что это — не простое увлечение. Спустя несколько месяцев после начала их романа Бренди забеременела (противозачаточные таблетки не действуют на одну женщину из ста, и, по ее словам, этой несчастливой женщиной оказалась она). Бренди сказала, что аборт делать не будет, и потому Итон совершил то, что считал единственно правильным: поехал с ней в Сиэтл и там обвенчался. Они разослали безыскусные объявления о свадьбе в виде черно-белых фото с изображением двух стопщиков на обочине. Дарси здорово повеселилась по поводу ее коротеньких облегающих джинсовых шортиков.
— Кто, черт возьми, ловит машину в таком виде? — сказала она.
Впрочем, Итон казался вполне счастливым.
Летом Бренди родила мальчика... милого, крепкого мальчишку-эскимоса с черными, как уголь, глазами. У самой Бренди глаза были голубыми, у Итона тоже; она попросила у него прощения, Итон быстро развелся, и Бренди уехала обратно на Аляску — возможно, разыскивать прежнего возлюбленного.
Думаю, Бренди порядком отравила Итону жизнь и подпортила удовольствие от полудикого существования на лоне природы. А может быть, он просто захотел перемен и уехал в Лондон, где сотрудничал в разных журналах и писал книгу по средневековой архитектуре, которой заинтересовался сразу же, стоило ему ступить на английскую землю. Таково положение дел на данный момент. Он все рассчитывает заранее, всегда готов сделать шаг назад и начать сначала, не склоняется перед трудностями и не надеется понапрасну. Я хотела бы быть похожей на него.
— Так как прошел день рождения? — спрашивает Итон.
Закрываю поплотнее дверь и выпаливаю:
— Дарси устроила для меня вечеринку-сюрприз. Я напилась и... у меня кое-что было с Дексом.
Думаю, так всегда случается, если нет привычки хранить секреты. Не умею молчать. Удивительно, что я до сих пор-то выдержала! Слышу, как в трубке что-то потрескивает, пока мое признание пересекает Атлантический океан. Я в панике; мне очень хочется вернуть свои слова обратно.
— Какого хрена... Нет, ты меня разыгрываешь?
Мое молчание говорит ему, что я серьезно.
— Ох, ччччерт... — Голос у него все еще веселый.
— Что? Что ты имеешь в виду? — Мне действительно нужно понять, осуждает он меня или нет. Хочу знать, что Итон обо мне думает.
— Погоди. Что это значит— «кое-что было»? Ты ведь не переспала с ним?
— Хм. В общем, именно так.
Мне становится легче, когда я слышу его смех, даже несмотря на то что это вовсе не смешно, дело серьезное.
— Ох, дьявол. Как забавно. Вспоминаю ямочку у него на левой щеке.
— Что именно так тебя развеселило?
— Мисс Воплощенная Добродетель трахнулась с женихом своей подруги. Самая настоящая комедия.
Да уж, единственный прикол в жизни, который мне здорово удался.
— Итон!
Он перестает смеяться и спрашивает, не забеременела ли я.
— Нет. Мы предохранялись.
— Так сказать...
— Ну да, — говорю я.
— Значит, ничего серьезного? Просто ошибка. Ну да, хреново. Но люди часто делают глупости, особенно по пьяни. Вспомни меня и Бренди.
— Я об этом как раз подумала. Но все же...
Итон насвистывает и говорит, что Дарси сойдет с ума, если узнает.
В этот момент звонит другой телефон.
— Возьмешь? — спрашивает Итон.
— Нет. Пусть оставит сообщение на автоответчике.
— Точно? Это может быть твой новый дружок.
— Как думаешь, от тебя сейчас много пользы?! — спрашиваю я, хоть и уверена, что он не шутит и на этот раз серьезен. Это не в духе Итона, но никогда не знаешь, когда человек вдруг начнет морализировать. А здесь вокруг одни сплошные вопросы из области морали, особенно если учесть, что с Дарси он тоже дружен. Не так близко, как со
мной, но все же они общаются.
— Прости. Прости. — Он посмеивается. — Хорошо. Позволь еще один важный вопрос.
— Какой?
— Тебе понравилось?
— Итон! Не знаю... Мы были пьяны.
— Значит, не очень?
— Брось, — говорю я, как будто вовсе и не думаю о подробностях. И в то же время некоторые детали случившегося проносятся перед моими глазами — вот я касаюсь спины Декса... Яркое, потрясающее видение. Едва ли из разряда «не очень».
— Ты с ним уже говорила?
Рассказываю ему о поездке в Хэмптонс и о свидании с Маркусом.
— Неплохо. Пойти на свидание с его приятелем. В таком случае, если ты выйдешь за Маркуса, вы, ребята, сможете по-прежнему радоваться жизни.
Пропускаю мимо ушей и продолжаю — говорю о том, что было на остановке, о своем последнем вечере, о сообщении по почте.
— Ого. Черт. И... ты тоже к нему неравнодушна?
— Не знаю, — говорю я, хотя не сомневаюсь, что ответ утвердительный.
— И свадьба на носу?
— Да. Насколько я знаю.
— Насколько ты знаешь?
— Да. Свадьба состоится.
Тишина. Он больше не смеется, так что чувство вины захлестывает меня с новой силой.
— И что ты думаешь?
— Не знаю, насколько далеко ты позволишь этому зайти, — говорит он. — Что ты хочешь получить в итоге? Это просто интрижка, или ты желаешь, чтобы он отменил свадьбу?
Вздрагиваю при слове «интрижка». Точно уж не она, но в то же самое время мне не хотелось бы, чтобы Декс отменил свадьбу. Представить себе не могу, чтобы он пошел на разрыв с Дарси. Я говорю Итону, что не знаю. Не уверена ни в чем.