— Не любит. Он всего лишь хочет затащить меня в свою постель. Мама, пожалуйста, уговори папу.
— Нет, малышка, я не могу. Тебе придется смириться. Но ты же знаешь, как он тебя любит.
Изабелла знала, что мать ей не помощница. Кроткая Констанца так долго и беспрекословно подчинялась воле мужа, что его воля стала и ее волей тоже. Как бы Изабелла ни была дорога отцу, если речь зашла о земле, говорить о чем бы то ни было бессмысленно.
Констанца готова была разрыдаться, но Изабелла поцеловала ее и принялась успокаивать.
Когда мать ушла, не забыв запереть дверь на ключ, она вновь вернулась к окну.
Прыгать опасно. Можно сломать ногу. А что, если попробовать связать простыни, как пишут в книжках? Наверное, они разорвутся. Впрочем, их все равно не хватит.
В отчаянии Изабелла бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Она ни разу не пошевелилась, пока не пришла Хуанита с ланчем.
— Ты должна мне помочь, — плакала Изабелла. — Хуанита, а если бы тебя выдавали за Хосе?
Хуанита покачала головой.
— Нет, сеньорита. Он старый и не очень добрый.
Хуанита теребила передник.
— Я могла бы забыть запереть дверь, но…
— Но тебя могут прогнать. Я знаю. — Изабелла наморщила лоб. — Послушай, если ты дашь мне свой ключ и забудешь запереть дверь перед сиестой, я сама запру ее, а ключ подсуну тебе под дверь. Меня никто не увидит, а я все сделаю так, как будто вылезла из окна.
— Они ни за что не поверят…
— Поверят. — Изабелла соскочила с кровати. — Им даже в голову не придет, что ты могла ослушаться папу. Никто не может, кроме меня. А я вывешу простыни наружу. Правда, до земли они не достанут, но папа и мама решат, что последняя оборвалась.
Хуанита кивнула.
— Ладно. Наверное, на вашем месте я бы поступила так же. Придется вам помочь.
Изабелла обняла ее.
— Хуанита, ты — настоящая подруга. Обещаю, я никогда-никогда тебя не забуду. А если у меня будут деньги, я пришлю тебе. Обещаю.
— Это не обязательно.
Но Изабелла знала, что это-то как раз надо сделать обязательно. Семья Хуаниты была совсем бедной, а девушка ради нее рисковала работой. Она заслуживала вознаграждения, и когда-нибудь… Когда-нибудь она его получит.
Когда все отдыхали, Изабелла собрала свои вещи. Взяла несколько семейных фотографий, красивое белье и немножко денег — все, что у нее оставалось. Потом она очень тихо выскользнула из комнаты, заперла дверь и подсунула ключ под дверь Хуаниты.
Никто, кроме Хуаниты, не видел, как она убегала из дома, а Хуанита стояла на балконе и махала ей рукой.
Оглядываясь сейчас на тот день, Изабелла сама удивлялась своей храбрости. В семнадцать лет, воспитанная в холе и неге, она совсем не представляла, как сумеет позаботиться о себе на улицах большого грязного города, куда она приехала на грузовике, отдав пожилому шоферу большую часть своих денег, чтобы он не задавал ненужных вопросов.
Потом, как ни странно, она встретила в городе разъяренного и немножко пьяного Хосе и в ужасе искала, куда бы ей спрятаться, как вдруг увидела Бранда и узнала в нем романтического принца своих грез. Она сразу поняла, что уж он-то ей поможет.
Это было счастливое решение.
Бранд улыбнулся и, не глядя на нее, взял ее за руку. Она провела с ним вечер в баре, благодарная ему за участие. Кроме того, ей было ужасно его жалко. Потом он сказал, что идет спать, и не возразил ни слова, когда она отправилась наверх следом за ним. Наверное, он далее не заметил. Она легла в его постель, потому что хотела утешить его и потому что ей больше некуда было лечь. Он же мгновенно заснул пьяным сном.
Рано утром он проснулся и любил ее. Он был нежен и называл ее Мэри.
Тогда же с детской безоглядностью своих семнадцати лет она решила, что нашла своего суженого.
Хосе потерял ее из виду. Однако на другой день Бранд настоял, чтобы она послала домой письмо и сообщила, что здорова и в надежных руках. Потом они отправились на поиски священника.
Бранд ерзал на своем стуле, а Изабелла глядела на широкий кожаный ремешок его часов и видела, как он то сжимает пальцы в кулак, то опять разжимает их. Что с ним такое? Неужели он так переживает из-за своей женитьбы? Наверное, поэтому он часто вовсе не замечает ее, словно даже не знает, кто она такая. Или он считает, что любовь ко второй жене будет предательством по отношению к первой?
Она посмотрела ему в лицо. Он сидел с опущенной головой, положив руку на стол, который никакими силами нельзя было привести в порядок. Едва он почувствовал на себе ее взгляд, как весь напрягся.
— Чем это пахнет? — спросил он, поворачиваясь к духовке. — Ты опять готовила?
После сгоревшего жаркого были еще сгоревший цыпленок и сгоревшая рыба, и Бранд заявил, что сам будет готовить, тем более что отлично умел это делать с холостяцких времен.
Изабелла потянула носом.
— Суфле. Наша кухарка Мариетта всегда его готовила. Не думаю, что с ним что-то не так.
Бранд застонал:
— Я же просил тебя не подходить к плите. Неужели ты не можешь послушаться…
— Это нечестно. Я… — Она замолчала, потому что Бранд встал и пошел проверять духовку. — Ну как?
— Если ты любишь жевать подошву, то все в порядке, — ответил он, ставя противень на стол.
— Они должны были подняться. Я не понимаю.
— Тебе надо понять и запомнить только одно — готовлю я. Мы не можем сорить деньгами.
От ярости у Изабеллы слезы навернулись на глаза.
Когда Бранд оглянулся, его жена с дрожащими, как у ребенка, губами стояла посреди кухни, прижав руки к груди. Он вздохнул и обнял ее.
— Все в порядке. Ничего страшного не случилось. Я знаю, ты хотела как лучше.
Она была хрупкой, как ребенок, но его реакция на ее беспомощность совсем не напоминала отцовскую. Он не ожидал, что его мгновенно охватит страстное желание, и ему это совсем не понравилось.
— Не плачь, — проговорил он в ответ на ее всхлипывания. — Не надо. Пойдем лучше в пиццерию.
Она обхватила руками его шею.
— Нет, — сказал он, отстраняясь. И они опять пошли в пиццерию, только на этот раз Бранд молчал всю дорогу туда и обратно.
Когда они вернулись домой, Изабелла вопросительно посмотрела на него.
— Что я такого натворила? Почему ты сердишься?
— Я не сержусь. И ты ничего не натворила.
— Тогда почему ты молчишь?
Бранд вздохнул и сел на стул на кухне.
— О чем будем говорить?
Изабелла нахмурилась.
— Не знаю. Просто поговорим.
— Хорошо, — сказал Бранд, вставая. — Тогда давай говорить о погоде. Мне кажется, что идет дождь.
Изабелла убежала в спальню, ожидая, что он явится следом с извинениями, но он не явился, и тогда она быстро разделась и нырнула под одеяло.
На другой день Бранд пришел домой мрачнее тучи. Изабелла, испугавшись, подбежала к нему и обняла его.
— Что? — крикнула она. — Что случилось, Бранд?
— Ничего.
Он ласково отстранил ее, поставил на стол сумку и достал бутылку виски.
— Что-то все-таки случилось. Пожалуйста, Бранд, позволь мне помочь тебе.
— Помочь? Ты?
Он даже не понимал, как был жесток с ней, когда изобразил некое подобие смеха.
— Мне бы хотелось… — прошептала она. — Если бы ты был так добр и рассказал мне, что случилось…
— Ты хочешь знать? Хорошо. У меня отобрали лицензию. Вот и все. — Он открыл бутылку и встал. — Таким образом, моя маленькая балованная женушка, я потерял единственную работу, какую знаю, и скоро нам придется отвыкать от этой роскоши.
Он махнул рукой на стены в трещинах и пошел к буфету за стаканом.
ГЛАВА 3
Изабелла медленно опустилась на стул. Что он сказал? Что случилось с ее опорой и защитником в этой чужой стране? Не может быть, чтобы он потерял единственный источник их существования. Не может быть. Наверное, он так шутит.
Бранд закрыл дверцу буфета, и, едва повернулся к ней опять, его лицо сказало ей все. В хорошем настроении он мог пошутить, но шутить насчет работы он не стал бы никогда.
Его отец тоже был летчиком, и младший Райдер вырос в аэропорту. Как-то он ей сказал, что никогда даже не помышлял о другой специальности. Снабжать всем необходимым людей, живущих в глуши, было не только его работой, но и его миссией в этой жизни. Маленькие самолеты, на которых он летал, — вот его первая и, скорее всего, единственная любовь. Изабелла знала, что он никогда не отказывался лететь, даже в плохую погоду, если людям нужна была его срочная помощь.
По собственной воле он ни за что не бросил бы работу. Он сам ей об этом сказал, когда она было заикнулась о том, что неплохо бы ему поискать себе работу на земле.
— Мэри никогда бы такого не сказала.
Да, Мэри не сказала бы. Но Мэри и не полетела бы с ним. А Изабелла полетела бы, но Бранд только посмеялся, когда она попросила взять ее с собой.
Сейчас он не смеялся. Сейчас он налил себе почти полный стакан виски.
— Бранд! Почему? Что ты сделал?
Бранд подвинул стул к стене, сел и вытянул ноги.
— Сделал? Ничего не сделал.
— Ой… Тогда почему…
Она вдруг почувствовала, что у нее отнимаются руки и ноги.
— Почему я не могу больше летать? Я бы тоже хотел это знать.
Он посмотрел на стакан, поморщился и переставил его на стол.
— Бранд, пожалуйста…
Он посмотрел на нее и уставился опять на стакан.
Изабелла, не зная, что сказать или сделать, взяла чайник и стала наливать в него воду. Обычно, едва она принималась что-то делать на кухне, Бранд мгновенно ее останавливал. Сейчас он не проронил ни слова, продолжая молча смотреть на нетронутый стакан.
Изабелла опять села на стул и сложила руки на коленях. Она не сводила глаз с его лица. Что же все-таки случилось? Почему Бранд потерял лицензию? Что с ними теперь будет? Если он будет молчать и дальше, то не узнает, как ей жалко его, и не поймет, что его беда — и ее беда тоже. Что же делать?
Около полуночи Бранд все так же молча встал и отправился в кровать.