– Чем, говоришь, она его придушила?
– Она пишет, что его утопила! – заорал следователь, которому было неважно слышно. – В ванне!
– А, помню! – отозвался Калинин. – Акт вскрытия у тебя? – спросил он у следователя.
– У меня.
– Тогда ищи то место, где описывается череп с его пазухами, легкие и сердце. Нашел? Читай вслух.
Следователь читал, Леонид Васильевич повторял это студентам.
– Ну что, орлы, – спросил он, – есть здесь признаки утопления?
– Не-ет! – заорали студенты.
– Слышал? – спросил он следователя.
– Так-то оно так, да что делать, если она признается.
– Скажи этой бабе, – Калинин секунды две помолчал, – что ей очень здорово повезло. Видимо, в тот момент, когда она стала его топить, он уже умер. Во всяком случае, дыхательных движений у него не было, мы с коллегами точно знаем это по объективным признакам. Говорю тебе твердо, он к тому моменту не дышал. Так что умер он все-таки от сердечной недостаточности, развившейся на фоне болезненных изменений в сердце, которые усугубило длительное систематическое употребление алкоголя.
– Откуда ты знаешь, что он систематически употреблял, а не набрался только в тот день? – спросил следователь.
– Почитай описание печени, почек, сердца. Ведь мы иногда по материалам вскрытия знаем о человеке больше, чем те, кто прожил рядом с ним всю жизнь. Верно, коллеги?
– Да-а! – дружно заорали коллеги, довольные развлечением и передышкой. Одна экзальтированная девушка после занятия даже попросилась посещать научный кружок.
Следователь, раздраженный и усталый, вернулся в кутузку.
– Выходи! – грозно сказал он Ниночке.
– Не выйду! – сказала она и вцепилась руками в скамейку. – Требую справедливого правосудия!
– Ах не выйдешь… – тихо, вкрадчиво начал следователь. – А это не ты, часом, пришила тут одного чувака, приторговывавшего наркотиками? Да, может, ты и сама, того, употребляешь? То-то, я думаю, у тебя глюки!
– Вы что такую ерунду говорите? – взволновалась Ниночка. – Вы мне не «тыкайте»! Я сама пришла!
– Очень хорошо! – сказал следователь. – Раз ты непременно хочешь сидеть, мы на тебя вполне можем пару висяков повесить, и будешь отсиживать на полную катушку!
– Не надо на меня ничего вешать! – испугалась Ниночка. – Я только одного мужа утопила. Потому что он был свинья. Грубое, пьяное животное.
– Ты школу заканчивала? – спросил вдруг устало следователь. – Читать умеешь?
– Умею.
– Ты справку читала? Что тебе еще надо?
– Я думаю, они пропустили…
– Все вы так нас за дураков держите, – сел на скамейку рядом с ней следователь. – Иди домой да больше не топи никого. А в судебно-медицинскую экспертизу отнеси коньяк. Поняла? И запомни на всю жизнь – ты свободна. Когда ты вошла в ванную, он был уже мертвым. И твоей вины нет. А за умысел пока никого не судят. Иди.
Ниночка встала.
– Извините. Я больше не буду! Я правда свободна?
Первые дни она порхала, как бабочка. Составила список, наметила кучу дел. В первую очередь решила сходить в книжный магазин и купить новые книги. Привезла целую связку. Расставила по полкам. Несколько раз порывалась открыть, но читать не могла. Или засыпала, или шла в кухню и начинала что-нибудь есть. Или пила чай. И книги-то ведь были такие, что ей давно хотелось прочитать. И даже был среди них томик Эдгара По, которого так варварски спустили мальчишки с балкона, но и это не помогло. В голову ничего не лезло. Она пошла в театр, спектакль показался пустым. В Третьяковскую галерею – все надоело. Ей казалось, что портреты великих ухмыляются ей прямо в лицо. Мысль о том, что нужно куда-то пристроиться на работу, была ужасно противна. Раньше она умела хорошо печатать на машинке. Теперь пальцы совершенно не двигались, не слушались ее. Она как-то даже хотела было выброситься из окна, но квартира располагалась на втором этаже, и Ниночка побоялась, что не сможет насмерть разбиться. Подняться же наверх, на крышу, у нее не хватило сил. Запас денег уже иссякал, а она все не хотела и не могла на что-нибудь решиться. Днем она безвылазно сидела дома, вечером иногда выходила гулять. В угловом доме, недалеко, открылся большой ресторан. К подъезду подъезжали машины, швейцар открывал дверь, из огромной стеклянной пасти вырывалась музыка. Когда она бывала в ресторанах с Филом, ей казалось, что она попусту растрачивает свою жизнь. Фил зыркал взглядом по сторонам, оценивая незнакомых женщин, потом, как правило, напивался. Теперь времени было довольно, но настоящая жизнь так и не приходила. И ей захотелось ресторанной еды. Музыки, танцев, бокала вина.
«Нет в мире совершенства», – вздыхала она. К матери она тоже заходила редко. Маргарита Сергеевна стала раздражать ее своим неиссякаемым оптимизмом. «Зачем, к чему она так бодрится? – спрашивала себя Ниночка. – Кому это все надо?»
Сережа не оставлял ее. Заходил, иногда с цветами. Три вялые гвоздики ставились в вазу, а Сережа водружался на кухне и говорил часами. Упиваясь собственными рассуждениями, он обычно съедал все конфеты и печенье, какие были в доме. Ночевать его Ниночка не оставляла. Он сделал ей предложение.
– Не судьба, – короток был ее ответ. И Сережа с этим быстро смирился, не обиделся и продолжал так же часто заходить, болтать и поглощать сладости. Крошки застревали в козлиной бородке, которую он отпустил.
Однажды вечером раздался телефонный звонок.
– Алло? – Она взяла трубку и подумала, что кто-то ошибся номером. Близнецы не очень-то баловали ее теперь своим вниманием, а у матери как раз шел мексиканский телесериал. Маргарита Сергеевна в это время никогда не звонила.
– Нинок! От кого прячешься? – раздался в трубке хрипловатый, чуть насмешливый голос. Это был Ник.
– Я не прячусь, – ответила Нина, – просто у нас теперь разные интересы.
– Интересы зависят от нас самих, – глубокомысленно произнес Ник. – У меня к тебе дело. Я могу заехать прямо сейчас.
– Если дело – давай, – вяло согласилась Нина. – Бери ручку, пиши адрес…
– Адрес твой у меня есть.
– Откуда? От мамы?
– Без мамы, что ли, я не могу разобраться? Или в милиции у меня никого нет? Через пару минут взял адрес твоей новой хаты, вот звоню, уже подъезжаю. Сейчас припаркуюсь, открывай дверь. Да не хлопочи, у меня все с собой!
Хлопотать она и так бы не стала. В холодильнике лежал пакет с печеньем на всякий случай, для Сергея, да половинка плавленого сырка.
– К черту на кулички забралась! – первое, что сказал Ник вместо приветствия, снимая в коридоре куртку и по старой советской привычке обувь. – На тебя наехали, что ли?
– Проходи, – сказала она. – А ботинки надень. Тапок твоего размера у меня нет.
– Нет, в натуре, что происходит? – удивленно взирал Ник на остатки былой роскоши в крохотной комнате. Букет роз и два пакета с чем-то тяжелым он грохнул на стол в кухне. – Говори, когда наехали! Святое дело, еще все вернем!
– Ты не волнуйся, никто не наехал. Я сделала все сама. Садись! – Она подвинула ему стул.
– Ну, ты, блин, даешь! После той хаты очутиться здесь… – Он в недоумении обвел взглядом стены. Мебель она поделила между близнецами. Из большого гостиного гарнитура оставила себе два книжных шкафа. Кроме них, в комнате стояли тахта и торшер. А в углу – китайская ваза. Парную к ней как-то во время пьяного дебоша расколошматил Фил. Эту Ниночка оставила себе на память.
– А где у тебя телевизор? – спросил Ник, оглядываясь.
– А я оба телевизора отдала близнецам. Мне он не нужен. Орет только, а смотреть нечего. – Тут она покривила душой. Маленький телевизор она как раз собиралась купить. Это она раньше думала, что может прожить без него. А теперь, когда она ничем не могла себя занять, он, может быть, пришелся бы кстати.
Ник держался, как подобает старому другу семьи. Нашел в кухне две рюмки, раскрыл принесенные пакеты, достал хороший французский коньяк, нарезал лимончик, сыр, колбасу, открыл коробку конфет, насыпал орешки.
– Ну, Нинок, дернем!
Они дернули. Сначала по первой, потом по второй…
– Теперь рассказывай!
– Что рассказывать? Нечего. – Но она все-таки рассказала. Как провернула обмен, расселила близняшек, чтобы не конфликтовали, если бы с ней вдруг что-нибудь случилось. О том, как она ходила в милицию, Ниночка умолчала. Сказала, что в принципе хотела бы устроиться на работу куда-нибудь преподавать, но не сейчас, а потом…
– Когда потом?
– Не знаю. Такая апатия, трудно поднять телефонную трубку. Но я хотела тебя разыскать.
– Зачем?
– Насчет джипа Фила. Я бы хотела продать его. Наверное, он еще стоит денег.
– На ловца и зверь бежит. Я нашел покупателя. Затем и приехал. Если ты не будешь на нем ездить, то лучше продать. С каждым месяцем он теряет в цене.
– Давай продадим. Я бы поехала отдыхать.
– Куда?
– Не знаю. – Раньше ей не нравилось на море. Лежишь, ничего не делаешь, только ешь и пьешь. Толстеешь на глазах, несмотря на купание. Что мыс Антиб, что Сочи, что Турция, один черт. Ей хотелось поехать посмотреть лучшие музеи мира. Поговорить в Лондоне на английском. Проехать по Пиккадилли и перейти пешком на Хаф-Мун-стрит. Посмотреть на дом, в котором жил Моэм. В Париже увидеть импрессионистов. Сходить в оперу. Раньше Фил и мальчишки не хотели об этом и слышать. А теперь, продав джип, она могла бы поехать туда, куда ее больше тянет. Но почему-то не было сил. Уж лучше правда куда-нибудь на пляж, погреться на солнце. Да на пляж и выйдет дешевле.
– Я как раз собрался на неделю в отпуск! Могли бы поехать вместе, – спокойно предложил Ник.
– Я еще не износила той пресловутой пары башмаков, – машинально сказала Ниночка, имея в виду королеву Гертруду, мать Гамлета.
– В натуре?! – не понял Ник. – Да я тебе обувной магазин куплю. Че, на башмаках теперь будешь экономить?
«Сережа бы понял, – подумала Ниночка. – Но кроме этого, что он может, Сережа?»
– Слишком мало времени прошло для того, чтобы выходить замуж, – пояснила Ниночка.