– Среди твоих родственников есть работники органов? – спросил, поднимая с пола машинку, Федор.
Люся задумалась, в последнее время ей так не хотелось врать. Но приходилось, и она понимала, что запутывается все больше и больше. С другой стороны, если не вдаваться в подробности, то утвердительно ответить на заданный вопрос можно. У нее действительно был родственник, работающий с органами, – обвальщик на мясокомбинате. Запойный пьяница и изгой, от которого давно отказались близкие. Тем не менее он был. Так что Люся кивнула и вновь улыбнулась Смолкину.
– Жуткие создания эти дети, – пробормотал Федор и сунул машинку в руку мальчугана.
– Славный парень, – подмигнула карапузу Люська.
– Бу-бу-бу-бу-бу! – сказал малыш, выплевывая кашу изо рта, куда она ее только что запихнула.
– А! – Смолкин на всякий случай резво отпрыгнул в сторону. – Не попал, не попал!
Мимо его виска в двух сантиметрах просвистела игрушечная машинка.
– Бандюган! Весь в тетю! – возмутился Федор, прижимаясь к противоположной столу стене. – Что делаешь?!
– Бу-бу! – сказал карапуз, прищурился и запустил в Федора столовой ложкой.
– Весь выходной?! – Смолкин вытер манную кашу со лба, припечатанную дважды юным Робин Гудом. – А сдать его в детский дом нельзя? Хотя бы на пару часов. И где Настя?
– Дома сидит, – недовольно проворчала Люся, забирая у него из рук ложку. – Не все же ей время у нас проводить. Мало ли что люди подумают.
– А что люди могут подумать? – искренне удивился Федор, пробираясь по стеночке к выходу.
– Да так, – отмахнулась от него Люся, – ничего особенного. – И повернулась к карапузу: – Давай кушать, Пухлик! Уси-пуси.
– Давай, – согласился, остановившись, Смолкин, – а что у нас на завтрак?
– У нас, – Люся указала глазами на розовощекого довольного малыша, – манная каша. А у тебя, милый, то, что ты приготовишь себе сам.
– Нет, ни фига себе! Она, видите ли, сидит дома. – Смолкин выскочил из кухни и побежал к телефону.
Люся усмехнулась. Ясное дело, тот побежал звонить Настене, что и требовалось доказать. Нет, все-таки мужчины довольно примитивные существа. Его, как обезьянку, подкорми немного бананами, и вот он уже по утрам начинает их истерично требовать. И бананы, и того, кто ими кормит. Впрочем, Белкина готовить умела, на одни бананы Смолкин вряд ли бы повелся. Бананово-банальная истина про путь через мужской желудок в очередной раз нашла свое подтверждение.
Или все же он хочет больше видеть Настену, чем завтрак?! Что для Смолкина сейчас важнее: еда или девушка? Люся решила проверить. Она схватила карапуза в охапку и побежала с ним к телефону. Федор уже набирал номер Настены.
– Забыла тебе сказать, – запыхавшись и отпуская мальчугана на свободу, призналась она, – Настена сегодня нетрудоспособна. У нее… – В который раз приходится врать! Чего бы такого придумать? Совесть снова блокирует мыслительные способности. Но ведь она не врет, а сочиняет ради подруги, ради ее счастья. – У Настены… У нее это, как его там…
– Бу-бу-бу!
– Точно. Она подцепила бу-бу-бурцилез!
– Это что еще такое? – опешил Смолкин, автоматически после слов «бу-бу-бу» отклоняя голову в сторону. – Простуда? – Он поймал машинку и демонстративно положил ее на верхнюю полку для шляп.
– А-а-а! – заорал мальчуган, капризно топая толстыми маленькими ножками.
– Почти! – прокричала Люся. – Это очень, очень заразно!
– Отлично, – потер руками Федор, делая карапузу «козу». – Некоторые заболеют и больше к нам не придут. – Он набрал номер и прислушался.
Настена сразу сняла трубку, словно сидела у телефона и только и делала, что ждала, когда ей позвонит Смолкин. Они с Люсей загадали, что если Федор позвонит Настене сам, то их план, явно подходивший к своему логическому завершению, сработал на твердую четверку. А если Федор признается Настене, что жить без нее не может, то на «отлично».
– Настя! – заявил тот с бухты-барахты. – Я все знаю. Люся мне все сказала. Приезжай сейчас же!
– Сказала? – изумилась та. – Неужели все-все? И как ты на это реагируешь?
– Наплевательски! – признался Смолкин и сделал страшную рожу карапузу. Тот сразу умолк и пригляделся. Видимо, рожа чем-то напомнила ребенку его родителя.
– Наплевательски?! – трагически произнесла Настена, готовая разрыдаться от подобного признания.
– Да. Мне наплевать, что ты там подцепила.
– Я подцепила?! – обомлела Настена.
– Мне наплевать, что это заразно, – продолжал вдохновенно Смолкин.
– Заразно?! – Настена поняла: еще одно слово – и она пошлет этого негодяя, думающего о ней так низко, ко всем чертям! Ко всем его бабам, которые подцепляли и заражали.
– Приезжай, не то я умру, – он хотел было добавить «…с голоду!», но тут Люся вырвала трубку:
– Настена, он говорит глупости и ничегошеньки не знает.
– Он признался, что если я не приеду, то он умрет, – пробормотала изумленная подруга.
– Не волнуйся, – Люся презрительным взглядом окинула Смолкина, пытающегося оторвать от своих штанов агрессивного мальчугана, требующего назад свою игрушку. – Он не умрет. Он вполне сносно себя чувствует.
– У! Ё! У! Ё! – закричал Смолкин, которого вредный ребенок укусил за ногу.
– Он страдает?! – поинтересовалась Настена, услышав в трубке крик.
– Еще как, – довольно сообщила ей Люся.
– Я приеду, – твердо сказала Настена и положила трубку.
– Детский сад, – пожала плечами Люся и достала с полки машинку.
Настена выбежала из дома, словно спешила на первое свидание. Наконец-то она дождалась! Он сам ей позвонил и сказал, что без нее умрет. Ради этих слов она была готова бежать к Федору на край света. Впрочем, бежать пришлось недалеко. Городок Энск был небольшой, подруги жили в соседних кварталах. Настене показалось, что она преодолела расстояние в десять минут на автобусе быстрее всех автобусов, вместе взятых. Отдышавшись у подъезда, она постаралась взять себя в руки. А если она ошиблась? Или на линии возникли помехи? Вклинился какой-то Казанова, вешающий лапшу на уши доверчивой девчонке, а вместо нее эту лапшу на свои уши приняла Настя?! А Смолкин сидит у себя дома и знать не знает, ведать не ведает, кто такая Белкина, и звать ее к себе не собирается.
– Настя! – обрадовался тот, увидя ее на пороге. – Честное слово, я без тебя бы умер!
– Правда? – растерялась покрасневшая от смущения Настя и прислонилась к стене.
– Правда, Настенька, правда, – подтвердил Федор и принялся стаскивать с нее плащ.
Особых чувств он не проявлял, что немного насторожило Настю, но ведь он все еще думал, что Люся его жена, и старался скрыть их. Настя поглядела на Федора таким нежным взглядом, что он оторопел. Похлопал глазами, потер раненый лоб и уставился на Настю, как будто видел ее впервые.
– Ты сегодня какая-то особенная, – прошептал он, явно желая, чтобы это услышала лишь она одна.
Смолкин наклонился и поцеловал ее в губы…
– Бу-бу-бу! – раздалось рядом с ними.
– Ложись! – скомандовал Федор и кинулся с девушкой на пол.
– Зачем же так сразу, – прошептала Настена, выглядывая из-за его плеча. – Здесь же дети!
Рядом с ними упала ударившаяся о стенку металлическая игрушка.
– Это не дети, – проскрежетал зубами Смолкин, – это исчадие ада. Весь в свою тетку.
– Петюня! – позвала мальчугана из кухни Люся. – Иди кашку доедать, мое золотце!
– Иди, Петюня, иди, – Федор поднялся и помог Насте, – и не возвращайся как можно дольше.
– Славный малыш, – отряхиваясь, сказала Настена, узнав племянника Эллочки. Та изредка брала его с собой на работу, сидеть с мальчуганом приходилось Настене.
– Не то слово, – пробурчал Федор, у которого, несмотря ни на что, настроение было просто прекрасным. Он сам не знал почему. Видимо, сказывалась близость Настены, которая с некоторых пор являла собой для Смолкина ощущение гармонии и уюта. – Столько времени прошло, – признался он ей, – а я все еще не могу смириться с мыслью о женитьбе на Селивановой. Настя, я чувствую, что у нас с ней ничего не получается! И почему-то мне кажется, что это происходит не оттого, что я такой плохой. Просто мы с ней разные люди. Ну, почему, скажи мне, пожалуйста, я не женился на тебе?! Ведь я на все сто процентов уверен, что в тот момент мне было все равно на ком жениться. И жениться-то я не хотел…
– А сейчас? – тихо спросила Настя, заглядывая в его растерянные глаза. – Сейчас не все равно?
– Нет! – пылко ответил ей Федор и заключил Настену в объятия. – Я всю ночь не спал и думал, думал. Настя! Я собираюсь развестись с Селивановой!
– И? – Настя требовала продолжения признания. Но его не последовало.
– Ты думаешь, мне не стоит торопить события? Мама с ней познакомилась. На работе все знают…
– Правильно, – чуть не заплакав, ответила ему Настя, – не торопи события. – И освободилась из его крепких рук. Ей тоже не следовало торопиться. Нужно еще немного подождать. Не зря Люся ее предупреждала, ох не зря. Ее подруга умная женщина, знающая все составляющие коварного мужского характера и все уловки их изворотливого ума. Федя не исключение. Он же мужчина. Как говорят русские люди, начал за здравие, закончил за упокой. Зря она надеялась.
Настена попыталась натянуть радостную улыбку на свое симпатичное личико и прошла в кухню, где с карапузом возилась Люся. Смолкин идти туда категорически отказался, предупредив Настену, что если юное создание забубнит, то лучше спасаться от него в коридоре.
– Какая прелесть! Он кушает, – восхищалась Настена, глядя, как заплаканный Петюня поглощает манную кашу. – Ты сама ее варила?!
– Скажешь тоже, – усмехнулась Люся, – сама варила! Эллочка дала в термосе. Активный мальчик, смышленый ребенок.
– И сколько ему, такой лапе? – Настена протянула руку, собираясь взять у подруги ложку и докормить малыша.
– Не знаю, – буркнула Люся, – пять или три, я в их годах не разбираюсь. Между прочим, у тебя своя смышленая лапа лежит на диване. И он очень голодный, я его не покормила.