Да, можно не сокращать встреч со Смолкиными, Глеб сам ее избегает. Ну и пусть, тем лучше. Не будет идиотских объяснений типа «Да как ты до этого додумалась?! Да как могла?! Почему сразу не призналась?» и тому подобное. Да, Люся могла. И не на такое пойдешь ради единственной подруги. А разбалтывать чужие тайны она была не вправе. Настена тогда твердила, что клиент, Федор, еще не созрел для серьезных отношений. А когда он созрел, стало поздно.
Во дворе Люсю преследовало странное чувство, что ее спину сверлит пронзительный взгляд. Но обернуться она не могла. Глаза помимо воли сразу же стали бы искать то окно, в котором, может, торчит его мужественный силуэт. А этого делать нельзя. Есть такое понятие – «женская гордость», черт бы ее побрал.
В редакции, как она и ожидала, процесс шел своим чередом. Главред бегал, Смолкин отбывал на задание, Настена сидела и верстала за двоих.
– Я тебе сейчас помогу, – Люся забросила сумку в шкаф, скинула плащ и заняла привычное место.
– Люсь, как ты себя чувствуешь? – заботливо поинтересовалась подруга.
– Нормально, – отмахнулась та и пригляделась к Настене. – У тебя глаза красные. Ты что, всю ночь плакала? У вас же с Федором вроде как наладилось.
– Не плакала, – поспешила заверить ее подруга, – мы разговаривали всю ночь.
– Чудные, – усмехнулась Люся, – по ночам можно заниматься более интересным делом.
И сразу почему-то подумала о Глебе. Для того чтобы отогнать от себя навязчивые мысли, Люся, как говорят, с головой окунулась в работу.
Долго трудиться ей все равно не дали. Первой поинтересоваться положением дел у подруг зашла уборщица Серафима Ильинична. Сегодня она тоже проспала и убирала кабинеты в рабочее время.
– Ну, что, девоньки, – возя мокрой тряпкой по полу, спросила она, – как басурманин-то ваш? Он утром первый раз в жизни свои ботинки о тряпку вытер! А до этого на чистые полы плевал, уборку фактически игнорировал. Меня катакомбой называл и отправлял на заслуженный отдых, чтобы я ему под ногами не мешалась.
– Почему басурманин? – попыталась заступиться за Смолкина Настена.
– Батюшки! – хлопнула Серафима Ильинична руками в резиновых перчатках, и на клавиатуру и мониторы полетели брызги. – Довел, аспид! Сидят красноглазые, как индейцы.
– Индейцы краснокожие, между прочим, – пробурчала Настена, воспринимающая с некоторых пор обидчиков Смолкина как своих собственных.
– Не знаю, как индейцы, – уборщица присела на свободный стул и начала доверительно рассказывать, – но привидение Черного Редактора точно красного цвета! Глазищи у него такие, как у Настены. Точь-в-точь. И сверкают! Оно мне всегда попадается перед катаклизмами. Перед вашей аферой тоже попалось.
– Никакая это не афера, – продолжала бурчать Настена.
– И сегодня встретилось, – не обращая внимания на ее слова, говорила та. – Топало по крыше нашей двухэтажной редакции. Топ! Топ! Топ! Сапожищи огромные, подковами стучат. Оно всегда стучит перед катаклизмами. Вот увидите, сегодня обязательно что-то произойдет! – размахивала она мокрой тряпкой.
– Как-то больше не хочется катаклизмов, – заметила Настена и побежала проверять Федора. Нельзя сказать, что она ему не доверяла, просто так, на всякий случай.
Как только она вернулась обратно, в кабинет вошла корректор Гортензия Степановна. Весь ее внешний вид, полный напускного безразличия, преобразился, как только она закрыла за собой дверь.
– Ну? Как у вас дела?! Сегодня я не узнаю Смолкина, совершенно другой человек. Помог мне прочитать свой материал! А после этого прочитал со мной все объявления.
– Он хороший, – зарделась Настена, – только скрывал это.
– Слишком тщательно скрывал, – иронизировала Гортензия Степановна. – Зато перед другими дамами шелком стелился.
– У него больше нет других дам, – объявила Настена.
– У вас получилось! – захлопала в ладоши Гортензия Степановна, подпрыгивая от радости, что совершенно не вязалось с ее солидным обликом.
Настена снова на всякий случай протерла мониторы.
– Получилось, – улыбнулась первый раз Люся. – Сами не ожидали, но получилось.
– Федя сделал мне предложение, – оттаяла Настя, понимая, что никто не собирается ругать Смолкина. – И я согласилась.
– Поздравляю! Счастья вам и любви! – горячо пожелала корректорша и в душевном порыве обняла Настю Белкину.
– Только мы пока не хотим огласки, – суетливо заметила та. – Нужно утрясти еще кое-какие проблемы.
– Мне бы ваши проблемы, – усмехнулась Люся, не понимая, о чем говорит подруга.
– Девочки, если вам удалось перевоспитать такого ловеласа, как Смолкин, стоит подумать об открытии собственного дела. Клиенты к вам косяком потянутся. И я буду первая. Внучка связалась с закоренелым преступником, пока еще не пойманным правоохранительными органами…
– Нет уж! – испугалась Люся. – Никаких преступников. Мне и Федора было достаточно!
– Вы зря так думаете о внучке, – принялась анализировать ситуацию Настена, – она не могла полюбить плохого мужчину. Наверняка он тоже замечательный, только это скрывает.
– Интересно, почему? – поджала тонкие губы Гортензия Степановна. – А вам что, жалко бизнеса для хорошего дела? Такие возможности, такие перспективы…
Обсуждать перспективы Люсе не хотелось, и, не найдя поддержки своей идее, Гортензия Степановна удалилась. Было совершенно очевидно, что в покое подруг сегодня не оставят. Что-то в нынешнем Смолкине явно преобразилось, раз редакционные дамы, участвующие в сговоре, потянулись к ним за объяснениями. Можно было бы, конечно, предположить, что Федор всегда был чутким, добрым и отзывчивым, но тщательно скрывал это от окружающих. Но напрашивался другой вывод: Смолкин влюбился, а влюбленные люди порой совершают неадекватные поступки. У него это выразилось в помощи ближним.
Люся решила сама сходить к Эллочке и рассказать ей о случившемся. Не все, конечно, а только половину. Про то, как Смолкин сделал Настене предложение и та согласилась. О своих переживаниях никому она рассказывать не станет. Подумаешь, велика потеря, какой-то спасатель. Ну и что, что у него глубокие карие глаза, в которые стоит только заглянуть… Да и не будет она больше в них заглядывать.
– У нас все отлично, – начала Люся, глядя в заинтересованное личико секретарши. – Все получилось, Смолкин перевоспитался.
– Он сегодня, – оглядываясь по сторонам, шепотом произнесла Эллочка, – не стал разговаривать по телефону с одной роскошной блондинкой. Сказал, что ему некогда заниматься чепухой.
– Чепухой?! – изумилась Люся. – Так и сказал?! А откуда ты знаешь, что звонила блондинка?
– Она так и представилась томным голосом: «Федору Смолкину звонит роскошная блондинка!»
– Что ты говоришь?! – на этот раз руками всплеснула Люся. – А если он не поверил ей, что она раскрасавица?
– Он и не проверял ничего. Я же говорю, даже разговаривать не стал.
– Мы его перевоспитали, – убежденно сказала Люся.
– Поздравляю, – прошептала снова Элочка.
Топ! Топ! Топ! Над их головами раздались странные шаги.
– По чердаку кто-то ходит, – заметила Люся. – Серафима Ильинична говорит, что это Черный Редактор, который является перед катаклизмами. Эллочка, ты не знаешь, какие катаклизмы у нас сегодня ожидаются?
– Планерка, – ответила та, теряя интерес к шагам. – А это, наверное, слесаря проверяют трубы. Так что там с Федей?!
Узнать в подробностях, что же случилось со Смолкиным, ей так и не удалось. В приемную влетел Константин с букетом полуувядших розочек. Он бухнулся перед Эллочкой на колени. Та опешила и чуть не уронила ручку, которую грызла в зубах.
– Дорогая! – прокричал Зайцев, тыча в Эллочку розами. – Я хочу на тебе жениться!
– В каком смысле? – поинтересовалась та, принимая цветы.
– В законном, со штампом, с любовью и всеми прилагающимися к этому мероприятию прибамбасами, – отчеканил Константин, и стало понятно, что он готовил выступление все утро.
– У нас что, – пробормотала Люся, присаживаясь на краешек стула, – свадебная эпидемия? Вот не думала, что это заразно.
– Заразно, – заверил ее Константин, – еще как заразно! Федор женится, и я хочу.
– Так ты собрался на мне жениться из-за Федора?! – Эллочка надула губки. – Вот так пассаж!
– Не только, – признался горе-жених. – Я давно хотел жениться, только сам об этом не знал. Это желание дремало где-то глубоко во мне и вылезло наружу только после того, как жениться собрался Федор.
– А почему на мне? – пытливо поинтересовалась Эллочка, не веря ни одному его слову.
– Больше не на ком, – ляпнул Константин, но тут же исправился: – На ком еще жениться, как не на тебе?! Ты же одна такая, уж извини, Люся, красивая и… – Он замялся, вспоминая эпитеты.
– Какая я, какая? – торопила его Эллочка.
– Да, – язвительно заметила Люся, – красивая, а еще?
– Красивая, добрая, ласковая. Нет, про ласковую я еще ничего не знаю. Ты отзывчивая, душевная, добросердечная…
– Все, – Люся встала со стула, – мне пора. У тебя, Эллочка, теперь своих проблем дюжина.
Действительно, вникать в отношения очередной пары Люсе страсть как не хотелось. Как назло, все стремились решать именно сегодня проблему постылого одиночества. Она с радостью увидела широко шагающего главного редактора Сан Саныча. Вот у него таких проблем нет! С ним можно хоть пообщаться по-человечески.
– Сан Саныч! – громким шепотом, если так можно выразиться, позвала его Эллочка, усадив Константина рядом с собой. – Вас в кабинете жена дожидается!
– Я с ней вчера поругался, – признался Сан Саныч. – Придется мириться, чтоб ей пусто было. Хотел пожить холостяцкой жизнью хотя бы денек!
– А я прощаюсь со своей холостяцкой жизнью, – трагично произнес Зайцев и чмокнул Эллочке руку.
Сан Саныч снял очки, протер стекла и внимательнее посмотрел на сотрудника.
– Ну, ничего, – он подошел и похлопал его по плечу, – со всяким когда-нибудь случается. – Вскинул гордо голову и зашел в свой кабинет.