— Это он, князь, иносказательно, — поспешил на помощь Бон, окрыленный производством в княжичи. — Говорят у нас так про супружниц: «Повелительница моего сердца».
— Красно говорят! — одобрил тот. — Не забыть бы, Фросю порадую. Ну а карла? Тоже княжич али сразу анператор?
Богатыри и бояре захохотали.
— Это мой шут, — спокойно ответила Элейн. Да вот беда, нашего гнома, и без того донельзя самолюбивого, она о его новой должности предупредить как-то забыла.
— КТО?! — аж подскочил от возмущения тот. — Да я! да мне! да меня!..
— Цыц, дурень! — Бон, решив подыграть магессе, сдвинул колпак гнома ему на глаза.
— Совсем обнаглел?! — Ослепленный Римбольд сделал шаг назад, и тут же раздался ужасающий визг. Борзой кобелек, привлеченный укатившейся под ноги гнома колбаской, как раз пытался незаметно ее стянуть, и остроносый башмак Римбольда опустился ему на лапу. Собака метнулась в одну сторону, донельзя перепуганный Римбольд — в другую. А в этой другой стороне какой-то слуга как раз тащил кучу столовой утвари. Грохот, звон — и вот уже гном с нахлобученным до самого подбородка горшком (пустым, к счастью) бестолково мечется по залу, налетая на всех и вся и отчаянно ругаясь.
Смеялись абсолютно все, а князь хохотал так, что даже оперся рукой о стену. Немного успокоившись и вытерев слезы, он самолично стащил с головы наконец-то упавшего Римбольда горшок, хлопнул гнома по плечу, пожаловал за великое мастерство перстнем с собственного пальца, местом за своим столом и долго уговаривал Элейн уступить ему «затейника». Та ответила туманным «дальше видно будет», — а там и новый стол приготовили.
Место мне досталось рядом все с тем же боярином Нудилой. Почтенный старец, видимо истосковавшись по внимательному слушателю, тут же закатил пространную лекцию на тему: «Все-то у нас в Переделе не ладно, все-то не хорошо. Только две отрады и есть: люди умные да дороги хорошие». Похоже, ни опровержения, ни подтверждения этой теории с моей стороны не предусматривалось, да и, вообще, все мое участие в «беседе» ограничилось кивками невпопад, что бесконечно устраивало обе стороны.
Отменно отобедав, я стал искать глазами друзей. На первый взгляд все устроились с относительным комфортом. Элейн, судя по всему, с первых же минут завладела вниманием Вольдемира и больше уже не отпускала его до самого вечера. Зная магессу, можно было смело утверждать, что в самом скором времени правитель руссианцев будет есть у нее из рук и преданно смотреть в рот. Бон, как это у него водится, тоже быстро освоился в богатырской среде и вовсю сыпал шутками и анекдотами, то и дело вызывая громовой хохот и одобрительные возгласы. Римбольд, несмотря на княжескую ласку, все еще дующийся на нас за «шута», молча предавался обжорству. Сидевшие рядом с ним руссианцы делали квадратные глаза и спорили, сколько еще снеди влезет в «карлу» до того, как он лопнет. Эх, сразу видно, что не знают они наших гномов! А вот Ки Дотт был мрачнее тучи. То ли из-за того, что любезная его сердцу княжна на пиру отсутствовала, то ли из-за соседей.
Соседи бедняге достались и впрямь знатные во всех смыслах, нам с боярином Нудилой было впору позавидовать. Номером первым шел совершенно квадратный вислоусый дядя с лошадиной физиономией, шлем с золочеными рогами на голове которого недвусмысленно намекал на скандинское происхождение. Вторым был невысокий, но из-за этого даже более квадратный кочевник, весь в кожах, мехах и амулетах и, несмотря на молодость, густо покрытый шрамами. И завершал троицу горбоносый и чернявый ромеянин, разодетый райской птичкой и с трудом держащий кубок из-за обилия драгоценных перстней на пальцах. Он был не только не квадратным, а даже не прямоугольным, но из всех троих показался мне самым опасным. Как бы там ни было, троица косилась на Ки Дотта и друг на друга весьма недобро. Эге, да это конкуренты нашего «Илюши»!
Обратившись с вопросом к Нудиле, я узнал, что попал в точку. Скандии был братом конунга Занудссена, ярлом Харяльдом Гейзером («и полугода не прошло, как овдовел. С тех пор только сечей и живет, а в мирной жизни — что рыба-сом: усами горазд, да ленив. Молва идет, будто боли не чует, ран не замечает, а коли проголодается в походе — щит свой погрызет, тем и сыт»); кочевник — сыном хана Помоева, темником Жбаном («жесток степняк, ох, жесток. С врагов кожу на сапоги сдирает, из черепов такие башни ладит, что за версту видать. Был сыном младшим, стал сыном единственным — перессорил с отцом всех братьев, а кто с ханом в ссоре, тот живет недолго»); чернявый — племянником автократора Мелиоратия, Фокой Прохиндеисом («снаружи — пава, внутри — аспид. У дяди советник ближайший. Однако ж не только языком трудиться горазд: десятью ножами влет десять мух сбивает, в зельях толк знает, может, и колдун в придачу»). Закончив представлять высоких гостей, старый боярин испытующее посмотрел на меня. «В общем, даже если забыть об их происхождении, все трое — те еще типы, — говорил его взгляд. — Искренне не советую связываться, юноша, — дольше проживете…»
— Сэд!
Элейн смотрела на меня крайне сердито. Оказывается, она уже пятый раз пыталась до меня докричаться. Я виновато развел руками и, повинуясь ее взгляду, поднялся из-за стола.
— Куда бежишь, княгиня? — Ну вот, что я говорил! Не успела магесса встать, а Вольдемир уже схватил ее за руку. И глядит на мою «супружницу» глазами страдающего с похмелья бедолаги, у которого отбирают вожделенную бутылку.
— Не сердись, Дема, — очаровательно улыбнулась та, мягко высвобождая пальцы из великокняжеской клешни. — Душно тут очень. Прогуляться хочу.
Ого! Уже Дема?! Как все-таки хорошо, что это не настоящая Глори! Трудновато было бы уломать княжну, если перед этим друг жениха его будущему тестю «фонарь» подвесит…
— Неужто меня тут одного покинешь? — пригорюнился тот. — Неужто с собой не позовешь?
— Пока нам с мужем вдвоем пошептаться нужно, — Элейн заговорщицки подмигнула. — По семейным делам. Так что прикажи проводить нас куда-нибудь, где никто мешать не будет, да и сам потом туда приходи.
Вольдемир покосился на меня, как ни в чем не бывало стоящего рядом, и на его круглом лице отразились глубокие сомнения. В ответ я лишь пожал плечами, говоря этим: «Она знает, что делает, так что я буду лезть?» Странно, но после этого князь совсем растерялся. Переведя пару раз взгляд с Элейн на меня и обратно, он хлопнул в ладоши и что-то прошептал на ухо подбежавшему слуге. Тот низко поклонился — сперва Вольдемиру, потом нам — и приглашающе махнул рукой в сторону двери.
— Вот, значит, как у них тут трактуется «пошептаться»! — подавилась смехом Элейн и упала на роскошное ложе, занимавшее две трети комнаты, в которую нас привел слуга. — Не забыть бы на будущее, а то может конфуз случиться! А вот стульев не наблюдается, так что присоединяйся, муженек, места хватит. Даже для тебя.
— Так вот почему князь так удивился! — осенило меня. — Сначала ты… то есть вы…
— Слушай, давно собиралась сказать, кончай «выкать», — фыркнула магесса. — Брал бы с жены пример.
— Неудобно как-то… — замялся я.
— Неудобно тем, о чем Дема подумал, на потолке заниматься! — отрезала Элейн. — Одеяло падает… Так о чем ты начал говорить?
— О том, что он явно посчитал нас извращенцами, — вздохнул я. — Точнее, меня. А ва… тебя… как бы это помягче…
— Да говори уж прямо, — сладко потянулась магесса, — шлюхой. Слушай, а оно тебя что, так волнует? Лишь бы Глори не узнала, что я тут вытворяю в ее облике. Хотя будет забавно, если князь заявится неглиже…
Лично я в подобном развитии событий ничего забавного не видел, о чем честно сообшил.
— Ладно, расслабься! — махнула рукой магесса. — Как говаривал один известный герой на родине моей кузины Фины, «проблемы будем обрубать по мере их отрастания». Расскажи лучше, что ты успел выяснить за время пира?
— Не очень много, — честно покаялся я и изложил услышанное от Нудилы касательно претендентов на руку Амельфы.
— Данные любопытные, хотя для нашего дела совершенно бесполезные, — подвела итог Элейн.
— Я почему-то тоже так подумал. Надеюсь, тебе повезло больше?
— Разумеется. Значит так. Во-первых, в настоящий момент княжна заперта у себя в светлице, где проводит сидячую голодовку. Во-вторых, дальше тянуть Вольдемир не может — сегодня к вечеру он должен определиться с кандидатурой зятя. Пока он склоняется к племяннику Мелиоратия, тем более что, с точки зрения Амельфы, из всей троицы Фока больше других похож на витязя.
— Слушай, а что, если нам воспользоваться опытом Стефании и напоить княжну каким-нибудь приворотным зельем? — озарило меня.
— Я об этом уже думала. Не пойдет.
— Но почему?
— По Правилу Чехонте.
— Опять Чехонте? Дался он тебе, в конце концов!
— Поверь, так надо. Если вовремя не прятать хвосты, однажды тебя за них обязательно схватят. — Похоже, сегодня магесса была настроена изъясняться исключительно афоризмами.
— А это какой герой сказал? — съехидничал я.
— Мышиный Король. Только это не герой, а монстр. Герой во время этого монолога как раз схватил его за хвосты.
— А ско…
— Хватит. Тебе не кажется, что мы слишком увлеклись? Тем более что за дверью изнывает Дема.
Ох, час от часу не легче! Мы тут, значит, распинаемся на тему, как бы его дочь охомутать, а он слушает!
— Ничего он не слышит, кроме ахов и вздохов, — усмехнулась магесса, как обычно прочитав мои мысли. — Шучу. Вообще ничего не слышит. И не услышит, пока я не захочу. Скажи-ка мне лучше: ты раскрыл Робину Бэду тайну Ущелья Хрюкающей Погибели?
— Пришлось. Я решил, что пусть лучше он узнает все от меня, чем от Друзя.
— Разумно. А это означает, что в скором времени местным жителям придется столкнуться с разведчиками КГБ. Тем лучше. — Элейн пристально посмотрела мне в глаза. — Скажи, а желание немного подстраховаться было единственной причиной твоей откровенности?
Вот всегда она так! Все знает!
— Нет. Я поставил ему условие: чем бы ни закончилось дело с яйцом, «Глори и К