Если причина глупости в этом, то она излечима. Достаточно понять, куда ты не хочешь ходить в своем сознании и задаться вопросом: почему? — как появится возможность найти причины, которые растут из боли, как из корней. И тогда можно очистить сознание и от этой боли и от причин. Всё излечимо.
Но это только в том случае, если сознание как среда равномерно и единородно.
Однако есть подозрение, что сознание среда гораздо более сложная, чем достаточно для рождения разума. Она сама в своей природе содержит возможность не только для рождения, но и для развития, возможно, бесконечного. Это видно по нашей способности творить обобщенные и обобщающие понятия. Понятия — тоже образы. Однако образы отличаются по качеству. Каким-то образом одни из них в состоянии давать представление о множестве других и даже управлять подобными множествами.
Это невозможно в однородной среде.
Поэтому мазыки предполагали, что обобщающие понятия рождаются из сознания иной плотности, более тонкого и легкого. Поэтому они существуют как бы в слое пары, который плавает поверх нашего обычного сознания. Благодаря этому, образы обобщающих понятий и оказываются как бы над теми обычными образами, которые способны объять.
Развитие сознания и, соответственно, разума идет не вширь. Главное — уметь раскрывать в себе способность переходить во все более тонкие его слои, где нет лишней суеты и толкотни образов, благодаря чему воздух там прозрачней, а мир проще. Оттуда и видна действительность истинного мира.
Вот если перекрыта сама способность переходить в более тонкие слои сознания, то есть творить обобщенные и обобщающие понятия, тогда можно оказаться дураком заранее. И это, похоже, неизлечимо.
Однако народ знал средство, которым лечил дураков и, похоже, во многих случаях оно было действенным.
Глава 9. Дурака лечить
Какое же лечение применяет народ к дураку? Даль отвечает просто:
«Ум да умец, а третий дубец», — и поясняет: «(то есть поучить да посечь, так поумнеет)».
Средство это как у народа, так и у детей, считается естественным и единственно возможным ответом на дурь. Противоестественная естественная наука принесла с собой нравственность, которая отказала человеку в духе, душе и духовности, заменив их телом. Естественно, после этого тело стало священно, и бить его считается хуже, чем плевать в душу. Поэтому мы воспринимаем эту народную мудрость с ужасом. Однако сами и детей бьем тайком и в детстве дрались, и боевым искусствам учимся.
Отказ от телесных наказаний противоестественен, если мы, конечно, не хотим, чтобы человечество оглупело и из него ушел разум. Впрочем, о человечестве судить не буду, но с русским народом именно это и произошло с приходом демократии и естественнонаучных ценностей. Как говорил Мережковский — пришло царство грядущего Хама. Просто потому, что хам распоясался, а узды для него больше нет, а что есть, то законом запрещено. Отсюда — потеря не только чести, но и разума целого народа.
Народ относился к этому иначе. Битье дурака считалось важным, нужным, а может быть, и священным деянием, если мы хотим, чтобы наш мир стоял:
«Дурака бьют, а умной не суйся» (Снегирев, 452). Это середина девятнадцатого века. Даль в ту же пору приводит еще целый ряд народных мыслей об этом: «Дурь-то из тебя повыколотят. Я тебе дам ума. Благодарим покорно за ум (говорят после наказанья).
Ума дадут (побьют), не воз навьют (или: не весь вобьют, то есть сразу не поумнеет).
Жаль кулака, а ударить дурака. Бей дурака, не жалей кулака».
Конец девятнадцатого, собрание Гольдгардт-Ландау:
«Дурак не боится креста, а боится песта»(396).
Начало двадцатого, Иллюстров:
«Хоть жаль кулака, а надо бить дурака.
Умному намек, глупому — дубина».
Что же это за средство, которое способно переучивать даже дураков? Чем битье хорошо. Чем оно плохо, я не исследую, поскольку об этом написано достаточно в одном коротком слове: нельзя! Нельзя, наверное, потому что, битье унижает человеческое достоинство. Придумать такое, отняв у людей души, мог только дьявольский ум.
Итак, почему дурака нужно бить?
Простейший ответ: потому что слов он не слышит, сам думать не умеет, и никак иначе до него не достучаться. Что значит, достучаться? В данном случае — заставить изменить поведение. Речь даже не о том, чтобы сделать дурака умнее. Это как бы и не моя забота. Мне достаточно того, что он не будет мешать жить лично мне.
И это существенно, потому что, избивая дурака, мой разум решает самую сущностную свою задачу: он обеспечивает мне выживание, которое ухудшает дурак. Получается, что я, по сути, вовсе не занят обучением дурака, когда его бью, наоборот: я его изгоняю из своего мира. Лучший способ был бы убить. Но дурак не чужой, не враг, я не имею такого права. Поэтому всё, что я могу, это создать для него такие условия, чтобы он ушел сам. И я их ему и создаю. Однажды ему надоест, он махнет рукой и пойдет мучить других людей, оставив меня в покое.
Но куда и откуда он уйдет?
Из моего мира в иной.
В какой иной мир, меня, собственно, не занимает. Мне нужно лишь, чтобы в моем мире не было дурака. А там, хоть он сквозь землю провалится.
А если он не захочет?
Тогда я его либо забью насмерть, либо он однажды все-таки поменяется.
Как?
Вот и очевидно: приняв, наконец-то, мой мир, наш мир, мир, в котором живут люди. И это подтверждает, что дурак — это не тот, кто не может думать, а тот, у кого образ мира искажен, а он не хочет его исправлять в соответствии с действительностью. Он предпочитает мне навязывать свои условия сосуществования, в которых ему живется легче, чем мне. Просто потому, что он снижает к себе требования.
Следовательно, колотушки применимы не ко всем дуракам, а лишь к тем, кто хочет жить криво, за счет других. И мы все знаем, что дураков бьют, а дурачков жалеют. То есть бьют тех, в ком все-таки присутствует искра выбора, а вот тех, кто действительно лишен от природы возможности быть умнее, бить бесполезно, а потому не только бессмысленно, но и жестоко.
Избиение дурака не ощущается народом жестокостью. Скорее наоборот, терпеть его измывательства над собой может только тот, кому пострадать, помучаться охота. Остальные относятся к дураку, как к маленькому гаденышу.
Ребенок, пока не обрел смысл, может делать самые недопустимые вещи — он гадится, он наводит беспорядок, он не дает спать и вообще жить спокойно. Но его никто не наказывает, наоборот, его любят, как маленького божка. Но только он принял решение стать человеком, только он показал, что с ним можно договариваться, как к нему начинают предъявляться требования. И теперь, если он продолжает гадиться, его считают не богом, а маленьким гаденышем. И не потому, что его выделения так уж противны родителям, а потому, что он делает это назло, чтобы лишить их покоя и хорошей жизни.
Дурак делает то же самое, но во взрослом возрасте. Он как бы задержался в детстве, но после той черты, до которой он ещё приобщен к божественности. Он уже в состоянии гаденыша, который вредит. Потому его и бьют.
Гаденыша тоже бьют — его шлепают, не сильно, но, как говорится, чтобы понял. Почему? А потому, что он других способов объяснить не понимает — слов ещё не знает. Вот и дурак не понимает других способов, хотя знает слова.
Как лечить дурака помимо его желания, я не знаю. Но я точно знаю, что дурак не хочет понимать тех, кто его учит, потому что он не живет в их мире. Их мир ему не просто не ведом, он не интересен, и помеха в той битве, которую ведет он сам в собственном мире.
Битва, по-русски, — это брань. И дурак — это бранное слово, то есть слово брани, слово битвы, боя, сражения.
Что же за битву мы прозреваем через дурака и его приключения?
Заключение дурака
Битва, которую ведет дурак, как бы странно это ни прозвучало, — это битва разума. Разум вырастает из дурака, как из корня. Это видно уже из того, что мы все вырастаем вместе с нашим умищем из детей, которые неразумны.
Конечно, эту битву можно кратко и ярко назвать Битвой Разума с Дураком. Но это было бы и верно, и неверно, потому что именно Разум и оказывается чаще всего дураком. Мышление не ошибается, оно же действует по лучшим образцам. Не ошибается и тот, кто не думает или не делает. Ошибается именно Разум, поскольку он главный деятель. И ошибается всегда и с неизбежностью. Без ошибок нельзя учиться, потому что пока ты не признаешь себя в чем-то несовершенным, тебе некуда двигаться и нечего совершенствовать.
Но об этом дальше. Пока мне достаточно, если я смог показать, что разум не понять без дурака. Это дополнительные друг к другу состояния. Однако разум не понять и до тех пор, пока не станешь таким же бесстыжим, как дурак. Просто потому, что стыд застит нам глаза.
Стыдливый исследователь — это исследователь, который не ходит туда, где хранятся ответы, если это неприлично.
Дурак бесстыж, как ни странно, но искатель себя тоже.
Поэтому следующий раздел я посвящу брани, как ни неприлично это звучит. Впрочем, первое бранное слово — это дурак.
Часть II. ПРИКЛАДНАЯ РАБОТА. СВЯТОЧНЫЕ ИГРЫ И СЕМИНАР
Упражнение, которое придется сделать, чтобы обрести счастье, просто и непросто одновременно. Нужно извлечь своего дурака и отпустить его погулять. Как раз по тем местам, где он всё портит и разрушает.
Нет ничего проще, чем быть дураком. Мы это постоянно делаем, и каждый знает, каково это — оказаться дураком. Можно сказать, что мы прекрасно знаем вкус собственного дурака и умеем разрушать свое счастье с его помощью.
Но как сделать это намеренно? Как извлечь из себя дурака, да еще и отпустить погулять? Вот это задача! На ней сломает зубы не один прикладной психолог!
Чтобы это получилось, надо понять несколько очень простых вещей.
Во-первых, в этом упражнении нет ничего мистического или эзотерического. Это не игры в задуховных суфийских или даосских дуро-муцрецов. Это прикладная КИ-психология, а значит, простая и точная наука. И если вы не будете напрягаться и выдумывать что-то заумное, у вас всё получится.