Гость не ответил.
— Писем от сына давно не имеете? — помолчав, спросил он. Видимо, только сейчас он начал понимать, в чём дело.
— Полтора года скоро… Да я что ж?.. Я не в обиде — где ему письма писать? Сам бы скорей приезжал!.. Здоров он?
Странный гость молчал, опустив голову. Потом заговорил медленно, с натугой, выдавливая из себя слова:
— Здоров… Видел я его… Месяца три назад… Меня демобилизовали по ранению, а он… Он ничего… Вот я и решил: раз приехал, надо сходить, мать его проведать… Ну тогда всего вам хорошего, пойду!.. — Он взялся за костыли.
Бабушка Мамур стала уговаривать его посидеть, попить чайку — такого гостя да без чая отпустить? — но инвалид помотал головой. Сказал, что очень спешит, что дома ждут, и поспешно уковылял со двора.
— Ну вот и дождалась я доброй вести! — бабушка Мамур в радостном изнеможении откинулась на мешки джиды. — Жив мой мальчик, жив мой единственный! Слава богу, войне скоро конец, придёт Нурджан, той устроим! Настоящий — с подарками. Ой! — старушка всплеснула руками: — Подарок-то я ему забыла за добрую весть!
Она бросилась за солдатом. «Постой, сынок! Союнчи возьми! Союнчи!» Инвалид обернулся, махнул рукой и пошёл дальше.
Опростав мешок, мы снова пошли к шелковицам. Колли уже влез на дерево, когда вдруг во двор с воплем ворвался Ипбат-ага.
— Горе тебе, Мамур! — выкрикнул он тонким голосом. — Закатилось твоё солнышко, погас ясный свет!!! — Не переставая кричать, старик бросился на землю[14].— Сказал сейчас тот калека, что погиб наш Нурджан!. Погиб ещё год назад. Попала ему вражья пуля прямо в голову, и скончался он у него на руках!..
Ничего не понимая, бабушка Мамур глядела на катавшегося по земле старика, потом вдруг обхватила голову руками, закачалась и рухнула как подкошенная. Мы никогда не видели такого. Перепуганные, мы с криком выбежали на улицу…
Целую неделю не были мы у бабушки Мамур. У неё и без нас хватало гостей — в доме всё время толпились люди. Мы боялись заходить туда, сидели в зарослях джиды и слушали монотонный голос моллы — он шесть дней читал по покойнику.
Наконец мы решились проведать старушку. Раздобыли где-то большой мешок, набили его джидой и понесли бабушке Мамур.
Она лежала в постели, жёлтая, высохшая, и глядела в потолок. Тёмные жилистые руки её сложены были на груди. Услышав, что кто-то вошёл, Мамур приподнялась, взглянула на нас, и мы увидели, какими пустыми, тусклыми стали её глаза, всегда такие живые и блестящие.
Колли прислонил мешок с джидой к стене. Мы ждали, что сейчас бабушка Мамур, как всегда, скажет: «Спасибо, мои хорошие! Дай вам бог в жёны белолицых красавиц!»
Но она ничего не сказала, взглянула на нас и зарыдала. Мы тоже громко заплакали. Старушка с трудом вылезла из постели, подошла к нам.
— Не плачьте, ребятки, — сквозь слёзы проговорила она. — Думаете, Нурджан умер? Нет, он не мог умереть! Он приедет! Обязательно приедет! С медалью! — Она судорожно вздохнула. — А вы у меня молодцы — сколько джиды набрали! И правильно: на такую свадьбу много надо!
Мы стали пересыпать ягоду в другой мешок. Я заметил, что у бабушки Мамур мелко дрожат пальцы.
— Ну вот, целых три мешка. Теперь всё в порядке. Скорей бы война кончилась! Пойду завтра к Сапару — пусть скажет, когда она кончится…
Наутро мы все, включая Аждара, отправились к председателю на другой конец села.
— Сапар всё знает! — то и дело, повторяла Мамур. — Он скажет, когда война кончится, когда нам Нурджана ждать.
Сапар-ага лежал на кошме и глядел в потолок, видимо, обдумывал какие-то важные председательские дела. Даже не заметил нашего появления.
— Вставай! — сказала ему жена. — Тётя Мамур пришла!
Бабушка Мамур поздоровалась с ним и заплакала. Сапар-ага виновато опустил голову, как тогда, у джиды. Жена его начала всхлипывать — у них тоже два сына были на фронте.
— Сапар, милый! Ну скажи, ведь это неправда? Не может быть, чтобы правда! Ведь, если что, ты бы первый знал, ты всегда первый узнаешь! Живой он, сынок мой единственный. Чует сердце — живой! Кончится война, и вернётся! Когда она, проклятая, кончится?
Сапар-ага исподлобья взглянул на старушку. Хотел что-то сказать, но не сказал, только кашлянул.
— Всё бывает, тётя Мамур, — ответила за председателя жена. — Бывает, ранят человека, упадёт, а подобрать сразу нельзя, вот и считают погибшим. В соседнем селе женщине похоронка на сына пришла, а месяц спустя сам является — в отпуск пришёл из госпиталя! Может, и Нурджан так. Кончится война, и вернётся.
Бабушка Мамур вздохнула. Подняла глаза на председателя.
— А ты как считаешь, Сапар-джан?
— По-всякому бывает, тётя Мамур… Глядишь, и объявится. Войне скоро конец. Гонят наши немца в три шеи!
— Ну вот! Слышали, ребятки? — бабушка Мамур так весело поглядела на нас, словно после слов председателя война должна немедленно кончиться. — Дай бог, чтоб скорей сбылись твои слова, Сапар-джан! Чтоб скорей быть тебе почётным гостем на свадьбе Нурджана!
Сапар-ага ничего не ответил, надел шапку и вышел вслед за нами.
После разговора с председателем бабушка Мамур ожила. С утра до ночи всё хлопотала, хлопотала — готовилась к свадьбе сына.
Поздно осенью белуджи привезли к нам в село дыни. «Таких дынь вы в жизни не пробовали! — расхваливал свой товар караван-баши. — Сахарная, во рту тает. Их самому индийскому царю целыми караванами отправляли! Сладкие, нежные, а лежать могут хоть два года!»
Дыни и впрямь были хороши, но особенно понравились бабушке Мамур, что могут долго лежать. Она купила две огромные дыни. С одной мы тотчас расправились, а вторую она убрала. «Вот приедет Нурджан, столько лет дыньки не пробовал!»
Прошла осень, за ней наступила весна, нежным, бело-розовым цветом зацвёл урюк. Второй год уже не было писем от Нурджана. А в самом конце весны, когда начинал поспевать урюк, в село прискакал незнакомый всадник на белом коне. Простирая ладони к небу, он громко кричал:
— Победа! Люди, победа! Радуйтесь — мы победили!..
Мы с Колли сразу же помчались к бабушке Мамур сообщить радостную весть. Она уже слышала, она выбежала на улицу с миской джиды, чтоб оделить доброго вестника, но тот проскакал мимо, свернул на соседнюю улицу.
Бабушка Мамур высыпала джиду нам на головы. Ягоды тяжело шлёпались в пыль, а мы с Колли, толкая друг, друга, собирали их — совсем как бывает на свадьбе. Бабушка Мамур глядела и смеялась. Аждар весело прыгал вокруг нас.
Война кончилась. Через несколько недель после этой радостной вести стали возвращаться фронтовики. Пришли Ходжасеит, Карягды и ещё несколько человек.
Минуло лето, снова настала осень. Мы каждый день ждали Нурджана, а он всё не возвращался. Бабушка Мамур начала тревожиться. Она ходила по домам, где были вернувшиеся с фронта солдаты, спрашивала, не видали ли они её сына. Но никто из фронтовиков ничего не говорил ей о судьбе Нурджана.
И тогда бабушка Мамур решила, что война ещё не кончилась. Что где-то ещё идут бои, в которых сражаются самые храбрые, самые сильные, такие, как её Нурджан. Те, без которых война кончиться не может. Если Сапар-ага начинал уверять её, что война уже кончилась, старушка хитро улыбалась и качала головой. Значит, это секрет, значит, нельзя говорить.
Бежали дни, недели, Нурджана не было. Но Мамур не очень беспокоилась, она знала: надо ждать конца войны. Кончится война, и Нурджан вернётся.
Раз, подходя к её дому, мы услышали, что бабушка Мамур негромко говорит с кем-то. Заглянули во двор и видим: старушка сидит посреди двора, ласково поглаживая Аждара.
— Ничего, пёсик, надо ждать, что ж делать остаётся? Видно, дела у него важные… Кончится война, и вернётся твой хозяин, будем встречать его. Как ты я нему бросишься!.. Небось всё лицо оближешь? А?
Старый пёс, словно понимая о чём речь, заглядывал старушке в глаза и вилял коротким обрубленным хвостом…
Приближалась зима. Всё меньше грело солнце. По утрам бабушка Мамур каждый день топила очаг в кибитке.
Как-то днём, когда, вернувшись из школы, мы пили чай возле очага, раздался хриплый, заливистый, злобный лай Аждара. «Эй, возьмите собаку!» — услышали мы чей-то голос.
Мы выскочили на улицу. В воротах, не смел двинуться вперёд, стоял молодой красивый парень.
— Это дом тёти Мамур? — спросил он, косясь ка Аждара.
— Да, — ответил Колли, с трудом удерживая рычащую собаку. — Заходите!
Парень направился к кибитке.
— Радуйся, мать! — сказал он. — Счастье тебе привалило!
Старушка так и обмерла. Пиала с чаем выпала у неё из рук, ударилась о чайник, раскололась, в очаге зашипела вода.
— Счастье тебе! — повторил гость. — Нурджан скоро придёт!
Бабушка Мамур побледнела.
— Как ты сказал, сынок? — не смея поверить, переспросила она.
— Дядя мой из госпиталя пришёл. Целый год с твоим сыном вместе лежали, Нурджан ранен был тяжело. Теперь всё: живой, здоровый! Не сегодня-завтра жди сына! Ну я побежал, ещё одного поздравить надо. Вот только бы подарок с вас за добрую весть! А?
— Господи! Да бери что хочешь! За такую весть всего моего дома мало! Что ж дать-то тебе, сынок?
Она метнулась к сундуку, достала серебряную брошь, которую бережно хранила для будущей невестки, мельком глянула на неё и протянула парню. Тот взял брошь, поблагодарил и пошёл к двери.
— Сынок! Постой, милый! Где дядю-то твоего найти?
Парень обернулся.
— Гочака спросите, его в Хештекли любая собака знает! Он бы и сам пришёл, да гостей полно!
Бабушка Мамур немедленно начала собираться к Гочаку.
Село Хештекли находилось на другом берегу реки, моста поблизости не было, а в обход идти часа полтора.
Бабушка Мамур устремилась к реке. Мы следовали за ней. Мы бежали и радостно вопили: «Нурджан жив! Нурджан скоро приедет!» Люди выбегали нам навстречу, поздравляли, протягивали угощения, но мы ничего не брали, мы были счастливы тем, что все делят с нами нашу радость. Аждар тоже разыгрался, как щенок. Он то обгонял нас, забегая вперёд, то о