Уже листья, трепетно дрожа, срывались с ветвей и нехотя ложились на землю. Уже начались нудные осенние дожди, способные вызвать только досаду. А медведи все рыскали в поисках пищи.
…Медведица долго не решалась идти через залив на косу. В давние времена она бывала там. И знала тамошние ягодные места. Но страшно идти туда — там люди. Когда медведица вспомнила людей, у нее заныла правая лопатка. Туда в позапрошлом году ударил человек чем-то горячим. Рана долго не заживала. Боль напоминает о встрече на косе, пугает ее. Но она хорошо помнит тамошние ягодные места. Скоро время ложиться в берлогу на долгую зиму. Надо за оставшееся время накопить жиру. На косу! На косу! И медведица, тяжело опустив голову, будто собираясь ударить невидимую преграду своим твердым лбом, решительно вышла на высокий берег залива.
— Нигде нет ягоды, а на косе ее много. Почему так? — спросил Закун. — Ведь и здесь не было дождей.
— Это объяснить легко. Когда идешь в густой туман, вся одежда промокает. Не так ли?
— Так, так, — поспешно ответил Закун.
— Растительность косы получает от морских туманов достаточно влаги, чтобы нормально расти.
— Гм-м-м, — промычал Закун.
…Следы на ягельнике пропадали. Но глаза врожденных следопытов вели по следу точно — кое-где медведь когтями ковырнул лишайник, кое-где на сучьях трепыхалась побуревшая шерсть. След с бугров повел на травянистую низину, поросшую по краям ольховником. Медведи проложили в нем тропу.
У обоих участилось дыхание. Стали оглядываться по сторонам. Кусты загустели, и охотники пошли, пригибаясь. Жухлая трава будто подстрижена. Это медведи ели ее. А в стороне от тропы в некоторых местах трава примята. Здесь медведи спали. Малун шел впереди и чуть не наступил на свежий помет медведя, бордовый от брусники. Куча. Еще куча. Значит, медведи постоянно обитают в этом месте. Где-то сидит медведь и поджидает преследователей.
Тропа раздвоилась.
— Иди по левой, — тихо сказал Малун.
Закун сделал два шага и повернул за Малуном.
— Ты чего?
— Ы-г-г… — Закун хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова. Его волнение передалось и Малуну. Черт дернул идти на эту дурацкую охоту. Это не охота, а сплошная пытка. Ты не знаешь, что тебя ждет через секунду. Но делать нечего, надо идти дальше.
Конечно, он мог бы вернуться домой без добычи. Ведь медведь — не утка весенняя, которую можно настрелять десятками. Охотники на медведя чаще всего возвращаются без добычи. И никто не говорит, что они плохие охотники. Нет, вперед! Искать встречи с медведем! Что-то все время сковывало его волю, и она требовала раскрепощения. Что-то из взаимоотношений с Закуном угнетало Малуна, и учителю казалось, что именно сегодня он должен освободиться от этого тяжелого груза. Что-то большее, чем добыча, настойчиво толкало его вперед по следу, до страха свежему.
Справа открылась кочкарная поляна. Дальше залив напоминал о себе бликами от заходящего солнца. Слева продолжался черный ольшаник. Метрах в тридцати он обрывался, и там начинались голые дюны. Охотники шли по свежим отпечаткам огромных лап.
…Медведица тоскливо глядела на своего маленького и пушистого детеныша, нервно тянула ноздрями, поднималась с лежки, пыталась бежать. Но куда? Она еще в детстве усвоила закон: не показывай себя врагу, выжидай сколько можно. Внезапность — вот залог успеха. Она уже давно видела тех страшных врагов, которые шли убивать ее детеныша. Она бы сама напала на врагов, но боялась — их двое. А враги идут прямо на нее. О, нет! Она не покажет себя. И медведица поднялась и тихо пошла в обход.
— Ы-г-г-г, — затрясся Закун, будто его голого бросили в прорубь. Дрожащей рукой он показал под ноги. На человеческих следах четко обозначались когти медведя.
— Черт! Пожиратель охотников! — взвизгнул Закун.
«Вот оно, твое лицо», — с презрением подумал Малун. Он заметил, что волнуется гораздо меньше, чем его нахальный и самоуверенный напарник. А Закун уже потерял власть над собой. Им полностью овладели страх и суеверия.
Малун повернулся и пошел навстречу следу. Закун, сбиваясь, глухо умолял:
— Уйдем, пока ничего не случилось. Уйдем подобру-поздорову. Это не медведь. Это сам черт.
— Молчи! — вдруг разозлился Малун. Он впервые поднял голос на этого почтенного представителя рода тестей и этим нарушил старый обычай.
Медведица выскочила неожиданно, будто взрыв. Малун только подумал: «Когда же кончится?» Выскочила медведица, за ней медвежонок, за ними должен был показаться огромный медведь. Но медведь не выскакивал. Это кусты стланика сдались под напором медведей и отпрянули назад.
Медведица галопом уходила от людей. Казалось, вся округа трясется от ее тяжелого бега. Рядом подвижным шаром катился медвежонок. Он то и дело исчезал в траве. Быстрей! Быстрей! Надо успеть увести детеныша от страшных врагов.
«Уйдет!» — озадаченно подумал Малун. С, уходом медведицы будет не просто потерян день, потраченный на утомительную охоту. Ведь весь поселок знает, что учитель вышел на охоту. Не потерял ли он за долгие годы учебы в русском городе охотничьи навыки, которые привили ему сородичи еще в детстве? А главное, этот проклятый груз отношений с Закуном!.. Не дать уйти!
А медведица уже пересекала кочкарник. Малун быстро нажал на гашетку — низковато.
Зверь в мгновение ока повернулся и, пасть в пене, бросился на врагов. Быстрей, быстрей! Привычно ударить лапой…
«Надо бы перезарядить ружье», — лихорадочно подумал учитель, но понял — не успеть: зверь слишком стремительно приближается. В двустволке — один патрон. Острота ситуации — нет другого пути, кроме открытого боя, — заставила собраться. Точно и только насмерть. Чем ближе, тем больше вероятности точного выстрела. Чем ближе, тем точнее. На сотую долю секунды залюбовался прекрасным зрелищем: медведица не бежит — летит. Огромная квадратная голова, крутые плечи, длинные когти выброшены вперед, желтая пена, желтые клыки….
И тут рядом она увидела своего детеныша. Он, вереща, катился клубком. Куда! Враг слишком страшен, чтобы детеныш был рядом. Медведица остановилась как вкопанная. И в тот же миг — ни ее, ни детеныша. Только тяжело колыхались лапы кедрового стланика…
Малун почувствовал неимоверную усталость. Хотелось развалиться на траве, закрыть глаза и лежать долго-долго.
За спиной хрустнула ветка. «Еще медведь!» — ударило в воспаленный мозг. Малун резко обернулся — нет, это Закун.
Мужчины пригласили Малуна на новую охоту.
Охота была назначена на утро следующего дня. Малун всю ночь не спал. Ворочался с боку на бок, сбил все белье. Каждый раз, когда он, измученный, впадал в полудрему, на него неслась разъяренная медведица. Огромная голова втянута в широкие, круто налитые мышцами плечи, лапы с длинными растопыренными когтями выброшены далеко вперед. Желтые клыки, желтая пена в пасти…
Утром Малун покинул Тул-во.
ПОЧЕМУ НА ЗЕМЛЕ ЛЮДЕЙ МАЛО
О древности, когда родилась наша земля — Ых-миф, ее положение было другим: западный берег был восточным, а восточный западным. Ее спина стала животом и теперь омывается Пила-Керкком — Охотским морем, живот стал спиной и омывается Матькы-Керкком — Татарским проливом. Когда земля перевернулась, все живое на побережье Пила-Керкка погибло. Жизнь сохранилась только на горах Аркки-вовал — на Западном хребте — и в некоторых других высоких местах. Из селений сохранились два стойбища, отдаленные друг от друга. В одном селении — три человека, два брата и сестра, в другом — муж с женой и младшая сестра мужа.
И жили люди двух стойбищ, не имея ни огня, ни топора. Дохлую рыбу выбросит на берег волна — подберут и съедят сырой и усердно благодарят Тол-Ызнга.
Однажды утром старший брат из первого стойбища вышел из дома и слышит, как со стороны захода солнца раздается то ли пение, то ли крик: «Кор-р-р» и «Торо-ро-ро-ро». По голосу узнал, что это кричат заяц и белка.
Сел и стал ждать, когда они умолкнут, но не дождался. Вошел в дом, брат и сестра еще спали, одетые в одежду из коры, в шапках из бересты. Он тоже надел берестяную шапку, вышел и направился на звуки. Долго шел и вот видит…
У трех ям куги-рулкус — остатков от жилищ древних поселенцев Ых-мифа — стоят два дерева. Под одним из них сидит со стороны живота земли заяц, под другим — белка, сидит со стороны спины земли. Сидят друг против друга, и каждый кричит по-своему.
Когда человек подошел к ним совсем близко, его заметила белка. Человек сел на землю и стал смотреть на них. Звери замолкли. Затем белка говорит:
— Хала![58] Мы живем на одной земле. Но нас сейчас мало. Давайте все соберемся и будем держать совет, как дальше жить. Нам надо спешить размножаться, пока не состарились и не умерли от старости. Пусть растут и насекомые, и животные, и люди, и растения, пусть все растет и хорошо живет.
Человек догадался, что обличье зайца и белки приняли посланцы Тайхнада. Вернулся в свое селение и рассказал об этом брату и сестре.
Втроем собрались и пошли на совет. Пришли на место и видят: вокруг ям сидят медведи, собаки, насекомые, олени. А заяц и белка все кричат. Три дня они кричали, три дня никто не уходил, все сидели у ям. На четвертый день заяц и белка наконец умолкли. Белка осталась у дерева, а заяц обошел всех присутствующих, осмотрел их. Потом стал говорить. Первых спрашивает самцов зверей и птиц. Подошел к лисовину:
— Как ты зимой будешь жить?
Лисовин отвечает:
— Ах, зимой, как и летом, меня будут кормить мои ноги.
— Что ты будешь есть?
— Мышей, рыбу и все живое, что одолеют мои зубы, — все буду есть.
Подошел к собаке и спрашивает. Собака отвечает так же, как и лисовин.
Опросил заяц и волка, и пташек, и больших птиц, и насекомых. Черед оленя настал.
Олень отвечает:
— Летом буду есть все, что растет на земле, зимой то же, что и летом. У меня ноги длинные: достану пищу из-под снега. Так я и буду жить.