Вылез малыш из тякка, пополз по шкурам, щупает их руками: мех мягкий, теплый. Удивляется мальчик, радуется своему открытию, все ползет по шкурам, приникает щекой к длинной пушистой шерсти, дышит запахом неизвестного большого зверя. И еще заметил мальчик: на нарах спать куда удобней!
Растет мальчик. Быстро растет. Как-то он свесил ноги с нар, достал носками земляной пол, спустился. Удивился тому, что он стоит. И еще больше удивился, когда сделал несколько первых шагов. Засмеялся мальчик, запрыгал от радости. И теперь только и занимался, что поднимался на нары, спускался с них и бегал по земляному полу то-рафа.
А жилище большое: в длину девять махов взрослого человека, в ширину — восемь махов. Большое жилище. Видно, для многих людей предназначено оно. Или некогда жили в нем могущественные люди? Но куда исчезли эти люди, родители мальчика?
И вот слышится: ж-ж-ж-у-у-у.
Поднял голову мальчик, видит: влетела большая муха в дымовое отверстие. Муха летала, летала, будто выбирала место, куда бы сесть. И вот она села в темный угол, совсем рядом с серебряной сетью, растянутой золотым пауком. У мухи глаза большие, зеленые. Крылья широкие.
— Ж-ж-жу-у-у, — тоненьким голосом сказала она. — У тебя есть отец и мать. Когда ты родился, мать дала тебе левую грудь — один глоток, правую грудь — два глотка. Отец поцеловал правую щеку раз, левую щеку — два раза. Положили тебя в тякк, подвесили к поперечной жердине. Отец ушел в самый дальний, Девятый земной мир богом, а мать — в самый дальний, Восьмой морской мир богиней. А тебя оставили в Первом земном мире. Живи, как можешь, — так сказала муха и взлетела. Но задела крыльями паутину, прилепилась к сети. Набросился на муху паук.
Бьется муха с пауком, из сил выбивается. Почуял мальчик беду, но не знает, как помочь мухе.
— Выйди из то-рафа, отломи ветку дерева, сделай из нее лук, убей паука, — просит муха.
Мальчик бегает по то-рафу, ищет выход. Долго искал. Нашел. Толкнул дверь рукой — не открывается, налег плечом — не открывается. Тогда разбежался мальчик, грудью ударил в дверь. Поддалась дверь, открылась. Выбежал мальчик под небо и закрыл глаза — так много света. Услышал мальчик шелест трав, шум листвы, пенье птиц — закружился, завертелся. Но не было времени радоваться — надо спасать муху. Отломил длинный сук, свил из крапивы тетиву, приладил ее к суку — поручился лук.
Когда мальчик вбежал в то-раф, муха совсем обессилела, а паук уже подбирался к ней. Нацелился мальчик, пустил стрелу. Стрела пронзила сердце пауку, и он свалился на пол. Наступил на него мальчик, пяткой раздавил, смешал с землей.
Вышел мальчик из то-рафа, отломил длинную ветку, сбил ею сеть паука.
Лежит муха на нарах, набирается сил. И вдруг зажужжала муха, завертелась и обернулась молодой красивой женщиной: две толстые косы до бедер, одета в яркий х’ухт — длиннополый халат с округлым орнаментом по краю полы. Белолицая, черноглазая, она улыбнулась, а мальчик удивляется, не верит своим глазам.
Женщина. подошла к мальчику, расчесала ему волосы, заплела в одну косу, одела в одежду из кожи неслыханной рыбы.
— Это тебе в благодарность, человек. Ты спас мне жизнь, — сказала она. — Ты Ых-миф-нивнг, житель земли Ых-мифа. Вырастешь, я жду от тебя подвигов, — сказала так женщина, и мальчик вновь услышал жужжанье, и женщина превратилась в муху и вылетела в дымовое отверстие. Мальчик крикнул ей вдогонку:
— Мне надо благодарить тебя, муха! Ты назвала меня человеком, и теперь я знаю, что мне делать.
Только сказал, как почувствовал, что он растет, раздается в плечах. Вот уже нары опустились по пояс, потом ниже пояса, до бедер. И вскоре оказались на высоте колен. Человек услышал свое сердце, оглянулся вокруг, легко открыл дверь, шагнул в мир. И пошел человек, не зная, куда он идет, только слушая в себе неведомый доселе зов — зов дали.
Шел-шел человек, видит: на большой поляне трое похожих на него бегают, прыгают, чем-то длинным колют какое-то большое существо. И большое существо ревет так, что деревья дрожат. И лапами машет, преследует людей. И шкура на нем такая же, что лежит на нарах в то-рафе.
«Ой, какая шкура хорошая!» — подумал Ых-нивнг. А на поляне происходит не то игра, не то борьба. Когда увидел, как один из трех ударил зверя длинной палкой «с блестящим острым наконечником, понял — идет борьба. Из раны зверя пошла кровь. Зверь еще громче заревел, лапой ударил по палке. Копье сломалось. Вышел вперед второй охотник, но и у того ропье сломалось. Выступил третий охотник — и у того копье сломалось. Тогда выхватили охотники ножи. А зверь все кидается на них, все кидается.
Ых-нивнг закричал громче зверя. Зверь оставил охотников, побежал к Ых-нивнгу.
— Эй, человек! — крикнули охотники. — Ты безоружный. Убегай, а то разорвет тебя медведь!
А Ых-нивнг и не подумал отступать. Только зверь стал подыматься на дыбы, он ударил его кулаком по голове — отлетела голова, и дух покинул медведя.
Охотники подходят — один поддерживает покалеченную левую руку, другой прихрамывает, третий ладонью прикрывает большую рану на груди. Подходят охотники, не верят своим глазам. Переговариваются между собой:
— Это не человек, — сказал один.
— Он, наверно милк, — сказал другой.
— Милк — злая сила. Милк бы не убил медведя, — сказал третий.
Подходят все ближе. Присматриваются к Ых-нивнгу.
— Он похож на человека, — сказал один.
— Человек не может рукой убить медведя, — сказал второй.
— Надо узнать, понимает ли он язык Ых-миф-нивн-гун — жителей Ых-мифа, — сказал третий.
Услышал Ых-нивнг родную речь, обрадовался. «На Ых-мифе не один я живу», — решил.
Он идет навстречу охотникам, обнимает их. А те смотрят на него, не понимают, чему он радуется.
— Я человек, житель Ых-мифа, — сказал Ых-нивнг. — Хы! — удивились охотники и тоже обрадовались.
— Мы трое — братья, — сказал тот, кто постарше. — Мы не знаем, как тебя звать, какого ты рода.
— Я сам не знаю, как меня звать. И не знаю, какого рода: я не видел отца своего, — ответил наш человек.
— Тогда будем звать тебя просто Ых-нивнг — житель земли Ых-миф, — говорит старший брат.
Потом сказал:
— На Ых-мифе рода разделяются на ымхи — род зятей, ахмалк — род тестей. Мы не знаем, какого ты рода. Тогда будем звать друг друга нгафкк. Так обращаются между собой все добрые люди, кто не связан родством.
Пока говорили между собой старший из охотников и Ых-нивнг, младшие братья попытались перевернуть медведя спиной к небу. Но, как ни старались, медведь остался лежать, как лежал, — настолько он был большим. Тогда к ним подошел старший брат. И втроем они кое-как перевернули медведя.
Теперь по обычаю нужно выстругать из черемухи священные стружки — нау.
Младший брат срубил черемуху, а средний брат пошел выбирать тонкие стройные ели для священных прунгов — стражей души медведя. Срубил он стройные ели, отесал их, оставил только два сучка — руки и верхушку.
Выстругали языкастые стружки — нау, привязали их к рукам прунгов-стражей. Теперь нау будут говорить с душой медведя. И Пал-Ызнгом, богом гор и тайги. И будут просить бога, чтобы удача никогда не покидала жителей Ых-мифа, чтобы кинры — злые духи не убили никого из Ых-нивнгун.
Зашелестели языки — нау, повели разговор с Пал-Ызнгом.
А братья-охотники взялись за передние лапы медведя, чтобы совершить с медведем ритуальный танец — протащить его вокруг главного прунга три раза против хода солнца. Но, как ни силились братья, медведь остался лежать на месте.
— Нгафкка, нам одним не одолеть. Помоги, — попросил старший брат.
Наш человек схватил за правую лапу, трое братьев-охотников схватили за левую лапу и с криком «хук» три раза протащили медведя вокруг прунга. Сели братья свежевать медведя.
Освежевали медведя и позвали Ых-нивнга в гости, почетным гостем — нгарком. Нгарками бывают только мужчины из рода ымхи — зятей. Но, может быть, в роду трех братьев найдется женщина, которая пленит сердце Ых-нивнга, и Ых-нивнг последним взвалил на себя пол-туши и пошел следом за охотниками.
Жители стойбища с песнями встретили удачливых охотников, собаки — дружным радостным лаем.
— Человека какого вы привели с собой? — спрашивают старики у братьев.
— Он не помнит своего отца, но называет себя Ых-нивнгом, как и все мы, — отвечают три брата.
И вот на праздник медведя собралось все стойбище: пришел стар и млад, юноши и крепкие мужи.
Женщины расселись в круг и по одной танцуют тихд — женский танец. В круг выходят одна стройней другой, одна красивей другой. Вот вышла в круг луноликая девушка с толстыми косами ниже пояса, с черными глазами. Танцовщица извивается рыбой, молодой нерпой плывет по морю, плавно взлетает лебедушкой. Ей в такт другие женщины отбивают тятид — став по обе стороны от подвешенного сухого дерева, начало которого изображается в виде головы медведя, они разом под песню опускают на бревно короткие палки.
Юноши соревнуются в беге на берегу залива у самой воды, где песок потверже.
Ых-нивнг участвовал в состязаниях. Он бежал так, что только босые ступни сверкали на солнце. И о нем запела луноликая девушка:
Так бежит наш гость,
Быстро так бежит,
Что коса, как ястреб-птица,
Над волной летит.
Старцы курят трубки, цокают языками: такого бега они никогда не видели за свою долгую жизнь.
Теперь соревнуются в толкании тяжестей. Кто дальше всех толкнет валун, тот победит.
В спор вступили и юноши и мужи.
Тяжел валун, не каждый муж поднимает его на плечо, чтобы толкнуть. Дальше всех, на семь шагов, толкнул средний брат из трех братьев. Наш герой подошел к валуну, обхватил его двумя руками, поднял до пояса, перенес на левое плечо, перекатил его через спину на правое плечо, чуть присел, отведя плечо назад, и выпрямился, толкая. Валун пролетел над головами стариков, ударился в лиственницу. Дерево будто молнией срубило.