Дух заревел, оскорбленный смертельно,
В гневе великом пошел в нападенье.
Выпустил парень стрелу оперенную —
Лапой, как муху, медведь отмахнул ее,
Прыгнул медведь и присел, устрашая.
В грудь ему парень копье направляет.
Глухо взревел тут медведь разъяренный,
В сильном прыжке он вознес свое тело.
Парень не дрогнул: движением точным
Брюхо вспорол костяным наконечником.
Парень копьем уж нащупывал сердце.
Думал уже о своем возвращении,
К стойбищу мыслями лишь прикоснулся —
Хрустнуло древко в зубах у медведя.
Хрустнуло, словно соломка сухая.
Сердце Пулкина застыло мгновенно,
Руки отнялись, и ноги отнялись.
Лапой могучей предсмертным ударом
Бросил медведь человека на камни.
Сам растянулся в агонии длинной
И бездыханно застыл на каменьях.
Ветер по сопке к Пулкину спустился,
Лба его влажной ладонью коснулся.
Небо увидев и солнце увидев,
Силы собрал, закричал человек наш.
Э-э-э-э-э!
Э-э-э-э-э!
Клич через два перевала пронесся,
Людям сказал о победе великой.
Вышли в дорогу мужчины и юноши.
С песнями, с плясками вышли в дорогу.
Но ликование длилось недолго —
В два перевала оно продолжалось.
И на подъеме, скалистом и диком,
Долго и скорбно мужчины молчали.
Тело медведя — нечистого духа —
В гневе великом они изрубили,
Мясо собакам бродячим отдали,
Сердце отдали мышам на съеденье.
Почести люди Пулкину воздали.
Сердце его в небеса улетело,
Дух его ястребом стал всемогущим,
Стал он хранителем рода трех братьев,
Э-э-э-э-э!
Э-э-э-э-э!
Э!
Все время, пока рассказывал старший брат свое древнее предание, никто даже не кашлянул, никто даже не пошевельнулся.
Подвиг босоногого юноши поразил людей. Еще больше поразил их сам рассказ. Поразил красотой своей.
— Хы!
— Хы! — восхитились люди.
Старшему брату подали воды в тыке — берестяной посуде. Сделал старший брат семь больших глотков, трижды глубоко вздохнул и сказал:
— Люди Ых-мифа! Ваш сын вступил на длинную тропу больших и опасных битв. Путь его лежит через восемь небес на девятое небо. Путь его лежит через семь морей на восьмое море. Сколько опасных приключений ждет его! Если кыс — счастье не отвернется от него, совершит Ых-нивнг свои великие дела. Пусть человек — гость наш силу набирает. Пусть дух Ночного Покоя лаской своей не обидит его.
Вокруг стало тихо. Только слышен сап и храп. Дух Ночного Покоя опустился и на Ых-нивнга.
Но недолог был отдых Ых-нивнга. Еще утренняя заря не успела заалеть, как снаружи раздалось: курл-гурл! Проснулись люди, затаили дыхание.
А в томс-куты — отверстие-дымоход — спускается серебряный крюк. Крюк шевелится, живой. Зацепил младшего брата и потянул кверху. Как ни бился младший брат, вытащил его крюк в дымоход и уволок в небо. Потом забрал и старших его братьев.
Заплакали женщины и дети, склонили головы в тяжкой печали. Юноши схватили копья и луки, но им даже на второе небо не взобраться.
Один из них стал под дымоходом с копьем в руках, крикнул:
— Эй, небо! Опусти еще раз свой крюк! Возьми и меня!
Но крюк не опускался.
Стали под дымоходом все юноши с копьями, с луками, с саблями в руках, крикнули:
— Эй, небо! Опусти еще раз свой крюк! Возьми нас всех!
Но крюк так и не опустился.
Тогда вышел в круг Ых-нивнг.
— Я пойду искать ход в небеса.
— Где ты его найдешь? — спросили люди.
— Не знаю сам. Но пойду искать, — твердо сказал Ых-нивнг.
Снарядили люди Ых-нивнга, дали копье и лук тугой. Только сказали:
— На нашей земле много милков всяких. Увидишь двуногих, похожих на нас, не будь уверен, что это люди. Будь осторожен в дороге. Береги себя.
Привязали люди рода трех братьев к спине Ых-нивнга нау — священные стружки, чтобы созвали они добрых духов, чтобы добрые духи сопровождали Ых-нивнга в опасной дороге. Проводили Ых-нивнга люди рода трех братьев, повернули назад, опечаленные и скорбные.
Вышел Ых-нивнг на морской берег, на твердый песчаный берег, пошел вслед своему взору.
Долго шел он. На песке ни одного следа. Только чайки пролетали над ним, и еще дельфины выпрыгивали из моря, чтобы посмотреть на путника.
И еще много дней шел он, много месяцев. В траве ли прибрежной жесткой, в кустах ли колючих кедрового стланика спать ложился на ночь, но только вскинется рассвет многоперой зарей — наш путник вновь продолжает свою дорогу.
Вышел наш путник к широкому устью реки, увидел людей, похожих на него. У тех волосы в одну косу, халаты из кожи рыбьей с орнаментами на полах. Обрадовался Ых-нивнг встрече, ускорил шаг. А те побросали сети, сели в лодку и переехали реку.
— Милк, наверно, пришел, — сказал один.
— Уж очень похож он на человека, — сказал второй.
Наш человек крикнул:
— Эй, если вы люди, чего меня испугались, я сам человек!
— Если ты человек, из какого ты рода? — спросил старший.
— Я, как ивы, Ых-нивнг — человек Земли! — крикнул наш человек.
— Вправду, он не милк, — сказал первый.
— У него на спине нау — священные стружки, — сказал второй.
— Да, вправду, он не милк, — сказал третий.
Подогнали неизвестные люди лодку к берегу, посадили Ых-нивнга, перевезли на другой берег.
Только лодка коснулась берега, выпрыгнул из нее Ых-нивнг и, поблагодарив хозяев, пошел было дальше.
— Ты куда? — удивились хозяева лодки.
— Мне далеко еще идти, — ответил Ых-нивнг.
— По обычаю нашему, если путник обошел стойбище, не зашел в него, обиду великую нанесет он жителям стойбища.
Погостил Ых-цивнг день, два. На третий отправился в путь. Провожая его, жители стойбища сказали:
— Дальше нет человеческих селений. Только милки, похожие по виду на людей, встретят тебя. Мы с ними издавна бьемся. Мы потеряли много юношей и мужчин-кормильцев.
Пошел дальше Ых-нивнг.
Шел-шел. Долго шел. Уже осень наступила. И видит: бегут навстречу трое, похожие на людей. И одежда людская. Только глаза жадные, горящие.
— Это тот самый человек, — сказал один.
— О-о-о, много в нем мяса, — сказал другой.
— Если мы его одолеем, никто на этой земле не будет нам мешать людей забирать, — сказал третий.
Окружили милки Ых-нивнга. И не успел Ых-нивнг натянуть лук и пустить стрелу, набросили на него толстую цепь, опутали ноги и руки.
— Будем есть его сейчас или поведем в свое селение? — спросил первый милк.
— Надо повести его в наше селение, пусть увидят его другие милки, — сказал второй.
— Покажем его Главному милку, — сказал третий…
Повели Ых-нивнга в густую тайгу. Долго вели. Привели на поляну. Там дома, похожие на ке-рафы. Вошли в большой дом. И увидел Ых-нивнг: сидит на нарах старший милк, одноглазый, с большими редкими зубами.
— Хе! Какую добычу добыли! — говорит Главный милк и почесывает круглый живот. И улыбается довольный.
Сбежались милки, разглядывают Ых-нивнга так, как люди разглядывают добытого жирного оленя.
Подходит один милк, хватает Ых-нивнга за волосы на темени. Как ни тужился милк, оторвать его от пола не смог.
Подходит второй милк, третий. Все милки пытаются поднять Ых-нивнга, но не смогли даже оторвать ног его от пола.
— Хе-хе-хе-хе! — говорит довольный Главный милк. — Вот это добыча.
А наш человек думает: «Неужто я умру, ничего не успев сделать?» — и говорит милкам:
— Вы сильны, но меня нельзя поднять: на мне тяжелые цепи.
Сняли милки с Ых-мифа цепи. Хотел один милк вновь испытать свою силу, но его опередил наш человек:
— Съесть меня вы всегда успеете. Но хочу перед смертью сказать вам одну тайну.
Милки сдвинулись плотнее, притихли.
— Недалеко от вашего селения есть небольшое глубокое пуню — озеро. Оно пахнет, и от него всегда идет пар. Вы думаете, отчего это?
Милки переглядываются, молчат.
— Это оттого, что на дне его милки из другого рода жарят на огне мясо неслыханного вкуса.
— Хы! Хы! — удивились милки.
— Проведи нас к тому пуню! — сказал Главный милк.
Привел Ых-нивнг милков к пуню — горячему озеру. Пар идет от озера, пузырится вода в озере. Повели милки носом — действительно пахнет.
— Ныряй! Вернешься — расскажешь, что там увидишь! — приказал Главный милк одному милку.
Тот нырнул с берега. Ждали-ждали милки, а он не показывается.
— Он, наверно, не выйдет, пока не сожрет все мясо, — сказал один милк.
— Он всегда был жадный, — сказал второй милк.
И все милки наперегонки бросились в пуню и сварились в нем.
Вышел Ых-нивнг из лесу, снова пошел по берегу моря. Шел-шел и остановился: земля кончилась. А вдали в небе — большое отверстие. Видит, в него вереницей влетают лебеди. Пролетают над морем и исчезают в отверстии. «Наверно, они там зимуют, — думает наш человек. — Наконец я добрался до неба. Но как пробраться в небо?»
Думал-думал наш человек, устал. Уснул. И во сне явилась к нему муха, та муха, которая прилетала к нему, когда он был младенцем. Говорит муха: «Позови Ват-нгай-хылка — Железного ястреба, покровителя рода трех братьев. Скажи ему, что ты идешь биться с милками, которые втащили братьев на небо».
Проснулся Ых-нивнг, позвал Железного ястреба. Только сомкнулись губы Ых-нивнга, просвистело в воздухе что-то. Глянул Ых-нивнг в небо, видит: гонит Ват-нгай-хылк большого лебедя. Пригнал лебедя к Ых-нивнгу. Сел Ых-нивнг на лебедя, полетел в отверстие. А ястреб за ними. Пролетели Первое небо, Второе небо. Летят дальше. На Четвертом небе их остановил большой волк — железный волк на девяти железных цепях, привязанный к девяти железным столбам. Кидается волк, цепи звенят, вот-вот порвутся, столбы гнутся, вот-вот сломаются. Кидается волк, не пускает Ых-нивнга дальше.
Ударил Ых-нивнг волка саблей — полетели искры, откололось лезвие сабли. Ударил копьем — копье притупилось. Не знает Ых-нивнг, как сделать, чтобы убить железного волка. И слышит голос женщины-мухи: