— Это не просто волк. Это дом милков, страж их. Сами милки в брюхе волка прячутся от тебя.
Раскрыл волк пасть, зарычал. Вспрыгнул Ых-нивнг в пасть и очутился в большом жилище. Сидят старые худые милки: старик и старуха, родители всех милков, гложут кости. Увидели старики-милки Ых-нивнга.
— Хы! Мясо свежее пришло! — обрадовался старик.
— Я буду грызть свежие кости, — сказала старуха.
— Вы меня успеете съесть, — сказал Ых-нивнг. — Сперва я дам вам гостинец.
— Где гостинец? — спросили милки.
— Идите за мной, — сказал Ых-нивнг и вышел из пасти волка.
Только вышли старые милки вслед за Ых-нивнгом, налетел на них Ват-нгай-хылк — Железный ястреб, выклевал им глаза.
Милки тут же умерли. Умер и железный волк — он не живет без хозяев.
Сел на лебедя Ых-нивнг, полетел дальше. Долго летел он. Прилетел на Седьмое небо. Видит: большое селение. А в нем много милков. Очень похожи они на людей. Но вот увидел, сидят люди Ых-нивнг, привязанные цепями. Среди них три брата. С трудом узнал их Ых-нивнг: милки откармливают пленных людей, как люди откармливают животных, чтобы потом убить и съесть их.
Увидели три брата Ых-нивнга, обрадовались. Но тут же опечалились: Ых-нивнг не сможет освободить их. А один из стариков так и сказал:
— Все равно — сегодня ли, завтра ли от милков умрем или через год своей смертью умрем, но мы умрем. На Ых-мифе нам трудно добывать пищу, а тут нас кормят. Хоть немного нам жить, но пусть будем сыты.
Разгневались три брата, взглядами, как стрелами, пронзили старика. И Ых-нивнг впервые в жизни познал их гнев.
— Такой и к черту рад попасть, лишь бы сытно кормили! — сказал он.
И вот явились милки, много милков. Ходят среди людей, выбирают на ужин.
Остановились около трех братьев, рассматривают их, цокают языками от радости.
— Подождите! — крикнул Ых-нивнг. — Вы делаете не то!
Только теперь увидели милки Ых-нивнга. Подивились: как это человек сам попал на Седьмое небо. «Наверно, бог», — подумали они.
— Надо принести сперва смолы. Немного смолы! — сказал Ых-нивнг.
— Это зачем? — спросили милки.
— Я научу вас делать вкусную приправу. С приправой мясо вкуснее!
Принесли милки смолы, сложили в одну кучу. Люди смотрят, не понимают, что придумал Ых-нивнг.
Ых-нивнг развел большой огонь, растопил смолу. Каждому милку дал по щепе и сказал:
— Отведайте приправу.
Жадные милки, оттесняя друг друга, набежали к кипящей смоле, зачерпнули и проглотили. И тут же заживо сгорели.
Ударил Ых-нивнг саблей по цепям, перерубил их, освободил людей. Три брата помогли Ых-нивнгу добить милков. Побросали всех милков в костер. Затем Ых-нивнг разрубил крюк милков, куски побросал в костер.
Велел Ых-нивнг ястребу, чтобы тот доставил людей на Ых-миф. А сам сел на лебедя, полетел дальше.
Долго летел лебедь, устал. Уже из сил выбивается. Видит Ых-нивнг: висит серебряный амбар на золотой нитке. Кое-как долетел до него лебедь.
Серебряный амбар, раскачиваясь на золотой нитке, полетел вверх. Летел-летел амбар, остановился. Выпрыгнул Ых-нивнг из амбара, видит: такая же земля, как и Ых-миф. Только травы и деревья ровные, будто подстриженные. И тепло — солнце такое же, как и на Ых-мифе. Еще увидел большой серебряный дом. Из него вышел крепкий мужчина в золотой одежде. «Кто это?» — подумал Ых-нивнг.
— Долго же ты шел ко мне, мой сын, — сказал мужчина.
— Отец мой! — только и воскликнул наш человек.
Провел Бог Девятого неба нашего человека в дом, угостил его земным кушаньем: жирной кетовой юколой, ягодой всякой.
Отдохнул Ых-нивнг с дороги. И на другой день разговор держали.
— Очень высоко живешь, отец мой, — сказал Ых-нивнг.
— Высоко, потому что большие заботы требуют этого, — сказал Бог Девятого неба.
— Какие же заботы занимают тебя? — сказал Ых-нивнг.
— Там, на Ых-мифе, ты много раз видел дождь, много раз слышал гром и каждую ночь видишь звезды. Дождь — это слезы людей восьми миров. Могучие кинры и милки горе на них наводят. Гром — это я скалы обрушиваю на кинров и милков, молнии — это мои стрелы, которыми я поражаю врагов, звезды — это глаза кинров, они высматривают свои жертвы. Много забот у меня. Их хватит на много тысяч лет. Я знаю, ты большие подвиги совершил. Но на Ых-мифе еще много бед и зла. Я сделаю, чтобы твой дух был бессмертен. Только пусть зов дороги и подвигов не покидает тебя.
Закончил Бог Девятого неба свою речь, и Ых-нивнг почувствовал, как перевернулась земля под ним, и он полетел вниз. Долго летел, пока не упал в море. «Наверно, утону, я ведь не умею плавать», — подумал Ых-нивнг, захлебываясь. И тут кто-то подхватил его и вынес на поверхность моря.
Смотрит Ых-нивнг, оглядывается: сидит он верхом на дельфине.
Вынес Ых-нивнга дельфин на берег прямо напротив стойбища рода трех братьев. Встретили Ых-нивнга люди рода трех братьев, устроили игрища в честь его.
И вечером после игрищ старший брат сказал:
— Наш гость, почетный, храбрый и всемогущий Ых-нивнг, мы считаем для себя великой честью породниться с тобой. Возьми в жены самую красивую девушку из рода трех братьев.
В это время открылась дверь, и женщины ввели луноликую девушку. Ту, которая лучше всех танцевала тихд на медвежьем празднике. Ту, которая лучше всех сочиняла песни на медвежьем празднике.
Ых-нивнг только и сказал в восхищении:
— Луноликая…
Так и осталось это имя за первой женой Ых-нивнга.
Прожил Ых-нивнг с женой всего одну луну. И опять засобирался в дорогу. Надо увидеть мать свою, услышать ее слово.
Обвязался Ых-нивнг нау — священными стружками, вооружился копьем и саблей, вышел к берегу моря, позвал дельфина. Приплыл дельфин. Сел на дельфина Ых-нивнг, и дельфин унес Ых-нивнга в море.
Долго плыл дельфин. Ветер и штормы били Ых-нивнга. Цепко держался человек и только смотрел вперед. Проплывал он мимо разных островов.
У одного острова он услышал крики: кто-то звал его. Посмотрел Ых-нивнг, на берегу много милков. Это вех-ры — злые силы. А те, голые, бегали по берегу, звали Ых-нивнга, обещая любовь. И тут Ых-нивнг услышал печальный голос Луноликой:
— Ы-ы, ы-ы, — плачу я.
Ы-хы-хы-хы, — плачу я.
Только сердце слышу я,
Слышу, как болит,
Будто ястреб лютый,
Восемь дней не евший,
В грудь мою ворвался,
Сердце там когтит.
Изболелось сердце.
С горя вся иссохла я.
Отчего ж так долго,
Милый, тебя нет.
Вижу: волны резвые,
В радости безумные,
Ветру лишь подвластные,
Мчатся вслед тебе.
Ветер силой полнится,
Я волнам завидую.
Отчего волною
Не могу я стать!..
Повернул Ых-нивнг своего дельфина, поплыл от берега. Но тут услышал за своей спиной ликующие крики. Оглянулся: его догоняют морские милки верхом на большой касатке. Быстро плывет касатка, плавником-саблей разрезает волны.
«Уж не смерть ли меня нагоняет?» — подумал Ых-нивнг и приготовился к битве.
Подпустил касатку ближе, ударил саблей по плавнику-сабле. Раз ударил, два ударил — перерубил. Копьем пронзил касатку, а милков порубил саблей.
Все море покрылось кровью милков.
Ых-нивнг поспешил дальше.
Еще много дней прошло. Много битв он выдержал в пути. И вот увидел Ых-нивнг: впереди воду круто закрутило. «Водоворот», — успел подумать Ых-нивнг, и его унесло вниз.
Наш человек пришел в себя в большом доме, похожем на жилище людей Ых-мифа. Только построен он из больших каменных глыб. В нем тоже есть томс-куты — отверстие-дымоход, есть нары для отдыха.
Сидят на нарах две женщины, одетые в одежду из рыбьей кожи, волосы заплетены в две косы. Одна средних лет, другая молодая и невиданно красивая.
Женщины разом глянули на Ых-нивнга. Старшая сказала:
— Хы! Это мой сын! Охо-хо, долго я ждала. Ждала, чтобы взглянуть на него. Я знала, что ты будешь таким сильным и бесстрашным. Моя собака — дельфин привез тебя. Ты, наверно, голоден с дороги.
Женщина, мать Ых-нивнга, Богиня Восьмого моря, сунула руку под нары, — вытащила живого тайменя.
— У меня все рыбы всех морей, все звери всех морей. Я только о них и забочусь, — сказала она.
Подала она рыбу молодой женщине:
— Свари. Накорми своего жениха.
Удивляется Ых-нивнг: у него есть жена, красивая Луноликая.
— Ты не удивляйся, сын мой. Я знаю, у тебя есть жена, женщина Ых-мифа. А эта молодая женщина, которая будет сегодня кормить тебя, твоя вторая жена. По нашим обычаям, мужчина имеет столько жен, сколько сумеет прокормить. Эта женщина — добрый дух моря, дочь хозяина моря — старца Тайхнада. Это она, обернувшись мухой, прилетала к тебе и назвала тебя человеком. Я породню людей с добрым духом моря. И тогда жители Ых-мифа и их дети не будут знать голода: из моря к берегам Ых-мифа пойдут неисчислимые косяки рыбы и стада нерпы.
Дочь моря сварила тайменя. Подала в широкой блестящей раковине — чаше. По обычаю, жених и невеста сели за одну чашу.
На другой день Богиня Восьмого моря сказала:
— Тебя, сын мой, ждет много дел и забот. И у меня их много. Возьми свою жену, и да будет вам счастье на Ых-мифе.
Сели на дельфина Ых-нивнг и Дочь моря. И снова дельфин отправился в далекий путь через семь морей, теперь уже к берегам Ых-мифа. А вслед за ними поплыли неисчислимые косяки наваги, сельди, горбуши, кеты, большие стада нерп и лахтаков — дары Тайхнада и Богини Восьмого моря.
С тех пор прошло много поколений. Потомки Ых-нивнга, дети прекрасных женщин — Луноликой и Дочери моря — заселили заливы и реки Ых-мифа и низовья большой реки Ла-и-Амура.
Зимой ли, летом ли выйдут они на заливы и реки, поставят сети, и в сети идут косяки жирной вкусной кеты, горбуши и другой рыбы.
А о тех трех братьях есть легенда. В ней говорится об их жизни, о славных делах и подвигах во имя жизни рода. И благодарные сородичи решили увековечить их. Но как это сделать, никто не знал. И вот когда три брата-старца вышли на свою последнюю охоту во льды и возвращались с добычей, одна беременная женщина вышла на прибрежные скалы и при сородичах указала пальцем на охотников: