Констанс бросила на герцога презрительный взгляд:
— Наша свадьба — это вопрос, решенный в силу договоренностей. Все равно вам или нет, значения не имеет.
Если до этой минуты у Гриффина и были какие-либо планы на этот союз, хотя бы ради наследников герцогского рода, то они рассеялись. Учитывая, что красота Констанс вовсе не возбуждала у Гриффина известной реакции, он с отвращением воспринимал то, с какой легкостью эта благородная леди готова была разделить с ним постель и жизнь после того, как до этого она должна была достаться его брату.
То, что представители клана Боскаслов не могли жить без страсти, было общеизвестным фактом. Возможно, откажись Гриффин от поездки в Лондон, он бы прожил до конца своих дней, пребывая в полном неведении относительно того, что было предопределено поколениями его предков.
Возможно, он бы никогда не встретил женщины с волосами цвета языческих костров и с духом достаточно сильным, чтобы усмирить зверя, сидевшего в нем.
Харриет спала долго и плохо, ей снился молодой герцог, который похитил ее из теплой постели и увез на летающей колеснице в кромешную тьму. Ее зубы стучали, как у скелета. Там, в облаках, было чудовищно холодно, несмотря на заверения поэтов, а герцог не слушал ее жалоб. Во сне Харриет меньше думала о романтических отношениях с герцогом, чем в реальной жизни.
Она протянула руку сквозь туман, стянула с широких плеч герцога его плащ и ахнула. Под плащом ничего не было. Грудь и торс Гриффина были твердыми и рельефными, словно высеченными из камня, как статуи в саду маркиза. Леди Гермия Далримпл сказала бы ученицам академии на уроке рисования, что это произведение искусства. Человеческое тело должно отражать священное совершенство, которое закладывал в него Создатель.
Во сне Харриет даже герцог был не без грешка. Впрочем, он и не был человеком.
— Я не могу найти свое сердце, — сказал он, когда Харриет закуталась в его плащ, и они зашли в небесную глинобитную хижину. — У вас, случайно, нет с собой долота, Харриет? Говорят, этим инструментом удобно взламывать двери дома…
Она села в постели. Шершавая ладонь, которой трясли ее за плечо, мгновенно спустила Харриет с небес на землю.
— Его светлость желают видеть вас у себя в библиотеке, — прошептала ей в ухо служанка по имени Чарити.
Харриет умела собираться быстро. Бывали в ее жизни пробуждения и похуже этого. Ей приходилось за уши стаскивать мертвецки пьяного отца с кровати и удирать вместе тайными тропами от преследователей, которые наступали на пятки. Но сейчас она работает в приличном доме, и работает совершенно официально. А потому нет особой спешки, если герцог желает видеть ее. Она потянулась под одеялом, чтобы размять затекшие руки и ноги. Да кто он вообще такой, этот герцог, чтобы приказывать ей являться полуодетой в такой ранний час?
— Я не уложила волосы и еще не пила чай. Что за спешка?
Чарити лишь сильнее стала трясти Харриет за плечо.
— Он сказал «немедля». А он в таком настроении, что лучше ему не перечить, если вы понимаете, о чем я.
— Неужели?
В последний раз, когда Харриет видела Гриффина, он был погружен в общение с леди Констанс. Ничего, подождет. Она надела платье для утреннего чаепития, вымыла лицо и сполоснула рот розмариновой водой. Но вот волосы… Боже правый! Что за чудовище перед ней в зеркале? Рыжие космы торчали во все стороны. Да ей потребуется не меньше часа, чтобы расчесать их, а до той поры она и носу не покажет в приличной компании. Обычно она заплетала непослушные пряди перед сном. Но вчера ей было не до того. Герцог едва не соблазнил ее прямо посреди коридора, а сразу после этого танцевал с женщиной, которую высшее общество прочило ему в невесты.
Что ж, пусть увидит ее такой. Можно подумать, в нее молния ударила. От этой мысли Харриет стало легче.
— Пойдемте же, — торопила ее Чарити, подталкивая к двери. — Забудьте вы про волосы.
— Так все плохо?
— Я таким его еще не видела. Хорошо будет, если с вас не снимут голову, а мы останемся при работе.
Харриет вздернула подбородок.
— Я работаю на леди Паулис.
Чарити буквально вытолкала Харриет за дверь.
— А кто сказал, что он не выставит вздорную старуху вон, как только сыграет свадьбу?
Гриффин сидел в гнетущей тишине, когда она вошла в библиотеку и предстала пред его светлы очи. Харриет знала этот фокус. Она не единожды стояла перед мировым судьей и знала, что когда тишина давит на обвиняемого — то есть на нее, — сломаться легче легкого. Но Харриет была так зла на Гриффина, что не собиралась потакать его прихотям. Быть может, со временем она бы забыла, что вчера вечером он танцевал с другой женщиной. Но она никогда не простит его за то, что он вынудил ее появиться перед ним с неприбранными волосами.
Гриффин побарабанил пальцами по столу.
— У вас ушло непростительно много времени на то, чтобы явиться сюда.
— Прошу прощения, если вашей светлости пришлось ждать, — сказала Харриет, задыхаясь от раздражения. — Я…
Стук в дверь прервал дальнейшие объяснения.
— Войдите, — рявкнул герцог. Дверь открылась, и лакей вкатил столик с дымящимся фарфоровым чайником, одной-единственной чашкой, одной тарелкой и тремя серебряными блюдами с едой. Воздух наполнился ароматом жареного бекона и тоста с маслом.
В тишине живот Харриет заурчал особенно громко. Пока Гриффин потакал своим желаниям, она едва не падала в обморок отчасти от недоедания, отчасти от последствий вчерашних непристойностей.
Герцог откинулся на спинку стула.
— Что случилось с вашими волосами?
Харриет сосчитала до десяти, затем до двадцати. Она сложила ладошки лодочкой и подумала о своей прежней жизни. Подумала о маленьком племяннике и сводных братьях, которые в силу своего невежества вынуждены были влачить жалкое существование на задворках Сент-Джайлза. Она освежила в памяти давно забытые ощущения страха, побоев, голода и стыда. Но даже после этих нехитрых упражнений она не вполне владела собой и готова была в любую секунду залепить герцогу пощечину.
Но вместо этого она сделала неуклюжий реверанс и словно во сне попятилась к двери. Внутренний голос цитировал строки из инструкции по правилам хорошего поведения, в которых говорилось, как следует выходить из неловких ситуаций.
— Прошу прощения за то, что вынуждена оставить вас, ваша светлость. Но мне вдруг стало нехорошо…
Гриффин замер.
Харриет одной рукой потянулась к ручке двери, а второй прикрыла глаза.
— Если вы хотите извиниться за вчерашний вечер…
— Извиниться?
Харриет уставилась на него сквозь пальцы.
О чем она только думала? Герцог вовсе не чувствовал себя виноватым, судя по его виду. Может быть, ей все это приснилось? Интересно, а другой знаменитый герцог, Вильгельм Завоеватель, извинялся зато, что покорил Англию? Харриет распахнула дверь, но Гриффин обошел ее и закрыл дверь.
— Что вы делаете? — возмутилась она.
Герцог подхватил ее под коленки и взвалил на плечо, кивая в притворной тревоге.
— Я не могу позволить вам упасть в обморок посреди коридора, иначе меня будут винить в этом. Прямо позади нас есть чудесная тахта, на которой вам будет удобнее лежать в обмороке.
— Как удобно.
— Вы находите? — спросил Гриффин и подбросил ее чуть выше, чтобы удобнее было нести через комнату.
Харриет рефлекторно обняла его за шею. Выбора у нее не было, поскольку иначе она ударилась бы головой о мебель. Он нес ее к тахте, словно варвар, и ему, похоже, не было никакого дела до того, возражает она или нет. А Харриет, между прочим, было, что сказать по этому поводу.
— Ну, вот и пришли — сказал Гриффин, бросая ее на тахту, примостившуюся между двумя окнами. — У вас есть три минуты, чтобы прийти в чувство, иначе я вызову лекаря. Пока есть время, можете привести в порядок свои волосы.
— Ну, все, — сказала Харриет, садясь прямо. — Это последняя капля, больше я не вынесу ни одного оскорбления в свой адрес. И мне плевать, что вы герцог, даже если бы вы жили в замке из бриллиантов. И мне плевать, пусть хоть все женщины этого мира захотят стать вашей женой. Я…
Он сел рядышком, всем своим видом показывая, что готов слушать. Но Харриет уже упустила мысль. Она только сейчас поняла, что при дневном свете его лицо еще красивее.
— Я… я забыла, что собиралась сказать. Гриффин потянулся и откинулся на спинку тахты.
— Что-то насчет бриллиантов, жен и… ах да, последней капли и оскорблений. Это напомнило мне о причине, по которой я вызвал вас так спешно, что вы, очевидно, не нашли времени привести себя в порядок.
Харриет поджала губы. Он собирается уволить ее, и она уже ненавидела его за это. Она ненавидела его не только за то, что он герцог, но и за то, как сладко от него пахло, и за то, как он соблазнял ее своими глазами, отчего она снова теряла над собой контроль. И она бы все-таки потеряла сознание, если бы джин, который тек в венах ее отца и перешел по наследству к ней, не сделал ее крепче ломовой лошади.
— Если вы собираетесь дать мне расчет, ваша светлость, то будьте так любезны, управиться до темноты.
Гриффин пожал плечами:
— Это случится определенно не раньше завтрака.
Он прижал ее к тахте своим телом, и она почувствовала, как врезается в кожу отворот его черного сюртука там, где ее не защищало нижнее белье из муслина.
— Вы все еще в предобморочном состоянии? — спросил он, отводя с лица прядь ее рыжих волос. — Если так, то лучше вам выпить чашку чая и перекусить до того, как я объясню, зачем вас вызвал. Хороший завтрак успокоит ваши расшатавшиеся нервы.
Харриет пригладила волосы рукой, лишая тем самым Гриффина возможности любоваться ее растрепанными прядями. Успокоить нервы! Ну и нахал. Он отнял у нее больше нервов, чем женщина-убийца, с которой она месяц делила одну камеру в тюрьме. Но есть все же хотелось.
— Так это мне принесли завтрак? — спросила Харриет на полпути к столу.
— Я уже поел, — ответил Гриффин. — Угощайтесь, будьте как дома.