Знакомая фигура Арэма появилась в конце улице, когда над островом уже сгустились сумерки. Во всех соседних домах уже горели огоньки, только окна дома Идзи Квон оставались тёмными. Похоже, о том, что его мать уже похоронена, преступник ни от кого услышать не успел. А, может, и успел, но не понял, что ему говорят, из-за своего не совсем трезвого состояния. То, что Арэм сильно пьян, можно было даже с расстояния заметить: мужчина сильно шатался и неловко руками размахивал.
Пошатываясь, он подошёл к двери, пошатываясь открыл дверь и прошёл внутрь. Кое-как отыскал в маленькой тёмной прихожей свечу и с трудом её зажёг. Всё также пошатываясь, отправился на кухню… и озадаченно замер.
— Что ещё за дьявол? — пробормотал бессвязно, пустой пол кухни разглядывая. И нервно вздрогнул, услышав за спиной шаги и незнакомый строгий голос.
— Арэм Квон, как я понимаю? А мы уже думали, что ты не явишься…
— Чего? Вы кто ещё такие? — возмутился тот в ответ и резко развернулся на голос, при этом снова слегка покачнулся.
В помещении зажглись парочка свечей, и сыночек убитой хозяйки дома увидел троих незнакомых мужчин в строгих камзолах.
— Мы следователи — последовал короткий ответ. Один из троицы выступил вперёд — Арэм Квон, ты обвиняешься в убийстве своей матери, Идзи Квон. А также в ограблении и незаконном проникновении в дом госпожи Юни Хонг.
— Я ничего подобного не делал! — язык у братца всё ещё немного заплетался, но звучал уже намного увереннее, словно увидев в доме следователей, он сразу же наполовину протрезвел. Арэм нервно покосился в сторону выхода, явно прикидывая в голове, как бы сбежать. Но если от одного следователя ещё можно было попытаться убежать, то от троих — точно нет…
— Зря ты отпираешься — служитель закона укоризненно языком поцокал — Господин Илан, тот, что пробрался в дом госпожи Юни вместе с тобой, полностью признал свою вину и рассказал о произошедшем во всех подробностях. Также он рассказал нам, что изделия из золота и деньги из дома забрал именно ты, тогда как его только записи отца интересовали. А что касается убийства Идзи Евон… есть свидетели, которые видели всё, что здесь произошло.
— Какие ещё свидетели⁈ — Арэм голос повысил — Когда я утром из дома выходил, на улице не было никого!
Следователи довольно переглянулись: хорошо, когда задержанный такой разговорчивый попадается, одной необдуманной фразой почти признал свою вину.
— На улице никого и не было — прозвучало пояснение — Ваши соседи видели вас из окон своих домов. Но у того момента, когда вы толкнули свою мать, а она ударилась головой, свидетель тоже был.
— Да никто не мог этого видеть! — упрямо повторил Арэм, всё ещё не понимая, что его слова звучат почти как признание.
— Видела я — в маленькой кухне прозвучал ещё один голос и в дверной проём вошла Юни, на братца посмотрела со смесью ненависти и брезгливости. Следом за девушкой вошёл Нолан.
— Ты? Ты что здесь делаешь? — первое, что произнёс Арэм, завидев младшую сестру. Потом нервно покосился на сопровождающего её светловолосого мужчину, скривился недовольно, явно припоминая свою предыдущую встречу с этим мужчиной.
— Сначала ты бегал по кухне — принялась рассказывать Юни — Открывал ящички, что-то искал. Потом остановился вот здесь — указала на место на полу — А мама стояла вот тут. Потом она подошла к тебе, обнять хотела — посмотрела на Арэма — А ты её толкнул, сильно толкнул. Она упала, ударилась головой вот об этот угол — болезненно улыбнулась — Ты даже не попытался хоть как-то ей помочь, не раскаялся в том, что совершил. Убедившись, что она мертва, ты обыскал весь дом, нашёл деньги… И просто ушёл.
— Откуда ты знаешь? Тебя же здесь не было! — произнёс братец растерянно — Я же все комнаты обошёл, но тебя нигде не было. Как ты могла увидеть, если тебя здесь не было?
— Оракулам не нужно находиться в непосредственной близости от тех или иных событий, чтобы их увидеть — пояснил один из следователей и на своего главу посмотрел — Господин Нолан, что прикажете с ним делать?
— Поместите его на ночь в камеру. К утру он, надеюсь, протрезвеет, тогда его и допросите, как положено. С учётом того, что он, фактически, уже во всём сознался, затягивать дело не стоит. Будем верить, что судья вынесет ему приговор уже на этой неделе.
Следователи связали задержанному руки за спиной. А тот этого словно и не почувствовал, всё на сестрицу свою недоверчиво поглядывал.
— Оракул? Так ты оракул? — переспросил он, а потом головой понятливо покивал — Я-то думал, что этот господин… — кивок в сторону Нолана — Так с тобой носится, просто потому что ты его по ночам очень хорошо ублажаешь. А ты, оказывается, оракул?
Комментировать последние высказывания задержанного никто не стал. А следователи и вовсе сделали вид, что ничего не услышали, ещё раз повторили Арэму, в чём он обвиняется и поспешно вывели его из дома.
Домой Юни и Нолан вернулись уже затемно. Оба чувствовали себя измотанными и уставшими. Хотя, своё состояние Юни могла бы описать не как усталость, а, скорее, как какую-то оглушённость: за всю обратную дорогу она ни слова не проронила, пребывая в своих мыслях, а когда Нолан пытался с ней заговорить, спрашивал, как она себя чувствует, отвечала не сразу и невпопад, и в итоге мужчина замолчал, тоже с задумчивым видом в окно уставившись.
Девушка должна была признать, что из-за смерти Идзи Квон она испытывала чувство вины. Не сильное и выматывающее, нет. Тихое и приглушённое. Сегодня Юни увидела, как её брат убил их мать, но ощущения глубокого горя и тяжёлой потери, которые она должна была бы испытывать, не ощущала: внутри были лишь жалось и сожаление. Оттого она и винила себя, мысленно называя саму себя чёрствой и бессердечной.
Да, смерть господина Вейжа девушка переживала куда тяжелее, чем смерть матери.
По дороге домой экипаж, в котором сидели Юни и Нолан, как раз проехал мимо улицы, где находился дом, полученный от господина Вейжа в наследство. И уже когда знакомая улица осталась позади, Юни с запозданием сообразила, что надо было попросить остановить экипаж. Она бы вышла и в свой дом вернулась. А что? Все те, кто желал ей зла, теперь сидят за решёткой. Бояться больше некого. Правда, Нолан возможность её возвращения в свой дом никак не упоминал, но, может быть, только пока не упоминал… И не будет же он настаивать на её дальнейшем постоянном проживании в его доме? Или будет?
Лёжа в тёплой постели после тяжёлого, насыщенного безрадостными событиями дня, Юни всё никак не могла уснуть, смотрела в тёмный потолок и вспоминала Идзи Квон. В прошлой жизни девушки была хорошо известна фраза: «о мёртвых либо хорошо, либо ничего». Вот она и пыталась вспомнить об Идзи хоть что-то хорошее. Но, как назло, ничего, что можно было бы счесть «хорошим», не вспоминалось. Иногда не пила? Иногда вспоминала, что у неё есть дети, которых надо кормить, поить и одевать? Иногда не кричала на дочек, не обзывала их нехорошими словами, а искренне улыбалась им? Вряд ли всё это характеризует Идзи Квон, как «хорошего» человека.
Юни вздохнула и перевернулась на бок. А мысли её вернулись к мужчине, в доме которого она живёт вот уже несколько дней подряд.
«Нолан так о приличиях переживает — раздумывала она — О моей репутации думает больше, чем я сама. Странно, что теперь, когда Арэма тоже арестовали, Нолан сам не предложил мне скорее назад, в мой дом переехать. Интересно, будет ли он меня навещать, когда я отсюда уеду? И если будет, то как часто? — девушка тяжело вздохнула и болезненно поморщилась — Судя по тому, что даже в своём доме он всё о приличиях толкует и старается держаться от моей спальни как можно дальше, складывается впечатление, что он и вовсе желает прекратить наши близкие отношения. Конечно, в нём иногда проскальзывает что-то, похожее на ревность. Но, возможно, мне это только кажется. И, кроме того, ревность… это ведь не любовь» — последние мысли Юни совсем не понравились, и она решительно прогнала их прочь. Снова повернулась на спину и глаза закрыла.
Утром следующего дня девушка проснулась от звука чьих-то тихих шагов рядом с собой, приоткрыла глаза. Прищурилась от яркого света и лицо ладонью закрыла.
Как оказалось, по спальне ходила знакомая служанка. Заметив, что гостья хозяина уже не спит, та тихо охнула и ладони к щекам прижала.
— Ох, госпожа, простите меня, я никак не хотела вас разбудить — запричитала она, а потом на столик указала — Я просто письмо вам принесла.
— Письмо? — удивилась Юни и, отогнав от себя остатки сна, села на кровати — Какое ещё письмо? И оно точно для меня? Может быть, для хозяина?
— Точно для вас, госпожа — покивала служанка — Посыльный ваше имя назвал и велел передать вам как можно скорее — а потом уже тише, почти шёпотом, добавила — Письмо из суда.
С озадаченным видом Юни взяла письмо в руки, повертела. Но на конверте кроме того, что послание было отправлено из городского суда и предназначено госпоже Юни Хонг, больше ничего указано не было.
Девушка конверт развернула, вытащила послание, вчитываясь в написанные строгим почерком строки.
«Госпожа Юни Хонг — говорилось в письме — Уведомляем вас о том, что ваш законный муж, господин Джимиан Хонг, обвиняет вас в супружеской неверности и в том, что вы отказываетесь от брачных отношений с ним. А потому он желает расторгнуть ваш брак в ближайшее время. Если у вас есть, что сказать в своё оправдание, и вы желаете сохранить ваш брак с господином Джимианом Хонгом, то просим вас явиться завтра в здание городского суда ровно в полдень. Второй этаж, комната три».
— Если я желаю сохранить брак — хмыкнула Юни, вновь убирая письмо в конверт — А если я не желаю сохранять брак с Джимианом?
Несколько минут спустя, одевшись и причесавшись, девушка спустилась на первый этаж, в столовую. И совсем не удивилась, увидев за столом Нолана: он всегда завтракал в это время.
Мужчина уже привычно улыбнулся своей зеленоглазой гостье, тепло и ласково, привычно помог ей за столом устроиться. И первым делом задал уже ставший привычным вопрос: «Надеюсь, этой ночью кошмары тебя не мучили?»