— Не имею ничего против юмора и народного творчества, — с нажимом сказала я, — но вообще-то речь шла о другом.
— Правда? — неискренне удивился Абрамс и протер пенсне, чтобы затем посмотреть через него на меня. — Тогда, боюсь, я не уловил вашу мысль.
Хотелось скрипнуть зубами, но вместо этого я лишь шикнула на ожившего Плющика, улыбнулась и решила начать сначала.
В конце концов я долго готовилась к этому разговору. Речь шла не только о моем желании заработать (будь так, я бы продолжила выгрызать стипендию, шансы на обретение которой заметно выросли за последние пару недель). Если бы дело было только в деньгах, я бы действительно стала заряжать артефакты. Нет, я отчаянно жаждала найти свое место в этом мире. И оно вовсе не за спиной мужа.
— Мы могли бы для начала организовать небольшой стенд в холле, — терпеливо проговорила. — Там, где висит расписание занятий. Не придется вносить глобальных, требующих затрат изменений. Нам потребуется лишь парочка магических досок, на которых мы станем размещать не только информацию, касающуюся учебы, но и более личные вещи.
— Простите, рина, но зачем?
Я сложила руки на коленях и бросилась в атаку.
— Академия — не просто место для получения знаний, рин Абрамс. Все мы здесь — и преподаватели, и студенты — одна большая семья. Еженедельная газета смогла бы подарить чувство сплоченности. Рубрика с историями из жизни преподавателей и студентов сгладит разделяющую их пропасть и позволит взаимодействовать друг с другом более эффективно.
Признаться, это не было моей основной целью, но прозвучало все равно прочувственно. Будь я экранным злодеем, от моей финальной пафосной речи зрители в кинотеатре плакали бы навзрыд.
Но ректор был тем еще кремнем. Когда я, минут десять спустя, все-таки выдохлась, он посмотрел на меня с легкой задумчивостью.
— Даже если вы правы, — медленно протянул он, рассматривая картины за моей спиной, — начинать надо с чего-то более эффектного, чем жизнеописания мэтра Райли.
Абрамс встал и, обогнув стол, задумчиво замер, явно выбирая между двумя портретами.
— То есть теоретически, — уточнила я, не торопясь вскакивать с кресла, — вы не против?
— Как найдете что-то интересное, приходите. Обговорим условия.
Большего я и не ждала. Поднявшись на ноги, я на автомате успокаивающе погладила настороженного Плющика и довольно улыбнулась:
— Непременно. Всего хорошего, рин Абрамс.
— И вам, — рассеянно откликнулся он, уже погруженный в думы о чем-то другом. — Рин Вилкинс или Уинстер?
— Вилкинс, — уже взявшись за дверную ручку, мимоходом сказала я.
Абрамс обернулся. Между его кустистых бровей пролегла глубокая складка.
— Правда? Почему?
Фамилия забавная.
— У него глаза добрые, — невинно пояснила я и выскользнула за порог.
Что ж, первый этап переговоров прошел успешно. Маленький шажок в нужном направлении уже сделан.
Направившись к лестнице, я принялась тихонько насвистывать.
Я начну заниматься тем, чем привыкла. Мне хочется приносить пользу — рассказывать правду, обсуждать важное, потихоньку менять настроение общества. И миру, даже если ему не нравится, придется с этим смириться!
— Ты уверена, что Эйверли не станет злиться?
Я поплотнее запахнулась в плащ, надежно укрывавший меня от посторонних взглядов до самых щиколоток. Конечно, для верхней одежды сегодня было жарковато, но рушить интригу раньше времени было бы кощунством.
Ну а еще я не стремилась получить дисциплинарное взыскание раньше, чем окажусь на полосе препятствий.
— Уверена, — успокоила я Оуэна. — В крайней случае скажу, что ты сопротивлялся до последнего и пал героем.
Он протяжно вздохнул и замолчал. Последние пару дней мальчишка был непривычно тих, и я никак не могла отделаться от мысли, что это связано с его видением. Но, как я ни старалась узнать побольше, Оуэн предпочитал увиливать от ответа.
— Присмотришь за Плющиком? — спросила я и осторожно сняла зеленый браслет с руки. — Мне нельзя взять его с собой. Могу спровоцировать.
— Хорошо. — Оуэн протянул запястье.
Браслет перекочевал к нему. Плющик сонно приподнялся, зашипел, но, получив от меня недвусмысленный приказ, недовольно затих. Оуэна он знал, но расставаться со мной не любил.
Мы вынырнули из коридоров академии и, пройдя тропинку, ведущую к полю, замерли. Нас оглушил шум голосов.
— Что это там? — удивился Оуэн.
Патрик приостановился и, поправив толстые очки, вгляделся в трибуну перед полосой препятствий. Сердце пропустило удар. Я знала, что соберутся зеваки (еще бы, такое бесплатное представление!), но не думала, что их будет так много….
— Вот же черт! — себе под нос выругалась я.
Оуэн ненадолго замешкался, а затем не нашел ничего лучше, чем пошутить:
— Хорошо, что Гвен не пошла с нами. Места для нее просто не нашлось бы!
Я обежала взглядом занятые скамейки, не нашла среди них свободной и мрачно усмехнулась:
— Пожалуй, ты прав.
Была еще одна причина, по которой я порадовалась, что Гвен не смогла присутствовать на моей сдаче зачета у Ларкинза: неясные подозрения насчет нее никак не выветривались из головы. Наоборот, я со все возрастающим вниманием стала прислушиваться к ее словам, ища в них двойное дно. Кажется, это уже напоминало паранойю.
— Рина Эйверли! — Голос Ларкинза, усиленный магическим рупором, разнесся по всему полю. — Подойдите, пожалуйста. Немедленно!
Мы с парнями переглянулись и ускорили шаг.
— Что тут происходит? — возмущенно поинтересовался Ларкинз, стоило мне с ним поравняться. — Откуда здесь столько зрителей?
Его взгляд затравленно прошелся по битком набитой трибуне. Наверное, именно так должна выглядеть иллюстрация фразы «яблоку негде упасть».
— Не знаю, мэтр, — честно ответила я и ехидно добавила: — Я никому приглашений не высылала.
Это правда. Мне бы очень хотелось тихонько сдать зачет и забыть о нем. Делать из этого шоу я бы не стала.
— Ладно, — мрачно буркнул Ларкинз. — Зевак мы не разгоним — дело долгое и неблагодарное. Пусть смотрят. Все равно тут не на что… — Он вдруг осекся, вспомнив о моем присутствии и проглотил остаток не особо лестного комплимента. Подозреваю, там было что-то вроде «любоваться». — Вы готовы, рина?
Я покосилась на переговаривавшуюся толпу зрителей и скривилась. На трибуне царила оживленная атмосфера. Для финального штриха не хватало разве что мальчишек, громко предлагающих прохладительные напитки и попкорн.
— Да, мэтр.
— Тогда… Подождите, ваш муж точно не против?
Я мысленно застонала. Как же я устала слышать этот вопрос. Может, попросить у Джонатана письменное разрешение на все возможные шалости? Ну, какое-нибудь нотариально заверенное заявление о том, что я, его жена, нахожусь в полном уме и здравой памяти, а потому имею право на отстаивание собственного мнения? Мне бы такая бумажка точно пригодилась!
— Конечно, — вздохнула я. — Вы уже спрашивали об этом.
— Да, понимаю, — Ларкинз смутился. Его внимание было приковано к чему-то происходящему внизу — на нижних скамейках. — Просто рин Эйверли занял место на трибуне. Видимо, хочет лично понаблюдать за ходом вашего… зачета.
Я резко дернулась и сощурилась, пытаясь разглядеть в толпе Джонатана. Бесполезно, слишком много людей.
Внезапно меня обдало холодной волной тревоги. В свой план я его не посвящала и не знала, понравится ли ему моя затея. Конечно, он говорил, что любит идти против правил, но… Так ли сильно, как я?
Чувствуя себя раненым гладиатором, над которым склонился лев, я сглотнула. Ладно, надеюсь, Джонатан меня поймет.
Не оглядываясь по сторонам, я прошла к ярко выведенной на траве красной полосе. Шум голосов с трибун отвлекал, заставляя нервничать. В горле пересохло, а колени подрагивали.
— Рина Эйверли, — крикнул в рупор Ларкинз, стоявший на самом верху трибуны, — вы что, намерены бегать в плаще?
Я покосилась на палящее солнце, перевела взгляд на зрителей, но Джонатана не нашла, зато увидела Майкла. Тот сидел на лавочке в первом ряду. Наши глаза встретились, и он широко улыбнулся и отсалютовал мне фужером с шампанским. Открытая бутылка стояла у него под ногами. Вот уж кто получал наслаждение от происходящего… Его, в отличие от Оуэна, мой план привел в восторг. Нет, сначала была долгая пауза, затем истеричный хохот и только потом одобрение. Ну что ж, думаю, у Джонатана тоже хорошее чувство юмора.
— Нет, мэтр, — храбро ответила я и дернула за кожаные тесемки на шее.
Плащ тяжелой черной волной упал к ногам. Я осталась в тонкой рубашке, заправленной в… кожаные штаны. Одолженные у Оуэна, они были мне почти впору. Сзади, пожалуй, обтягивали даже слишком сильно, но, по моим меркам, смотрелись все равно прилично.
Судя по раздавшемуся дружному оханью зрителей, не все разделяли мою точку зрения.
— Рина Эйверли!!! — заорал Ларкинз. — Вы что себе позволяете?!
Я поморщилась. Он мог бы обойтись и без рупора — с громкостью у него и без того все нормально.
— В уставе академии не написано, что девушки обязаны сдавать полосу препятствий в юбке, — твердо сказала я.
— Конечно не написано! — вновь повысил голос Ларкинз и забегал глазами по толпе. — Это же… очевидно!
Мнение зрителей разделилось. Часть из них возмущенно поддержала мэтра, но остальные засомневались. По мне скользило множество взглядов: шокированных, веселых, изучающих, задумчивых и откровенно липких. Майкл беззаботно тянул шампанское, Оуэн сжимал кулаки и смотрел на меня с тревогой, Патрик в ужасе оглядывался. Джонатана я по-прежнему не видела. Спрятался он, что ли?
Спустя мгновение я все-таки нашла его. Он поднялся на верхние скамейки, где стоял Ларкинз, и что-то сказал, ненадолго склонившись к его уху.
Мэтр окончательно потерялся.
— Хорошо, рина. — Он откашлялся, и рупор разнес этот кашель по всему полю. Сидевшие на деревьях птицы испуганно взметнулись с веток. — Приступайте. Помните про время. На счет три.