Однако Елена Ферр, ныне законная супруга сира Ламберта из Волчьей Пущи, на большинство ехидных или гневных замечаний только улыбалась с бесившей возмущённых гостий снисходительностью, а если и отвечала, то так, что кузины и тётушки только глазами хлопали, соображая, вот это их сейчас оскорбили или всё-таки нет?
«И сбежать завтра с самого утра не получится, — с тоской подумал Ламберт. — Придётся всю эту ораву выпроваживать… ну то есть, провожать». Впрочем, у молодых было преимущество перед прочими хозяевами: их в конце концов отправили подтверждать брак, когда гости покидать застолье ещё и не думали.
***
Ох, она даже за станком так не уставала или сводя годовой баланс — настоящий и для налоговых сборщиков. Хорошо, хоть с Катериной договорилась заранее, что та на два дня заберёт из замка свою дочку (мало ли кто из пьяных гостей наткнётся на ребёнка и что при этом скажет или сделает) и заодно прихватит из храма Тео с Мелиссой сразу после церемонии. Детям было обещано, что они побывают на обыкновенной, не как у Меллеров, без всяких гномьих механизмов, мельнице, а отец собирался забрать их вечером, едва сумеет вырваться из-за праздничного стола, где обязан был присутствовать как невестин глава семьи.
— Да зачем, ваша милость? — удивилась-возмутилась Катерина. — Вот выдумали тоже — в потёмках детей таскать по нашим-то местам! Не накормлю, что ли, и не найду, где постелить?
Маленькие авантюристы на два голоса поддержали её, потребовав разрешения переночевать на мельнице. Елена, чуть помедлив, кивнула. Действительно, репутация у Волчьей Пущи была не очень, и даже двое наёмников, приставленных к детям, не были гарантией, что те благополучно вернутся поздним вечером с мельницы в трактир. Пусть ночуют у мельника все четверо. Не слушая возмущённых возражений Катерины, что уж разок-то другой накормят они двоих мужиков, Елена всё-таки сунула ей в руку серебряную монету. На «Купишь Герте на зиму тёплые сапожки» Катерина ничего возразить не смогла, только нахмурилась, задумавшись о чём-то. Хитрая моська Мелисса тут же назвала мельничиху «тётушкой» и погладила её по руке, та умилилась и принялась тискать мелкую манипуляторшу, как котёнка, восхищаясь всем подряд: и глазками, и платьицем, и речью «как у большой».
Так что одной головной болью меньше — дети под присмотром, и не в замке, полном подвыпивших мужчин и злых на новобрачную женщин, а у простой, возможно, не очень умной, но доброй и решительной девушки. Заодно с как бы сводной сестрицей познакомятся в очень… неофициальной обстановке. Может быть, даже понравятся друг другу. Всё-таки у Мелиссы ближайшее окружение — сплошные мальчишки, ни одной девочки в ровесниках…
Она машинально выдирала серебристый шнурок из двух сплошных рядов навесных петелек — мантикоры бы сожрали изувера, придумавшего такую застёжку! Супруг уже снял явно раздражавший его, откровенно тесноватый старомодный камзол с серебряными пряжками (не отцовский ли ещё?), разулся и с болезненным облегчением шевелил пальцами ног, освобождённых из коротких сапог с пыточно-узкими носами, да ещё и толком не разношенных. «Вообще-то, — думала Елена, стараясь не замечать запаха, неизбежного, когда ходишь в закрытой обуви с рассвета и до заката, — нам обоим весьма не мешало бы помыться, но вряд ли у здешней прислуги, замотанной приготовлениями к торжеству, нашлось время, чтобы нагреть воды не только для уборки, но и для умывания. Ладно, не смертельно». На рукавах шнурки достаточно было просто расслабить у запястий, и она наконец выбралась из платья, а сорочка вовсе не имела никакой застёжки, да и всё остальное было очень дорогим, мягким, лёгким и гладким, но простым, без извращений вроде целой гребёнки мелких крючков.
— Я думал, вы попросите свечи задуть, — насмешливо заметил сир Ламберт, тоже после краткой передышки продолживший раздеваться. Он, правда, для этого даже не вставал — устал, бедняжка. Впрочем, судя по тому, как он смотрел на новобрачную, не настолько устал, чтобы отложить консуммацию.
Елена выгнула бровь в гримаске, нагло уворованной у отцовской любовницы.
— Я, конечно, не красавица, — иронически проговорила она, — но всё же, надеюсь, не настолько уродлива, чтобы бояться показаться на глаза законному супругу? Или вас беспокоит отсутствие у вашей супруги должной стыдливости? Уверяю вас, я не буду разгуливать голой по замку.
— Очень на это надеюсь, — усмехнулся он. — Холодно у нас и сквозняки вечные. Ещё простудитесь, бегая нагишом.
— А в сорочке и с распущенными волосами я буду слишком похожа на Лунную Деву, — фыркнула Елена. — У вас не рассказывают историй про неё? Нет? О, тогда я знаю, какой жуткой легендой буду пугать горничных в ночь на Белую Дорогу.
— У нас не рассказывают жутких легенд, дорогая супруга. Здесь достаточно настоящих поводов бояться. Нет нужды щекотать себе нервы выдуманными страхами.
— Как знаете. — Она чуть пожала плечами. — Слово мужа — закон для добродетельной жены. Главное, уметь правильно подбирать слова, а то ведь будет как в байке про мавку, попавшую в капкан и согласившуюся выполнить три желания охотника.
— Если дриада вляпается в капкан, поставленный каким-то дурным охотником в её лесу, у бедолаги будет только одно желание.
— Умереть быстро и легко, — согласилась Елена. — Ладно, в первый свой праздник Белой Дороги в вашем замке я буду только внимательно слушать, но ничего сама рассказывать не стану.
Она закончила вынимать шпильки из причёски и тряхнула головой, давая волосам рассыпаться по плечам и спине. Судя по выражению лица дорогого супруга, ей следовало заканчивать с вечерним туалетом поживее. Ну… у неё тоже не было намерения тянуть с этим. Вряд ли консуммация брака доставит ей удовольствие, — сомневалась она, что сир Ламберт привычен удовольствие это кому-то доставлять, — но и грубым скотом он вроде бы не выглядел. Будет, скорее всего, как и с первым супругом, нечто средней паршивости, безболезненное, но до зевоты скучное. Лишь бы сир Ламберт не взялся доказывать ей и себе свою мужскую силу, затягивая сомнительное удовольствие на добрых полчаса или требуя повторить его дважды-трижды. Впрочем, он ведь на два года старше неё, не пылкий юноша уже, так что вряд ли рвётся на такие подвиги.
***
Он не ждал, что самоуверенная бабёнка станет по-кроличьи обмирать в его объятиях или изображать неземную страсть, как продажная девица, желающая угодить клиенту. Больше всего это было похоже, по его мнению, на обсуждение брачного договора с её отцом: любезный сир, мы здесь с вами по делу, не отвлекайтесь. И чувствовался, что и говорить, немалый опыт. Неудивительный, конечно, для вдовы и матери двоих детей.
— У вас кто-то остался в Озёрном? — вопрос был дурацкий, но вырвался как-то сам собой.
— Не считая детей, отца, друзей и кошачьей банды? — уточнила она со смешком. — Официального фаворита у меня нет, если вы об этом.
— Странно, — съязвил он, почему-то задетый её небрежным тоном. Словно она не в первый раз исполнила супружеский долг, а так… отметила галочкой выполненный пункт в договоре.
— Странно? — удивилась она. — То есть, вы не представляете, какие типы вертятся вокруг молодой состоятельной вдовы? Лучше уж мальчики в борделе — там всё честно: им деньги, мне удовольствие, и никто никому не врёт про большую и чистую любовь к твоему кошельку.
— Вы бывали в борделе? — удивился он. Ну вот сомневался он, что она вообще способна испытывать удовольствие от плотской любви.
— Регулярно, дорогой супруг. Невозможно нормально вести дела с бесконечными мигренями. А когда какой-нибудь безденежный сир нежно берёт тебя за руку и проникновенно смотрит тебе в глаза, никакой недо… м-м… никакая неудовлетворённость не должна мешать тебе вежливо послать его к оркам в горы.
— Как-то вы не по-женски рассуждаете, — слегка опешил Ламберт. — А любовь? А счастье? А тот, за кем можно пойти на край света?
Она заржала. Вот не захихикала и даже не засмеялась, а просто заржала, как заржал бы любой из братьев Ламберта и он сам, заговори с ним кто-нибудь на такую тему.
— Ох, простите, — сказала она. — Не хотела вас оскорбить, но вы как будто дамских романов начитались, честное слово. Нет, я их тоже иногда читаю, чтобы голову проветрить… Однако люблю я детей, отца и кошек. И подругу, которая мне как сестра. И ради них продам последние панталоны с себя, если понадобится, и убью своими руками, если возникнет такая необходимость. А бежать за кем-то на край света? Пф-ф… Нет, сир Ламберт, любовников у меня нет и нет желания их заводить. Если вас так уж заботит моя верность, — зачем только она вам, кто бы мне объяснил? — считайте, что она включена в наш договор.
— А она в него не включена? — ядовито спросил он. Определённо, эта нахалка раздражала его всё сильнее, но одновременно и дразнила, словно бросая вызов. Это не служанке приказать зайти вечером и не шлюхе заплатить.
— А вы что, не читали договор прежде чем подписать? — поразилась она. Вот прямо поразилась, без всякого притворства. — Так, — сказала она, и тон её резко стал деловым, сухим и холодным. — Дорогой супруг, очень вас прошу, прежде чем вы или кто-то из ваших братьев, особенно сир Георг, хоть что-то подпишет, я должна сначала прочесть это сама. Будь это хоть счёт от молочника. В ваших же интересах.
Глава 4
Гости, как водится, разъезжаться не спешили, но Елена рассудила, что с их выпроваживанием хозяева справятся сами, и отправилась в трактир к отцу, чтобы вместе с ним забрать детей с мельницы.
Разумеется, не одна: отец сделал ей на бракосочетание подарочек, от которого и супруг, и оба его брата должны были зубы себе в пыль стереть. Он ей на пять лет вперёд нанял личную охрану, женщин, чтобы никаких дурацких разговоров не пошло по всей Волчьей Пуще (хотя… болтали же люди, будто Сандра Елене не просто подруга). Двух немолодых, битых-тёртых тёток — магессу и мечницу. Наглых, как и полагается ветеранам Гильдии наёмников, циничных, свято чтущих только подписанные контракты. Магесса-стихийница, уже начинающая оплывать, а от сравнительно спокойной жизни в течение грядущих пяти лет обещавшая окончательно располнеть крашеная блондинка, на сословия плевать хотела в принципе, а её слегка мужеподобная напарница, смерив сира Георга надменным взглядом, обронила через нижнюю губу: «Сира Симона из Люпинов, что в Семиречье, к вашим услугам, барон. Перчатку бросать?»