Первой в столярную мастерскую вошла Валентина Федоровна. Разгоряченная и разрумянившаяся, как никогда.
Остальные — Костя-Индус, Алеша, Светлова из девятого «Б», Петя Корытин — не вошли, а влетели.
— Его нет?
— Где он?
— Где Савелий Матвеевич?
— Там! — буркнул Женя, указав на стену, за которой вдобавок к другим шумам сейчас гудел включенный мотор. Смущенный неожиданным вторжением, Женя поспешно втиснул в портфель тетрадь и алгебру Киселева и принялся болтать ногой, будто хвастая развязавшимся на ботинке шнурком. — Там он, на уроке. Ждите звонка.
— Подождем, — решила Валентина Федоровна и опустилась на стул.
— Что случилось? — спросила наконец Таня.
— Погоди, — удивился Костя и сдвинул на затылок свою красную, расшитую золотыми нитками тюбетейку. — Это же все ты…
— Что — я?
— Сама затеяла, а теперь спрашиваешь!..
— Что я затеяла?
Надев на палец крупную курчавую стружку, Алеша старательно вертел ее, как колесо. Он не желал принимать участия в разговоре.
— И хорошо, что затеяла! — сказала Светлова, лукаво подмигнув Тане. — Мы уже добились согласия.
— На что?
Костя снова был удивлен Таниной непонятливостью.
— Тебе же сказано — на ремонт! Разве не ты предложила отремонтировать актовый зал?
— Предложила! — расхохоталась Таня и спрыгнула с табуретки. — Предложила! Только в свое отсутствие…
18. Вот так сюрприз!
Действительно, все совершилось в отсутствие Тани. Воскликнув: «Как же будет с праздником „Здравствуй, лето!“?» — она покинула зал, про который громко сказала: «Вот облезлый!»
Ушла, а по залу уже катилось:
— Верно! Как же здесь праздновать?
Итоговый вечер «Здравствуй, лето!» подготавливался всеми, от мала и до велика. Пионерами и комсомольцами. Юннатами и «Клубом пытливых», особенно секциями музыки и поэзии. Предполагалось увесить все стены гирляндами зелени и цветов.
— Ужасные стены! — сказала Светлова из девятого «Б».
— А потолок-то? Чудище! — рассмеялась Вера.
Аккуратистка Лида вздохнула:
— Помните теплоход? Все чисто, все бело…
Еще бы не помнить! Ослепительно белый плавучий дом, пахнущий краской, горячей от солнца.
— Да уж… — подхватила Ира Касаткина. — Не сравнишь с нашей миленькой школой… Шик-блеск! Я после экскурсии размечталась. Вдруг бы так… Ушли мы, скажем, в субботу домой. Пришли в понедельник — чистота, красота! Вот бы нам кто приготовил сюрприз!
— Интересно, кто? Добрые дяди? — Смуглые руки Кости Юсковца скатывали снятый со стены отрезок обойной бумаги с надписью на изнанке: «Мы для того изучаем прошлое, чтобы активней действовать в настоящем». — Кстати, сюрприз будет. Явитесь осенью — чистота, красота! — Костя очень похоже изобразил любительницу сюрпризов. — Не слыхала, какая у нас ожидается практика?
Ира обиженно дернула плечиком:
— Меня ни девятые, ни десятые классы нисколько не интересуют.
Костя договорил, обращаясь к другим:
— Решено, что практика по «Основам производства» будет проведена в школе. Отремонтируем все этажи, на удивленье малярам!
Лида, вместо того чтобы восхититься, повторила слова Тани:
— А как же пока? Как же выпускной бал и «Здравствуй, лето!»?
Вот тут-то и началось: «Немедленно отремонтировать!», «Побелить!» Костя взволнованно повторил слова, выведенные на транспаранте: «…чтобы активнее действовать в настоящем»! По лестнице помчались десятки ног. В кабинете директора умоляюще заспорили десятки глоток. В результате было получено разрешение: не дожидаясь июня — «в виде затравочки», так сформулировал Костя, — привести в порядок общими силами четвертый этаж.
Несколько человек ринулись в столярную мастерскую, выяснить, можно ли «по-быстрому» сколотить козлы. Теперь сидят ждут Савелия Матвеевича.
Женю смутило это вторжение. Пожалуй, вообразят, что он день и ночь готовит уроки. Да еще под присмотром девчонки. Таня тоже, между прочим, расстроилась. Отвернулась, ни на кого не глядит.
Зато Алешка Рязанцев хорохорится, разглагольствует. Для чего-то завел разговор о древнем Египте, как будто этот Египет не надоел ему еще в пятом классе. Прослышал от своего дотошного деда, что египтяне умели строить без всяких козел, и давай докладывать всем, кроме Тани. Она занялась книгой, Рязанцева не замечает. Женя этим типом тоже не больно интересуется, но послушать все же послушает.
Возводили эти египтяне не какие-нибудь дома, а огромные храмы и пирамиды — гробницы. По гробнице каждому фараону. Возводили по-своему. Обходились без козел, без лесов, без подмостьев, не говоря уже о башенных кранах, от которых в Москве прямо-таки прохода не стало. А как справлялись, как поднимали толщенные каменные плиты на высоту здания?!
Рязанцев все объяснил. Оказалось, проще простого.
У разных там фараонов были миллионы рабов. Рабы быстренько возводили среди пустыни основание храма и засыпали это основание песком — песку же сколько угодно. Получался песчаный холм; по нему на катках можно втащить любую тяжесть. Храм выше, и песок выше — валите хоть до самого неба. Построили — откапывайте. Постепенно, потому что на обратном пути надо (опять-таки без лесов!) украсить стены резьбой и росписью.
В общем-то Женя с удовольствием узнал про выдумки смекалистых египтян, но затем разговор снова перескочил на ремонт школы. Это уже скукота, этим ремонтом теперь всю школу задушат: «Ах, берегите наши чудесные стенки! Ах, по паркету следует ходить, но не бегать!» Мотивчик, отлично знакомый Жене.
Валентина Федоровна с этим ремонтом никому покоя не даст. Уже два раза сказала:
— Мы ремонтировали общежитие в пединституте… Я имею опыт…
«Опыт» — ее самое любимое слово.
Среди ребят, как приметил Женя, задается больше всех Юсковец, приятель Рязанцева. Доволен, что четверть часа назад стал начальником РСУ — Ремонтно-строительного управления.
Начальник четвертого этажа! Расхаживает по мастерской, задирает голову в красной новенькой тюбетейке. Тюбетейка законная, вышита золотом, но ее и Женя мог выиграть на первомайском вечере в лотерею. Тоже бы напялил ее на себя и весь вечер танцевал бы с Таней Звонковой, тоже бы согнулся в вопросительный знак. Это случайность, что Женя вместо тюбетейки выиграл шоколадный батон. А что не выучился танцевать — просто не пожелал.
Светлова, которая смирно затачивала Жениным острым ножом подобранную с полу чурку, вдруг сказала:
— Знаешь, Костя, почему тебя выбрали? Ты же у нас строитель.
Жене вспомнилось, как Вера — ей всегда все известно — рассказывала, что Костя подрядился на все лето строить дом в Черемушках, чтобы заработать себе и матери на пальто. «Ха-ха, — говорила Верка. — Там его солнышко допечет. Превратит из Индуса в жителя Африки».
«Подумаешь, — насупился Женя. — Строитель… Начальник».
Жене бы взять да уйти, но он тоже решил дождаться Савелия Матвеевича. Тот узнает про козлы и скажет: «Нам без Перчихина их не сработать!» или: «В этом деле мне нужен Перчихин». Пусть Рязанцев услышит — солидно получится! Почти то же самое произошло недавно при Тане и здорово ее поразило. В самое сердце!
Пронзительная трель звонка, возвещающая перемену, раздается на всех этажах. Петя Подсолнух вскакивает и вскоре доставляет в столярку Савелия Матвеевича. Тот, входя, обтирает руки о свой сатиновый черный халат, устало кивает, спрашивает:
— По какому вопросу?.. — Валентине Федоровне улыбается, как хорошей знакомой. — Рад видеть.
Это правда. Савелий Матвеевич действительно рад Валентине Федоровне. Между ними существует тайное соглашение. Она на днях заходила к нему в слесарную мастерскую, чтобы потолковать о Перчихине с глазу на глаз. Заговорила не сразу. Провела ногтем по разметочной плите, проявила интерес к плакатам Трудрезервиздата «Приемы шабрения», «Допуски и посадки». Наконец села, сказала:
— В мастерских, как я понимаю, Перчихин на ролях лаборанта? И не фокусничает?
Слушая подробный рассказ Савелия Матвеевича, она чуть не сломала свою янтарную брошь. Не скрывая зависти, воскликнула:
— У вас, вероятно, большой опыт педагогической деятельности? — И удивилась, узнав, что Савелий Матвеевич не так уж давно стал обучать ребят: в связи с перестройкой школ.
Он полушутя, полусерьезно добавил:
— А готовился к этому, пожалуй, всю жизнь. Слесарил. Столярничал. Много читал. Войну провел в подвижных авиаремонтных мастерских. Как видите, закален.
— А я… — Валентина Федоровна снова начала терзать свою брошку. — У меня пока особой закалки нет. Но работаю уже год. — Она тут же себя поправила: — С первого сентября. — И снова начала вспоминать, как в ее классе после зимних каникул появился Перчихин.
Сейчас, войдя в мастерскую, Савелий Матвеевич заметил, что Валентина Федоровна пытается что-то ему подсказать. Наклоном головы, движением глаз, всем своим существом она как бы хочет напомнить ему об их соглашении. Нет-нет, да укажет взглядом на Женю. А тот хотя и притулился в сторонке, но тоже чего-то ждет.
— Савелий Матвеевич! — закричали со всех сторон.
Узнав о ремонте, о срочной нужде в козлах, завмастерскими потер лысеющую макушку.
— Сроки уж больно малы…
Стали подсчитывать, сколько понадобится квадратных реек, сколько сорокасантиметровых досок. Кого из ребят к этому делу привлечь.
Сунув руки в карманы халата, Савелий Матвеевич улыбнулся в сторону Жени:
— Найдутся среди нас такие, которые с толком сумеют вынуть в рейках пазы, гвозди забить? — И уже прямо Жене: — Как твое мнение?
Тот не без важности усмехнулся:
— Труд не велик! Пускай кому охота шлепают о стенки кистями. По мне, в мастерской лучше.
Валентина Федоровна решительно вскочила со стула:
— Нет, не согласна!
Савелий Матвеевич не сразу понял, какая мысль ее так подкинула. Смекнул, лишь услышав слова Юсковца:
— Не жалей нас, Перчихин! Будем очень весело «шлепать».
Представил дружную, шумливую ватагу, заполнившую четвертый этаж. Общие ведра с краской, общие песни… Нет, такой случай нельзя упустить! В мастерских всегда най