— Почему вы начали с меня? — протестовала Натали.
— Потому что ты в заднице! — закричали хором респектабельные молодые женщины с Уолл-стрит.
— Натали держит в руках «Котильон», — продолжала Линн Браун. — И ни за что не выпустит вожжи, хотя колесо уже сломалось и повозка вот-вот разлетится в щепки. А почему она в заднице? А потому, что уже давно конкуренты ее фирмы продают изделия дешевле, чем «Котильон». Узкоглазые азиаты работают за центы, а евреи за доллары. На чем держался «Котильон»? Ответ: на качестве сырья, купленного в России Уоллесом. Что, другие купцы — дураки или дилетанты? Им что, трудно слетать в Ленинград на пушной аукцион? Нет! Они не дураки и не дилетанты! Они знают, что им бесполезно тягаться с Уоллесом. Там было все куплено им! Там был блат.
Линн продолжала говорить, но какое-то помутнение охватило Натали. Голова ее закружилась. Проклятое слово «блат», впервые услышанное ею из уст Любы, повергло ее в нокаут. Как будто она лежала, распростершись на ковре ринга, а безжалостный рефери отсчитывал: «Один… два… три…» И как боксер, поверженный ударом, но имеющий еще силы продолжить схватку, она резко прервала речь Линн Браун:
— Если вы надеетесь купить акции «Котильона», девочки, то вот вам… — Натали сделала пальцами непристойный жест. — Они не продаются! Вот вы их получите!
Ни речь Линн, ни поведение Натали не шокировали компанию. Это был их обычный стиль общения. Все смешно в этом мире и все относительно: и приобретения, и потери. Дела «Котильона» стали предметом легкой словесной игры, словно партия в теннис в уик-энд в перерыве между купанием в бассейне и коктейлями.
В дверях появился Кенни Уилсон, смущенный присутствием такого количества подвыпивших возбужденных красоток. Натали инстинктивно почувствовала, что чей-то взгляд выискивает ее в толпе. Она обернулась. Кенни поманил ее пальцем. Слегка покачиваясь, она подошла к нему. Они вышли в прохладный вестибюль. Он протянул ей отпечатанный на ксероксе список.
— Извини, Натали, но ты просила сделать это срочно.
«Разве я просила?» — чуть не вырвалось у Натали восклицание. Она с трудом сдержала себя. «Разве я давала Кенни какое-то задание? Значит, я не в себе!» Она заставила себя сосредоточиться на документе. Денежные переводы за телефонные разговоры с отделением Манхэттен-банка в Ист-Сайде, с Гринвичем, Принстоном, Вашингтоном. Счета оплачивались через контору какого-то юриста, а потом пересылались Уоллесу.
— Ты знаком с этим юристом?
— Нет, мэм… Но я знаю, на кого он работает. На Джеффа Джервиса.
Уоллес никогда не упоминал такую фамилию ни в одном разговоре.
— Номер телефона, который вы мне назвали, оплачивается этим юристом.
«Спасибо, Кенни! У тебя выучка ищейки из ФБР. Но разве я приказывала тебе копать? Или я была в бреду? Я лунатик, расхаживающий по крышам? Когда я назвала тебе номер телефона, или ты на всякий случай засек, откуда я звонила?» — думала Натали.
В начале восьмидесятых годов имя Джеффа Джервиса не сходило с первых полос газет. «Человек, сделавший себя сам». Миллиардер, сколотивший состояние из воздуха, коллекционер произведений искусства, удачливый любовник, предмет охоты известных и честолюбивых женщин. В него вкладывали деньги, он возвращал их с процентами, в него вновь вкладывали, и пирамида росла… Жесткие реформы эпохи Рейгана не поколебали его позиции. Он выскользнул из цепких рук налоговой полиции прямо в объятия президентских советников и стал своим человеком в Белом доме. Он щедро раздавал советы, куда поворачивать правительственный корабль, и ловко избегал скандальных разоблачений. Ирангейт и прочие аферы его не коснулись. Он остался незапятнанным, как невинный агнец. За что ему платил Уоллес? За услуги или за молчание? Суммы переводов были небольшие. Похоже, это действительно счета за телефонные переговоры. Но почему оплата за потайной телефон производилась через юриста Джервиса? Натали терялась в догадках. Кенни, по всей видимости, тоже был озадачен. Она поблагодарила его и вернулась в зал, где разгоряченные «юмористки» шумно состязались в остроумии.
— Друзья! — объявила Натали. — Как ни приятно ваше общество, но мне надо срочно сматываться отсюда.
Молодые женщины возмущенно запротестовали.
— В чем дело, Натали?
— Я оставила собаку в деревенском доме, — тут же с ходу она выдумала причину. — Я должна туда вернуться.
— Что за собака? Ты завела собаку?
Одна ложь тянула за собой другую.
— Это соседский пес. Рыжий сеттер. Он повадился забегать ко мне, и я одолжила его на время у хозяев.
— Зачем он тебе?
— Мне было с ним не так тоскливо… Но я как-то упустила из виду, что его нужно кормить и выпускать на прогулку.
— Позвони женщине, которая у тебя убирает, или парню, подстригающему твой газон…
— Пес не впустит их в дом.
— Он что, так свиреп?
— Глупости! — сказала Линн Браун, видевшая рыжего сеттера. — Они вполне справятся с этой собакой.
— Останься, Натали! — упрашивала ее Лаура Дрейк. — Тебе будет интересно. Мы тут обсуждаем поведение Дианы Дарби.
Имя Дианы почему-то сразу напомнило Натали о Любе. В памяти всплыли облако золотистых волос, расширенные в испуге глаза. Как красива и молода эта Люба! Натали почувствовала, что истерические рыдания уже подступают к горлу. Надо немедленно спасаться бегством. Она с трудом изобразила на лице жалкое подобие улыбки.
— Не сердитесь, девочки! У вдовы могут быть свои причуды. Отпустите меня! Мы скоро вновь увидимся!
По пути она заехала на Шестьдесят четвертую улицу, где жил Джефф Джервис. В окнах большого каменного особняка было темно. Высокая ограда с массивными железными воротами отделяла здание, чем-то напоминающее по архитектуре Белый дом, от улицы. Ветер шевелил осенние ветви деревьев в саду… Джефф Джервис, вспомнила Натали, имел большие связи в Советском Союзе. В эпоху введения эмбарго на поставки Советам газовых труб он вел какие-то переговоры, способствовал тому, что затея с эмбарго провалилась. За это коммунисты были ему очень благодарны. Он пошел по стопам Арманда Хаммера.
Джервис тоже был для русских неким подобием Хаммера. Как и Хаммер, и Уоллес, он свободно летал в Россию и обратно. Перелетная птица, которой «железный занавес» был нипочем. Истинные мотивы его вояжей были окутаны туманом. Над водой возвышалась только малая часть айсберга. Остальное скрывалось в таинственных глубинах.
Наверное, с минуту Натали рассматривала владения Джервиса. Неожиданно ворота бесшумно раздвинулись и оттуда выехала машина с гербом на дверце. Притормозив возле Натали, охранник в форме покинул водительское место и посветил ей фонариком в лицо.
— Нуждаетесь в помощи?
Натали рассерженно отвернулась от бьющего в глаза света.
— Нет, спасибо.
— Тогда проезжайте!
— Вы что, коп?
— Да.
— По-моему, я ничего не нарушила и остановилась на общественной земле.
В этот момент еще одна машина подкатила от дома к воротам. Электрический мотор вновь раздвинул стальные створки, мощный «мерседес-бенц» вырвался на дорогу и со скоростью ракеты исчез в ночи. Натали успела разглядеть знакомое по газетным и журнальным фотографиям лицо. Острый и загнутый, как ястребиный клюв, нос, впалые щеки, длинные тонкие брови, как две черты, проведенные углем на мертвенно-бледном лбу.
За рулем «мерседеса» был сам Джефф Джервис.
— Вам нечего здесь прохлаждаться, — грубо сказал полицейский. — Если вы еще раз попадетесь мне на глаза, пожалеете!
Натали молча проглотила обиду. Полицейский сел в машину, газанул, ворота раскрылись, и он скрылся из виду.
Натали вздумала было последовать за «мерседесом», но, пока она разворачивала «кадиллак» Уоллеса, всякая надежда догнать Джервиса улетучилась. Она вновь повернула на север, направляясь в коннектикутский дом и размышляя по дороге, с кем бы она могла поделиться своими открытиями.
Ночью Натали внезапно проснулась. В испуге она вся обратилась в слух. Она не понимала, что могло ее разбудить. Четверть мили размытого дождями проселка отделяли ее от шоссе. Натали была одна в пустом доме. В напряжении она ждала повторения встревожившего ее звука. Это мог быть щелчок переключателя морозильника на кухне, но холодильник молчал. Водопроводные трубы тоже вели себя тихо. Светящийся циферблат часов показывал три часа ночи.
Она уже не могла уснуть и снова начала перебирать в памяти последние события: потайной телефон, появление Любы и стремительное ее исчезновение, секретное послание через газету, скрытная продажа яхты… — сплошные секреты и тайны. И как это связано с убийством Уоллеса?
Она услышала шум внизу. Как будто кто-то уронил на пол раскрытый журнал. Страницы его прошелестели в тишине.
«Воображение слишком разыгралось, — подумала она. — Надо взять себя в руки, а то можно свихнуться окончательно». Но старый сеттер, спавший рядом с кроватью, тоже насторожился. Он издал легкое рычание. Натали опустила руку и сжала дрожащими пальцами пасть собаки, чтобы та не залаяла. В доме вновь воцарилась тишина. Может, это пустые страхи? Ведь никто не мог проникнуть в дом. Окна и двери надежно защищены охранной сигнализацией. И словно в ответ на ее размышления послышался шорох. В гостиной находился кто-то неизвестный.
10
В темноте Натали нащупала телефон. Номера она помнила наизусть: 911 — городская полиция, 888 — дежурная служба на случай взлома и повреждения сигнализации. Диск аппарата при снятии трубки должен был слабо осветиться. Не было ни света, ни гудка в трубке. Телефон был мертв. Опершись на локоть, она замерла, борясь с подступающей паникой. Уоллес был предусмотрителен и, как раньше казалось Натали, излишне заботился о мерах безопасности против чьего-либо нежелательного вторжения. Теперь она была ему благодарна — в ящике ночного столика был дублирующий аппарат и кнопка экстренного вызова охранной службы. Она выдвинула ящик. Сердце ее стучало, словно подковы по булыжной мостовой. Кнопка должна была светиться зеленым светом. Она не светилась. На всякий случай Натали с силой нажала на нее, заранее зная, что все это не даст никакого результата. Провода были перерезаны. Если это сделал вор, то сигнализация должна была тут же сработать автоматически. Это было заложено в программу — так говорилось в инструкции. Но обещания остались обещаниями. В эту ночь автоматика почему-то отказала.