— Что им надо? Они и так распоряжаются всем.
— …закрепить частную собственность… по наследству.
— Любе? Тебе? Хороший куш! Зачем ввязался в это дело Уоллес?
— Он не хотел новой гражданской войны. Ограбленные простые люди озлобятся, и начнется…
— Что? Армагеддон?
— Он был русский, хоть и жил в Нью-Йорке…
— Кто мешает им провести приватизацию в свою пользу?
— Горбачев.
— Он же реформатор.
— Миллионер сказал, что ему крышка. Пора переходить к капитализму, а он еще цепляется за «социализм с человеческим лицом».
— Что означает Валентинов день?
— Не знаю.
— Четырнадцатое февраля?
— А! — Елена облегченно вздохнула. — Будет большой та-ра-рам. Государственный переворот! Вам, американцам, на все наплевать. Вы признаете любую свинью, предложенную Россией, и поцелуете ее в задницу… в измазанное дерьмом и кровью рыло! — вдруг истерически воскликнула Елена.
20
— А КГБ? — спросила Натали.
— Василий срал на КГБ, — грубо отозвалась Елена. — Если б КГБ узнал о заговоре, начались бы расстрелы всех кого попало, без разбора. Этого Василий тоже боялся.
— Так что же, он оказался между двух огней?
— Ты когда-нибудь читала что-нибудь, кроме биржевых новостей? Ты сытая, богатая американская самка… Ты читала своего писателя Эдгара По? — У Елены оказалась в наличии не только пушистые волосы, но и ядовитая ухмылка. — Есть у По рассказ «Колодец и маятник». Василий оказался в таком же положении, как герой рассказа. Василия бросили в камеру, и все четыре стены надвигались на него, чтобы раздавить. А ты в это время что делала? Ты акциями спекулировала, а он спасал человеческие жизни. Кто его предал? Ты или твой любовник?
— У меня нет любовника! — Это был крик души Натали, произнесенный шепотом.
— Что тебе надо от меня? Я тебе все рассказала. Езжай обратно в «Союзпушнину» и ешь, пей и трахайся. Все за наши народные деньги! — Елена была в ярости.
— С кем говорила Люба по телефону? Прости, но Уоллес, кажется, больше доверял тебе, чем ей.
Неловкая лесть не оказала воздействия на Елену. Она была по-прежнему груба и откровенна.
— Хочешь влезть в мышеловку — так лезь! Тебе хочется потрахаться с нашими самцами — маршалами? Есть один такой — маршал Лапшин. Сегодня в Кремле они вешают друг на друга Золотые Звезды… потом киряют.
— Достань мне приглашение в Кремль!
— Много хочешь. Мой папочка еле добился его для себя. Потряси за шкирку своего посла… или попроси Любочку.
Не простившись, Елена решительно направилась к выходу. Люба вернулась. Взявшись за лопату, она весело провозгласила:
— Да здравствует свободный труд свободных людей на свежем воздухе!
Свидание с Никитой явно поправило ее самочувствие.
— Познакомь меня с Лапшиным, — попросила Натали.
— Это распространенная фамилия, — беспечно отозвалась Люба. — С каким именно?
— С маршалом.
— Иди в Кремль и поцелуй его в задницу.
— Я серьезно. Он будет в Кремле на приеме?
— Он там хозяйничает! — мрачно сказала Люба и подцепила лопатой заледеневший кусок хлама.
Старинный Китай-город постепенно очищался от грязи, но в воображении Натали находящийся неподалеку Кремль был заполнен дерьмом до краев, вплоть до зубцов его знаменитых стен. Никакие архитектурные красоты не могли скрыть преступного клейма, отпечатавшегося на нем.
Вернувшись в тепло и относительную безопасность своего номера в «Национале», Натали тотчас же соединилась по телефону с офисом Федора Шелпина в «Союзпушнине».
— Куда вы пропали?! — воскликнул с неподдельной радостью чиновник, вероятно, бессменно дежуривший у себя в конторе.
— Я жива, здорова и мечтаю попасть в Кремль.
— Нет проблем. Сегодня во Дворце съездов «Жизель».
— Меня не интересуют балерины. Могу ли я попасть на правительственный прием?
Шелпин замолк, как будто задохнулся.
— Зачем?
— Вам знаком такой термин — коммерческая тайна? Хоть я и женщина, но прежде всего я коммерсант.
Натали даже через междугородный телефон слышала, как в мозгу Шелпина крутятся плохо смазанные колесики. Она поставила перед ним трудно поддающуюся анализу и решению задачу. Раздался щелчок, колесики замерли.
— Это невозможно. — Таков был ответ Шелпина.
Что ж! О'кей! Натали без колебаний повесила трубку и позвонила в посольство. Процедура соединения с ответственным и необходимым для решения проблемы чиновником была настолько тягостной и унизительной, что Натали за это время трижды захотелось оплевать свой родной звездно-полосатый флаг.
«Да, мы знаем о вашем пребывании здесь, миссис Уоллес. Да, мы знаем о фирме «Котильон». Да, мы сожалеем, но сейчас уик-энд и посол находится в загородной резиденции». В конце концов она услышала голос, который ожидала услышать. Бесцветный, нейтральный, очищенный путем долгих тренировок от всякого акцента. Таким же голосом разговаривают все чиновники во всех посольствах всех стран мира. Как последний шанс, Натали решила использовать «блат».
— Мой папа рассказывал о вас, мистер Финни. Вы вместе работали в Праге.
— Конечно, я отлично помню вашего отца. Наше сотрудничество доставляло мне удовольствие, надеюсь, взаимное. Рад услышать голос дочери мистера Стюарта. По моим сведениям, вы находитесь в Ленинграде…
— Я в Москве, в «Национале».
— Чем я могу быть вам полезен?
— Моя фирма «Котильон» планирует поставки меховых изделий для генералитета Советской Армии…
— А!
Это «А!» было многозначительным. Но, пока собеседник терялся в догадках, нужно было, не останавливаясь, переходить в атаку.
— Мне нужно попасть на прием в Кремль. Я хочу лично увидеть этих русских воинов, желающих щеголять в новой форме.
— Прекрасная идея. Но вам придется удовлетвориться только моим описанием. Я не имею никакой возможности пригласить на прием третье лицо…
— Ни малейших шансов?
— Абсолютно никаких.
— Вы были со мной так любезны, — съязвила Натали.
Почти час пришлось Натали ждать связи с офисом Грега в Вашингтоне.
— Так уж это важно? — спросил Грег в ответ на ее просьбу.
Она представила себе, что подумал Грег, войдя в кабинет, сняв трубку и услышав ее крик о помощи из далекой Москвы. Вероятно, он ночью без особого энтузиазма занимался любовью со своей сексуально озабоченной женой, глотнул на завтрак охлажденного апельсинового сока, наскоро погладил по головкам еще не проснувшихся детей, завел мотор «кадиллака», пробился через автомобильные пробки, поручил негру из охраны отогнать машину на стоянку и теперь, раздраженный и не готовый к принятию каких-либо решений, выслушивает нелепую просьбу своей кузины. После свидания с Джервисом они не встречались ни разу и даже не звонили друг другу. Грег не выказал ни удивления, ни интереса к рассказу Натали. Он был сух и сдержан как никогда.
— Удачи тебе! — сказал он.
Связь прервалась.
Натали пошла в ванную. Едва она разделась, зазвонил телефон. Она узнала тусклый голос чиновника из посольства. Теперь он был более оживленным и ворковал, как голубок.
— Миссис Уоллес? У нас в семье случилась неприятность. Только вы можете выручить нас. Моя супруга неожиданно простудилась. Врач прописал бедной Каролин постельный режим. Она вся обложена грелками и глотает аспирин. А я обязательно должен присутствовать на кремлевском приеме. Каролин в отчаянии, что я буду скучать там один. Вы, по моим сведениям, свободны сегодня вечером…
— У вас абсолютно точные сведения. И я буду счастлива увидеть вас в материализованным образе, а не только общаться с вами по телефону…
В ответ Финни сделал не очень удачную попытку рассмеяться. Натали заранее решила подружиться с мистером Финни. Ей был необходим не только гид, но и союзник. Но Финни оказался на редкость неприветливым и непроницаемым типом. Внешне он походил на изрядно полысевшего президента Гарри Трумэна, отрастившего крохотные усики и облаченного в смокинг.
Он поддержал ее за локоток, когда она садилась в принадлежащий посольству лимузин с американским флажком на капоте, и шепнул на ухо, остерегаясь русского шофера, замершего, как каменное изваяние, на водительском месте:
— О сути дела потом. Сейчас вы моя внучка.
Натали чмокнула его в щеку.
— Спасибо, дедушка! Привет тебе от папы.
— Если он принялся вновь за старые дела, я могу это только приветствовать! — Финни на мгновение расплылся в довольной усмешке, как кот, лизнувший сливок.
Сотрудники ГАИ контролировали движение вдоль кремлевских стен, заворачивая посторонний транспорт и выстраивая правительственные ЗИЛы, «мерседесы» и «кадиллаки» иностранцев в одну линию, медленно втягивающуюся в Боровицкие ворота Кремля. Военные охранники в парадной форме и при всех регалиях внимательно изучали приглашения, заглядывали сквозь опущенные стекла в нутро роскошных автомобилей и по одному впускали их в узкий короткий туннель под Боровицкой башней. Дорога между кремлевских храмов, дворцов и служебных строений извивалась как змея. Натали попыталась завязать разговор с Финни, но «дедушка» был угрюм и молчалив. От него веяло металлическим холодом, как от бронзовой Царь-пушки или Царь-колокола с отколотым краем.
Снег сыпался с темного неба. В лучах прожекторов затеяли круговерть белые хлопья. Солдаты — вряд ли это были рядовые, но форма на них была солдатская — с медвежьим гостеприимством распахивали дверцы машин и раскрывали над выходящими на холод гостями черные казенные зонтики. Армейская прислуга — юноши, чьих подбородков еще не касалась бритва, — помогала прибывающим освободиться от верхней одежды, а женщинам указывала место, где они могли бы с удобством сменить уличные сапоги на выходные туфли. Мать рассказывала Натали об этом русском ритуале. Такое происходило везде — на приемах, в театрах, в ресторанах.
Финни провел Натали через последний кордон, и они оказались в огромном зале, залитом светом. Хрустальные люстры искрились под высоким потолком. В нарядной толпе мелькали лакеи с серебряными подносами, уставленными бокалами с шампанским. Глаза слепило от блеска бриллиантов на женских шеях, хрусталя и золотых армейских погон.