Выйдя на волю, Адольф почувствует реальную поддержку, усилит свою веру в единомышленников и наполнится энергией, которая поможет ему преодолеть скорые годы многих потерь и разочарований. Путь до политического Олимпа будет не легок. Но пока, попав домой, он с радостью примется поглощать пылким взглядом охапки букетов и россыпь лавровых венков, венчающих головы только самых отчаянных победителей…
Летом 1926-го вместе с учителем и однокашниками-гимназистами Гели приедет в Мюнхен на экскурсию, а заодно встретится с дядей. Возможно, именно в тот раз состоялся серьезный разговор о ее будущем. Не важно по чьему совету (матери или дяди, действовавших в этом вопросе согласовано), однако уже осенью 1927 года 19-летняя Гели поступает на медицинский факультет Мюнхенского университета (по неизвестным причинам исключена после зимнего семестра). Наверняка юную, очаровательную веселушку больше, чем медицина, увлекала музыка. По совету дяди она посещает знаменитого композитора и дирижера Адольфа Фогля (в других вариантах – Фогеля), считавшегося экспертом по произведениям Рихарда Вагнера, чтобы брать уроки пения. По свидетельству А. Иоахимсталера, «в одном из разговоров после войны Фогль признал, что Гели Раубаль бывала у него: она была очень жизнерадостной девушкой, и Фогль полностью исключает возможность ее самоубийства» (с. 243). И это весьма и весьма важное замечание!
Большинство биографов представляют Гели Раубаль как «цветущую, ростом около 170 см, предрасположенную к полноте, с красивыми карими глазами, темноволосую, необычайно жизнерадостную, самостоятельную и уверенную в себе, иногда склонную к упрямству, музыкальную – с красивым и приятным голосом, говорившую с австрийским акцентом. Она хорошо рисовала и интересовалась прикладным искусством. Так как она в школе много общалась с мальчиками, то не была застенчива, имела открытый характер и любила шутки. Можно сказать, это – большой ребенок, который всем нравился» (по описанию Юлиуса Шауба). Большинство авторов сходились в мысли, что Гели, имевшая славянскую кровь, была очень похожа на красавицу-славянку, но вместе с тем обладала прекрасными темными волосами. Основной ошибкой поспешливых биографов и всевозможных «знатоков Третьего рейха» (особенно из бывшего СССР) стала чья-то некогда запущенная ошибка о светловолосой Гели Раубаль, – как идеале арийский женщины, без взгляда на фото героини. «Ангела приехала с двумя дочерьми – Фридль и Ангелой Марией, которую домашние звали Гели. К этой живой девушке со светло-русыми волосами окружение Гитлера относилось по-разному» (А. Васильченко. Секс в Третьем рейхе. М., «Яуза», 2005, с. 91). То же самое – в переводной книге Эриха Шааке «Женщины Гитлера», вышедшей в издательстве «АСТ-Астрель» в 2003 году. «Первой большой любовью Гитлера стала Гели (Ангела) Раубаль, его двоюродная племянница. Впервые они встретились в 1925 году в Берхстегадене на юго-востоке Баварии. Недалеко от него Гитлер, став канцлером, построил свою резиденцию. Тогда он был просто очарован 17-летней светловолосой пухленькой девушкой с приятным, тихим голосом… Она (Ева. – Авт.) была такой же светловолосой, как и Гели, и сразу же понравилась фюреру» (Б. Соколов. Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой. М., «АСТ-пресс», 2006, с.с. 141, 143). А вот подобные «свидетельства» других авторов, печатавшихся в той же претенциозной, что и книга Б. Соколова, серии «Историческое расследование»: «В сентябре 1929 года Гитлер поселился в новой большой квартире на Принцрегентенплац. В качестве экономки он пригласил свою сводную сестру Ангелу. Накануне Рождества она, недавно потерявшая мужа, приехала в Мюнхен вместе с двумя дочерьми – Эльфридой и Ангелой, или просто Гели, которые хотели обучаться в баварской столице живописи и пению» (Л. Белоусов, А. Патрушев. Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко. М, 2001, с. 240). Если для авторов разница почти в 20 лет означает «недавно потерять мужа», – то о каком серьезном подходе к теме можно вообще говорить?! Допустить в одном абзаце сразу несколько неточностей – это довольно обычное на постсоветском пространстве явление, особенно если писатели обращаются к слишком неоднозначной и непростой теме истории времен Третьего рейха. Не избежала интерпретации (т. е. небрежного списывания из недобросовестных источников) и биография Евы Браун, и коль мы решились на цитирование глупостей, то упомянем и эту книгу, в которой на нескольких страницах приводятся факты из жизни нашей главной героини Евы Браун. «Они познакомились в 1929. Семнадцатилетняя дочь профессора католицизма и бывшей чемпионки по фигурному катанию… /Она с удовольствием работала секретарем-ассистентом у Генриха Хоффмана, редактора газеты «Volkischer Beobachter»… Появление в редколлегии миловидной блондинки не осталось незамеченным. Вскоре многие стали догадываться, в чем причина частых визитов Ади в здание редакции… /В это время он жил с девятнадцатилетней Анжелой Раубаль, которую нежно звал Гелией». Это из книги «100 великих любовниц» автора-составителя И. А. Муромова (М., «Вече», с. 431); многокнижная серия о 100 великих названа в газете «Литературная Россия» ста конфузами, – и поделом!
Но, справедливости ради, стоит указать, что желающим писать всегда было (и есть) откуда черпать как недостоверные факты, так и откровенную ложь. Во-первых, полагаясь на заидеологизированные труды советских историков; во-вторых, на бредовые измышления западных коллег-писателей, вроде Найджела Которна (смотри, к примеру, его книгу «Интимная жизнь диктаторов», состряпанную на пренебрежительных, зачастую даже извращенных личных домыслах, ничего общего не имеющих с реальными историческими фактами). А в-третьих, сомнительно полагаться на свидетельства западных авторов, писавших свои труды в послевоенное время, по горячим следам, но не избежавших ошибок в приводимом фактологическом материале (пожалуй, более логичны и серьезны труды наших западных современников, пользующихся уже многими открытыми архивами). Для наглядного примера приведу это предложение: «Въехав 3 сентября 1929 года в свою новую квартиру на Принцрегентенплац, Гитлер тут же пригласил к себе на должность экономки свою сводную сестру Анжелу, которая недавно овдовела и, как и ее дочери Эльфрида и Анжела, хотела учиться в Мюнхене живописи и пению» (Н. Ган. Ева Браун: жизнь, любовь, судьба. М., 2003, с. 16. Напомню, что американский журналист издал свою книгу еще в 1968 году.). Или еще: «Летом 1928 года Гитлер снял в Оберзальцберге у вдовы гамбургского промышленника виллу «Вахенфельд» за сто марок (25 долларов) в месяц и выписал из Вены овдовевшую сводную сестру Ангелу Раубал для ведения хозяйства в доме, который он впервые в жизни мог назвать своим[1]. Фрау Раубал привезла с собой двух дочерей – Гели и Фридл. Гели было двадцать лет. Пышноволосая, белокурая…» и т. д. – так вспоминал (!) очевидец времен становления Третьего рейха и также американский журналист Уильям Ширер, выпустивший книгу «Взлет и падение третьего рейха» (в русском переводе вышла в 1991 г.). Признаюсь, мне также приходится заглядывать в переводные иностранные источники, а потому, возможно, не всегда удается избежать некоторых ошибок в описании отдельных событий, приведении биографических дат или имен.
…Что удивительного в том, что Гели – девочка, рано потерявшая отца и практически его не помнящая, надолго застыла в детстве? Разве это не естественная защитная реакция? Что больше всего удивляет ее при первых встречах с дядей? – она поражена его желанием делать ей подарки и опекать. Впрочем, Гитлер был ответственным и добропорядочным родственником; встретив свою младшую сестру Паулу в 1920 году, после многолетней разлуки, на упрек, что ей было бы легче, если бы все эти тяжкие годы он давал о себе знать, Адик ответил: «Я сам ничего не имел и не мог тебе помогать; а если я не мог помогать, то и не хотел давать о себе знать…» и… «первое, что меня поразило, – он пошел со мной за покупками», – признавалась взрослая Паула.
Он, мужчина, умудрившийся взять жизнь, как берут быка за рога, он, даже оседлавший это строптивое животное, осознавал свой личностный долг перед семьей. Взять хотя бы первое завещание, написанное в 1938 году, где А. Гитлер четко определял размеры ежемесячного пособия своим родным, включая и Ангелу Раубаль-Хаммицш, с которой был в размолвке, и Фридль Раубаль-Хохэггер. Известно также, что свою младшую сестру Паулу, с которой они были слишком непохожи, слишком далеки, Адольф также всегда поддерживал; до 1945 г. она получала от брата ежемесячно по 500 рейхсмарок, а в апреле 1945-го по поручению Гитлера ей, приехавшей в Берхтесгеден, было передано Шаубом 100.000 рейхсмарок.
Изыскивая всякие неприличия в поведении взрослого дяди и его простодушной молоденькой племянницы, авторы друг за другом пересказывают факт, что когда Гели приходила на уроки музыки к заменившему Фогля преподавателю музыки Гансу Штреку («адъютант Людендорфа в дни путча, который убедил Гитлера, что девушку можно научить пению»), будто бы Гитлер «тайком пробирался в квартиру преподавателя, подслушивал из прихожей пение своей племянницы. Штрек его как-то поймал. Учитель пения нашел, что Гитлер вел себя «как влюбленный школьник», его поведение нельзя было назвать нормальным» (Э. Шааке. Женщины Гитлера. М., 2003, с. 104). Однако, во-первых, «тайком» пробраться в квартиру учителя было невозможно, потому что дверь приходящим открывала прислуга, во-вторых, что плохого ожидать несколько минут вне кабинета, где идут занятия? В-третьих, сведения о «влюбленном» Гитлере распространил все тот же Эрнст Ханфштенгль, а после позаимствовали другие авторы. На это же указывает и Эрих Шааке, взяв слова о влюбленности в кавычки и сделав сноску, однако мысль ему явно пришлась по душе, иначе бы он не сделал вывод о ненормальности чужого поведения. Впрочем, у самого Ханфштенгля мне встретилась другая фраза о тех же событиях: «Иногда он приезжал сам и заходил за ней до окончания урока, тихо входил и слушал из зала» (Э. Ганфштенгль, с. 175).