«Следующей ночью в 2 часа они снова постучались в дверь. Вошёл комендант и направился к жене недавно казнённого еврея. После ужасной кончины своего супруга она не переставала рыдать. Плакали также её трое детей. Их вывели. Мы думали, что их убьют. Но немцы оказались ещё большими изуверами. Их сначала изнасиловали внизу во дворе»[150].
Безнаказанность потворствовала сексуальному насилию. В Варшавское гетто эсэсовцы днем и ночью совершали похотливые рейды. Приглянувшимся женщинам приказывали раздеться и лечь на землю. Наиболее привлекательных тут же насиловали. На улице Франциска изуверы задержали сорок евреек. Их затащили в один из домов, заставили напиться и танцевать голыми. Затем их изнасиловали.
Из показаний чудом уцелевшего узника Варшавского гетто, врача-гинеколога:
«Массовые изнасилования происходили в стекольном магазине на улице Свитокер. Немцы прямо на улице хватали самых красивых и здоровых девушек, заставляя их упаковывать в магазине зеркала. Когда девушки завершали работу, их насиловали»[151].
Всё в показаниях выживших узников гетто верно, кроме одного — жертвы не могли определить национальную принадлежность насильников, одетых в форму вермахта, для них власовцы, украинские и латышские эсэсовцы, как и другие союзники Гитлера, — немцы.
Неизвестно, сколько женщин-военнослужащих за годы войны оказалось в немецком плену. Шпеер пишет, что триста женщин летом 1942-го были пленены в Крыму вместе с Приморской армией (думается, для 95-тысячной армии эта цифра на порядок больше). Вермахт, следуя идеологии Третьего рейха, не признавал пленных женщин военнослужащими и приравнивал их к партизанам.
По словам рядового Бруно Шнейдера, перед отправкой в Россию их ротный командир зачитал солдатам приказ, требующий «расстреливать всех женщин, которые служат в частях Красной армии». Не все командиры вермахта его выполняли. Около 600 женщин, по данным Шпеера, находилось в феврале 1943-го в лагере для военнопленных в Славуте. Многих затем перевезли на Запад и использовали в качестве рабочей силы на военных заводах и на швейных предприятиях. В концлагере Равенсбрюке пленные женщины шили обмундирование для войск СС и лагерную одежду для заключённых.
Однако были и ревностные исполнители приказа.
Итальянский солдат рассказал, что, в соответствии с соглашением между вермахтом и итальянской армией, всех пленных итальянцы передавали немцам. В сражении под Харьковом несколько женщин попало к ним в плен, и они передали их немцам. Те решили их расстрелять. «Женщины другого не ожидали. Только попросили, чтобы им разрешили предварительно вымыться в бане и выстирать своё грязное белье, чтобы умереть в чистом виде, как полагается по старым русским обычаям. Немцы удовлетворили их просьбу. И вот они, вымывшись и надев чистые рубахи, пошли на расстрел»[152].
Но даже приказ, требующий расстреливать пленных женщин-военнослужащих, можно по-разному выполнять. Из рассказа, прозвучавшего на встрече врачей и медсестёр 5257-го госпиталя[153]:
«В плен военных женщин немцы не брали… Сразу расстреливали. Или водили перед строем своих солдат и показывали: вот, мол, не женщины, а уроды. И мы всегда два патрона для себя держали, два — на случай осечки.
У нас попала в плен медсестра… Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мёртвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли её: глаза выколоты, грудь отрезана… Её посадили на кол… Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет».
Какой может быть честь германского офицера после сговора руководства вермахта с ведомством Гиммлера?! При освобождении нацистских концлагерей открылись страшные преступления гитлеровского режима, того самого, за который сражались немецкие офицеры, устроившие лишь однажды, в 1944-м, заговор против Гитлера, когда поражение рейха стало неизбежным и очевидным. За покушением просматривалась попытка собственного спасения и спасения рейха. Они знали, что их ждёт при приближающемся поражении Германии!
…Весной 1997-го, просматривая вместе с американским ветераном войны семейный фотоальбом, я наткнулся на фото, на котором он сфотографирован на фоне горы человеческих черепов (я уговорил его показать военный фотоальбом, когда он сказал, что в 1944 году участвовал в освобождении Парижа).
— Где это? — спросил я, указывая на фото.
— Маутхаузен.
Затем он рассказал, что Эйзенхауэр приказал провести через лагерь смерти все американские воинские части, находившиеся в непосредственной близости от Маутхаузена, и всех немцев — жителей близлежащих посёлков. Немцы при виде газовых камер прятали глаза и клялись, что ничего об этом не знали…
Но офицеры вермахта, служившие на Восточном фронте, также ничего не знали об массовых казнях евреев, проходивших в каждом населённом пункте, занятом вермахтом? Они впервые услышали о приказе Кейтеля вести войну самыми жестокими средствами без ограничения, и обязывающем войска применять любые жестокие средства даже против женщин и детей?
Решительно противодействовать нацистской верхушке вермахт не стал. Преступное меньшинство заставило повиноваться молчаливое большинство и сделало его соучастником своих преступлений. Как могло такое произойти? Читайте раздел «тест Эйхмана». Преступное меньшинство предопределило судьбу Германии.
15 апреля 1945 года 16-летний Дитер Борковский написал в своём дневнике о сцене, разыгравшейся в переполненном поезде городской электрички, отъехавшей с Анхальтского вокзала.
«С нами в поезде было много женщин — беженцев из занятых русскими восточных районов Берлина. Они тащили с собой всё своё имущество: набитый рюкзак… Ужас застыл на их лицах, злость и отчаяние наполняло людей! Ещё никогда я не слышал таких ругательств… Тут кто-то заорал, перекрывая шум: «Тихо!» Мы увидели невзрачного грязного солдата, на форме два железных креста и золотой Немецкий крест. На рукаве у него была нашивка с четырьмя маленькими металлическими танками, что означало, что он подбил 4 танка в ближнем бою. «Я хочу вам кое-что сказать, — кричал он, и в вагоне электрички наступила тишина. — Даже если вы не хотите слушать! Прекратите нытье! Мы должны выиграть эту войну, мы не должны терять мужества. Если победят другие — русские, поляки, французы, чехи — и хоть на один процент сделают с нашим народом то, что мы шесть лет подряд творили с ними, то через несколько недель не останется в живых ни одного немца. Это говорит вам тот, кто шесть лет сам был в оккупированных странах!»»[154]
Восточный фронт: солдатские бордели
Понимая, что у немецкого солдата помимо питания и санитарно-гигиенического обслуживания существует ещё и потребность в сексе, вермахт обеспечил солдат борделями (о них рассказывалось в разделе «чужие против своих»). Первоначально работали в них только представительницы «высшей расы».
Вторая категория публичных домов предназначалась для полицаев, власовцев и союзников Гитлера, у которых не было идеологических препятствий для спаривания со славянками. По расовым законам Третьего рейха высшей расе (арийской) запрещалось скрещиваться с низшей. Однако зачастую немецкие солдаты пренебрегали запретом и заскакивали в более дешёвое заведение.
На Восточном фронте повторилась проблема, возникшая на Западном фронте: несмотря на большое число борделей (более пятисот), снабжение солдат презервативами, а также строгий медицинский контроль, около миллиона немецких военнослужащих переболели венерическими заболеваниями. В лазаретах на лечении постоянно находилось 6800 военнослужащих[155]. Частично это связано было с тем, что бок о бок с вермахтом на Восточном фронте воевали испанские, румынские, итальянские и фламандские дивизии, в которых медицинский контроль был менее тщателен. Образовался замкнутый круг, по которому циркулировали венерические болезни: проститутки — солдаты — местные жители.
Отрывок из докладной записки начальника Санитарного управления Ленинградского фронта, составленной 1 февраля 1944 года о борделях, открытых немцами в Гатчине, и о заболеваемости населения венерическими болезнями[156]:
«[…] Немцами открыто культивировалось положение, что немецкому солдату нужна «женщина», и получение какой-либо работы в столовой, в прачечной, в мастерской включало в себе, почти как обязанность, выполнять работу не только по специальности, но и вступать в половые контакты с обслуживаемыми немцами. Отказ и сопротивление вели к немедленному увольнению с работы и избиению.
[…] Как в самой Гатчине, так и в районе организована была густая сеть домов терпимости. В дом терпимости в Гатчине первое время привозились только эстонские женщины, а в дальнейшем и русские. (Эстонки по Нюрнбергским расовым законам относились к «высшей расе» и обслуживали только немецких солдат, в то время как русские женщины первоначально «обслуживали» нещепетильных испанцев. — Прим. Р.Г.).
В Суйде был дом терпимости под названием «Пуф». В Дудургофе в доме терпимости содержали 8 русских женщин. Дом терпимости функционировал от 6 до 10 часов вечера и обслуживал большую воинскую часть.
В результате этого насилия и разврата в Гатчине, которая, как и остальная Ленобласть, считалась до войны с немцами благополучным по вензаболеваемости районом, стала быстро расти заболеваемость сифилисом и гонореей, которые занесли сюда немцы, а отчасти и испанцы[157].
Среди населения стали говорить о «немецком сифилисе» и «испанском сифилисе».
[…] были отмечены случаи изнасилования и заражения гонореей девочек в возрасте 4–5 лет и случай изнасилования и заражения гонореей 73-летней старухи, жены сторожа, которая явилась на амбулаторный приём с бурными проявлениями острой гонореи.