о заснуть. Вот что он за человек. Об этом я и говорю. Ведь кто угодно, увидев, как он уснул в такой момент, захотел бы ударить его. По крайней мере толкнуть или ущипнуть за нос. Если не верите, попробуйте сами выйти за него!
…Нет, никто больше не сможет выйти за него. Ведь его жена — я. При взгляде на лицо этого человека, так некстати заснувшего, меня вдруг захлестнула беспричинная ревность. Он мой, только мой! И у меня будет ребенок от него.
В том числе и ради нашего ребенка мне хотелось, чтобы муж занял более высокое положение, о чем я все время твердила ему, порой повышая голос больше обычного, но успеха он так и не добился. «Человек под каблуком у жены скорее добьется успеха» — эти слова матери были просто вздором? Или он и не был никогда под каблуком? Так или иначе, даже ежегодные повышения зарплат часто обходили его стороной. Хотя в фирме работало не так уж и много людей, окончивших Императорский университет, а он сам по себе очень работящий и прилежно трудился без опозданий, ранних уходов и пропусков — этого я бы не допустила, — даже премии у него были меньше всех; я все никак не могла понять, в чем же дело, и только потом узнала, что он просто забывает отметиться на регистраторе, и для заведующего отделом это выглядит так, словно он постоянно отсутствует на работе. «Одна мелочь портит всю картину, — с грустью подумала я, — в таком случае неудивительно, что зарплату ему не повышают». Когда же я строго указала ему на это, он пристально посмотрел на меня с непривычно жутким выражением лица и спросил: «Значит, если я буду постоянно обращать внимание на такие мелочи, то непременно обрету успех?» А затем, страшно уставший — наверняка из-за того, что взял на себя еще и чужую работу, — сразу лег спать и мгновенно уснул.
Девушка из торгового кварталаОда Сакуноскэ
Переводчик Полина Гуленок
Редактор Анастасия Вакар
«…Winter is gone, spring has come…»
До ушей Хидэёси, уткнувшегося в учебник, вдруг откуда-то донеслись отзвуки губной гармошки. Он сразу узнал в этой печальной, меланхоличной мелодии популярную в то время песню «Увядающий мискантус»[21].
«…Зима подошла к концу, наступила весна…»
…А затем подошла к концу и весна, наступило лето, на дворе стояло 25 июня, день Тэндзин Мацури[22], когда в квартале Сэтомоно все торговые лавочки, теснящиеся рядами вдоль улицы, стоят, с занавешенным входом и погасшими окнами, закрытые на праздник. В квартале Сэтомоно раз в год летом проводилась ярмарка фарфора Токимацури, а после, в то пограничное время, когда спрос на лед в Осаке то возрастал, то снижался, праздновался Тэндзин Мацури. Все подмастерья[23] в предвкушении праздника развязывали темно-синие шнурки на фартуках (которые носили все подмастерья в Сэтомоно) и, не дожидаясь наступления вечера, спешили полюбоваться праздничным шествием. После того как все они уходили, в округе неожиданно повисала такая тишина, что сложно было даже предположить, что это праздничный день.
В тишине сейчас слышалась лишь печальная мелодия «Увядающего мискантуса»: скорее всего, кто-то из подмастерьев не пошел смотреть парадное шествие, а тихонько закрылся в комнатке для прислуги и проводил праздничную ночь в одиночестве, лишь одним звукам гармони доверяя лелеемые в душе тайны. Стоило только подумать об этом, как мотив начинал казаться еще печальнее.
Хидэёси, который сейчас слушал его, тоже заперся и в одиночестве читал учебник. Нет, можно даже сказать, что он был вынужден запереться в одиночестве. Так или иначе, он хорошо понимал чувства этого незнакомца, играющего на губной гармони.
Хидэёси был одним из множества нищих подмастерьев Сэтомоно. В тринадцать лет, сразу после того, как окончил в Такэфути начальную школу префектуры Фукуи[24], он переехал в Осаку, где стал работником закусочной, и с того дня, как ему пришлось повязать поверх хлопчатого синего фартука темно-синий шнурок подмастерья, по сегодняшний день все десять лет не было утра, чтобы он вставал позже пяти, и вечера, когда он ложился раньше одиннадцати. Каждый день он был вынужден работать до изнеможения, уставал как собака, к тому же с утра к рису у него были лишь соленья, на обед — сушеные сливы, а на ужин — одни вареные овощи. Вдобавок, словно специально для того, чтобы он не ел слишком много, все было ужасное на вкус, поэтому он круглый год ходил голодный. И даже съесть иногда в ночной лавке более питательную порцию овощной тэмпуры[25] за пять рин[26] или шпажек якитори[27] по одному сэн пять рин было для него затруднительно, так как, кроме карманных денег, выдаваемых дважды в год — по сорок сэн в Обон[28] и на Новый год, — больше ему за работу не платили ни копейки. Все, на что мог надеяться такой, как он, — если он проработает здесь еще десяток лет, однажды хозяева позволят ему открыть свою лавку.
Единственными утешениями Хидэёси были мечта уехать в Токио и стать адвокатом, а также влюбленность в старшую дочь хозяина, Юкико. Однако ходили слухи, что Юкико, этой весной окончившую женский колледж Байка[29], следующей весной отдадут замуж за биржевого маклера из Китахамы[30].
Отчасти именно из-за дошедших до ушей Хидэёси слухов о будущем браке Юкико, хотя этой ночью у них была договоренность пойти любоваться на праздничное шествие вместе, в итоге он никуда не пошел и в одиночестве закрылся в комнате для прислуги. К тому же он боялся попасться на глаза приказчику Фудзиёси, который, кажется, начал замечать их с Юкико сближение. Поэтому Хидэёси опасался так открыто выходить с ней на прогулку. И потому, что на душе у него было неспокойно, он сейчас и вцепился в учебник так отчаянно, не желая терять ни секунды драгоценного времени.
Так или иначе, когда мелодия «Увядающего мискантуса» достигла ушей безутешного Хидэёси, на душе у него невольно потеплело. И, подумав о том, что если уж ему придется отказаться от госпожи, то уехать в Токио и выучиться на адвоката — единственный оставшийся путь, он взял себя в руки.
«…Winter is gone, spring has…»
— Хидэёси! Хидэёси!
«Настанет весна, и госпожу выдадут замуж, — когда он вновь невольно задумался об этом, откуда-то неожиданно послышался девичий голос. — Госпожа!» Хидэёси еще находился в смятении, узнав хорошо знакомый звонкий голос, а Юкико уже с шумом ворвалась в комнату вместе с легким ароматом духов.
— Хидэёси, ты идиот! Лжец!
Она запыхалась, и мягкие холмики ее грудей часто вздымались от быстрого дыхания. Хидэёси застыл, не в силах произнести ни слова, едва взглянув на нее.
— Я прождала целый час! — яростный взгляд ясных, отливающих зеленью глаз Юкико остановился на Хидэёси. — Так как мы собирались пойти вместе посмотреть на праздничное шествие, я улизнула под каким-то дурацким предлогом и ждала тебя на мосту, а ты, ты что в это время делал? Даже и не думаешь выдвигаться! Я же целую вечность стояла там в одиночестве, люди начали коситься на меня — уже небось думали, что я утопиться собираюсь. Это до того глупо выглядело, что в конце концов я сдалась и пришла сюда, и что же — ты все еще валяешься тут. Жестокий! Знать тебя не хочу.
— Прости…
— Чем ты тут занимаешься?!
— Учу английский.
— А, ты у нас умница и отличник, да? Подмастерье в закусочной в Сэтомоно, и учит английский! Да тебе памятник надо поставить. Не иначе как однажды профессором или министром станешь.
Стоило Юкико нарочито небрежно и легкомысленно произнести эти слова, как Хидэёси тут же вспыхнул и поджал губы.
— Госпожа, это ведь сарказм, да? А я учусь не для того, чтобы стать профессором или министром!
По характеру он был вспыльчив и легко обижался, если с ним обращались холодно или с насмешкой. Хотя Хидэёси и проработал подмастерьем уже десять лет, но почти не перенял нравы этого круга и в глубине души так и остался упорным, серьезным по натуре уроженцем Хокурику[31], стоящим на своем до последнего. Это Юкико любила в нем даже больше пригожей внешности.
— Да знаю я. Ты учишься, чтобы стать адвокатом.
— Верно. Я хочу стать адвокатом, — проворчал Хидэёси. — Нет, я непременно им стану. Моего отца обманул ростовщик, и из-за этого он попал в тюрьму. Если бы на суде у него был адвокат, все обошлось бы без заключения, но адвокаты не защищают тех, у кого нет денег. Богачи обращаются к адвокатам, подкупают прокуроров, и в итоге их либо оправдывают, либо все обходится штрафами, а бедняков, таких, как мой отец, чуть что — сразу отправляют на каторгу. Когда я стану адвокатом, я буду бесплатно защищать бедняков и помогать им.
Хидэёси произнес это на одном дыхании, и его глаза ярко светились от желания стать адвокатом. Неожиданно он показал пальцем на страницу учебника, лежащего перед ним.
— Юкико-сан, что это значит? Many stars is bright on the…
— …bright on the sky… Сверкают на небе. Many stars. Множество звезд… Это значит: «Множество звезд сверкает на небе», — заглядывая в учебник и радуясь возможности прильнуть к Хидэёси, объяснила Юкико, но тут же вновь встрепенулась. — Здорово, что ты хочешь стать адвокатом, но вот заставлять меня ждать одну — это совсем нехорошо, даже из-за учебы. Почему ты не пошел со мной на праздник?
— Потому что, если я приду туда с вами, кто-нибудь нас обязательно заметит.
— Ну и что? Это ведь совсем не то же самое, что идти с чужим мужчиной. Ты же из нашего дома!